— Не угадал, — не сдержалась Лола. — Он знаменитый человек.
— О-о-о! Джоши, дружище, ты это слышал? Знаменитый человек! Нашей принцессе с Юга подавай только лучшее. Я его знаю? — спросил Тайер у Лолы.
— Конечно, — гордо сказала она. — Филипп Окленд, писатель.
— Окленд? — вытаращил глаза Тайер Кор. — Бэби, да из него песок сыплется!
— Такой старикан, ему за сорок минимум! — возмущенно подхватил Джош.
— Он мужчина, — ответила Лола.
— Слышал, Джош? Он мужчина. А мы, значит, нет.
— Ты-то уж точно нет, — съязвила Лола.
— А кто я?
— Говнюк, — бросила она.
Тайер засмеялся:
— Раньше был нормальным, пока не приехал в Нью-Йорк и не влез в этот вонючий коррумпированный бизнес под названием «масс-медиа».
— Ничего, ты еще напишешь книгу, — встрял Джош. — Я тебе говорил, что Тайер станет великим писателем?
— Что-то не верится, — театрально закатила глаза Лола.
— Мне нравится, что ты прокладываешь себе путь наверх одним местом, — усмехнулся Тайер. — Я бы тоже с удовольствием, но меня не вдохновляет мысль о члене в заднице.
— Это нужно понимать метафорически, — вставил Джош.
— О чем ты говоришь с Оклендом? — спросил Тайер. — Он же старый.
— О чем говорят телки? — пожал плечами Джош. — Их что, говорить приглашают?
— Тоже мне знаток нашелся, — сказал Тайер, с отвращением глянув на Джоша.
Некоторое время разговор продолжался в том же духе, затем начали собираться гости. Пришла невероятно бледная девица с крашеными черными волосами и некрасивым лицом.
— Ненавижу королев красоты! — заорала она при виде Лолы.
— Заткнись, Эмили, она своя, — оборвал ее Тайер.
Прошло еще немного времени. Тайер поставил музыку семидесятых, все пили водку и выделывались под музыку, а Джош снимал все это на мобильник. Пришли еще две девушки и парень, высокие и красивые, как модели. Тайер представил их мажорными детками видных ньюйоркцев; если отпрыск не выглядит как модель, родители от него отрекаются. Девушку звали Франческа, у нее была привычка во время разговора размахивать длинными тонкими руками.
— Я тебя уже видела, — сказала она. — На премьере фильма с Николь Кидман.
— Да, — громко ответила Лола, чтобы перекричать музыку. — Я была с бойфрендом, Филиппом Оклендом.
— Обожаю Николь, — вздохнула Франческа.
— Ты с ней знакома?
— С раннего детства. Она приходила на мой тринадцатый день рождения. — Франческа увела Лолу в ванную поправить макияж. В ванной пахло несвежими полотенцами и рвотой. — Филипп Окленд классный. Где ты с ним познакомилась?
— Я его референт.
— Когда мне было шестнадцать, я встречалась с учителем. Люблю мужчин постарше.
— Я тоже, — усмехнулась Лола, глядя на Тайера и Джоша, затеявших дружескую встречу по боксу. Покрутив головой, она решила, что достаточно наказала Филиппа. — Мне пора.
Вернувшись на Пятую авеню, она застала Филиппа в кухне — он наливал себе бокал вина.
— Котенок! — воскликнул он при виде Лолы, поставил бокал и обнял любовницу, но когда он потянулся поцеловать ее и начал гладить грудь, Лола резко отстранилась. — В чем дело? — спросил он. — Я тебе звонил, ты не ответила.
— Я была занята.
— Вот как? — переспросил он, словно удивившись, что Лола нашла себе занятие. — Где ты была?
Лола пожала плечами:
— С друзьями.
Взяв бокал, она налила вина и направилась в спальню.
Окленд немного выждал и пошел за ней.
— Котенок, — начал он, присаживаясь рядом с ней на кровать. — Что ты делаешь?
— Читаю Star.
— Хватит дуться, — примирительно сказал Филипп, потянув журнал у нее из рук.
— Отстань. — Лола отвесила Окленду увесистый шлепок и углубилась в рекламу костюмов для Хэллоуина. — Нужно решить, кем переодеваться на праздник. Я могу одеться Линдси Лохан или Пэрис Хилтон, но я не знаю, в чем будешь ты. Или я могу одеться госпожой, а ты — бизнесменом вроде того, что живет в пентхаусе. Ну, которого ты терпеть не можешь.
— Полом Райсом? — сказал Филипп. — Этим мудаком, мистером Хеджевый Фонд? Лола. — Он погладил ее по ноге. — Я сделаю все, что ты захочешь, но не стану делать из себя клоуна на детском празднике.
Лола резко подалась вперед, зло посмотрев на него.
— Это Хэллоуин, — с нажимом сказала она, словно вопрос не подлежал обсуждению. — Я хочу повеселиться. Я хочу на вечеринку! Это же главный праздник года!
— Знаешь, что? — нашелся Филипп. — Одевайся кем хочешь, останемся дома и устроим собственный маленький Хэллоуин.
— Нет, — капризничала Лола. — Какой смысл наряжаться, если никто тебя не увидит?
— Я тебя увижу, — пообещал Филипп. — Или я никто?
Лола отвела глаза.
— Я хочу веселиться. Тайер Кор сказал, в отеле «Бауэри» будет отвязная вечеринка.
— Кто такой Тайер Кор?
— Парень, который пишет для Snarker.
— А что такое Snarker?
Лола шумно вздохнула, словно последний вопрос переполнил чашу ее терпения, отшвырнула журнал, встала с кровати и направилась в ванную.
— Как это получается, что мы никогда не делаем, чего я хочу? Почему мы должны постоянно ходить к твоим друзьям?
— Так уж случилось, что мои друзья — весьма интересные люди, — ответил Филипп. — Но так и быть, если ты хочешь пойти на ту вечеринку, сходим.
— И ты кем-нибудь оденешься?
— Нет.
— Тогда я пойду одна.
— Хорошо, — ответил он и вышел. Пожалуй, он слишком стар для подобных игр. Взяв телефон, он позвонил режиссеру «Подружек невесты», который, к счастью, оказался дома, и пустился в подробное обсуждение будущего фильма.
Через несколько минут Лола вошла в кабинет и остановилась, сложив руки на груди. Филипп взглянул на нее и отвел взгляд, продолжая разговор. Лола, кипя от злости, вернулась в гостиную. Не зная, как вывести его из равновесия, она вспомнила снимки из старого Vogue. Взяв журнал с полки, она громко шлепнула его на кофейный столик и открыла посередине.
Ее расчеты оправдались: вскоре Филипп вышел из кабинета, увидел фотографии и замер.
— Что ты делаешь? — жестко спросил он.
— Ты что, не видишь? Журнал смотрю.
— Где ты это взяла? — спросил он, подходя к ней вплотную.
— На книжной полке, — невинно ответила Лола.
— Положи на место.
— Почему?
— Потому что я так сказал.
— А ты кто? Мой отец? — задорно спросила она, радуясь, что от его спокойствия не осталось и следа.
Но Филипп не отреагировал на шутку и вырвал журнал у нее из рук.
— Это переходит всякие границы!
— Ты что, стесняешься?
— Нет.
— А, понятно, — протянула Лола, прищурившись. — Ты ее все еще любишь! — Она вскочила и кинулась в спальню, откуда тут же донеслись глухие удары, словно кто-то лупил кулаками по подушкам.
— Лола, прекрати, — поморщился Филипп.
— Как ты можешь любить меня, если все еще любишь ее? — завопила мисс Фэбрикан.
— Это было давно. И я не говорил, что люблю тебя, Лола, — твердо сказал он. Эти слова явно были лишними.
— Значит, ты меня не любишь? — Пронзительно завизжала Лола.
— Я не говорил, что не люблю, просто мы знакомы всего два месяца…
— Дольше! Десять недель как минимум!
— Хорошо, десять недель, — уступил Филипп. — Какая разница?
— А ее ты любил? — не отставала Лола.
— Хватит, котенок, не глупи, — сказал он, подошел к Лоле, которая попыталась — не очень решительно — его отпихнуть. — Слушай, я к тебе очень привязан, но о любви говорить еще рано.
Лола сложила руки на груди и заявила с упрямым видом:
— Тогда я ухожу.
— Лола, — взмолился Филипп, — чего ты от меня хочешь?
— Хочу, чтобы ты меня любил. И еще хочу пойти на ту вечеринку.
Филипп с облегчением вздохнул:
— Ладно, хочешь — значит, сходим.
Это вроде бы смягчило Лолу. Она потянулась к ремню его джинсов, затем ловко расстегнула молнию. Не в силах протестовать, Филипп запустил пальцы в густые волосы девушки, которая опустилась перед ним на колени. Незадолго до кульминации Лола на секунду вынула его член изо рта и, подняв глаза, спросила:
— Ты наденешь костюм?
— А? — очнулся Филипп от сладких грез.
— На Хэллоуин?
Филипп прикрыл глаза.
— Ладно, — решился он, рассудив, что удовольствие стоит костюма.
За неделю до Хэллоуина резко похолодало. Температура упала до минус одного, заставив ньюйоркцев усомниться в реальности глобального потепления и повергнув в уныние Тайера Кора. У него не было пальто, а холодный воздух властно напомнил, что его ждет третья промозглая зима в Нью-Йорке. Тайлер давно возненавидел холод и бизнесменов в длинных кашемировых пальто, кашемировых же шарфах и утепленных ботинках на кожаной подошве. Он ненавидел нью-йоркскую зиму — мерзкую слякоть на улицах, отвратительные грязные лужи в метро и свой пуховик с акриловым утеплителем, который приходилось надевать при минус пяти. Единственной надежной защитой от холода была дурацкая лыжная куртка, подарок матери на день рождения в тот год, когда Тайер переехал в Нью-Йорк. Она была в восторге от своего подарка — в плоских карих глазах появился восторженный блеск, что случалось нечасто, и Тайер Кор ощутил боль, оттого что его мать выглядела жалкой, и раздражение, оттого что он ее сын. Мать любила Тайера беззаветно, совсем не зная его и не догадываясь, что он на самом деле думает. Ее уверенность в том, что сыну понравился практичный подарок, выводила Тайера из себя. Ему хотелось залить гнев спиртным и заглушить наркотиками, однако в отсутствие других вариантов он покорно надевал лыжную куртку.
В середине дня середины недели, когда, по его прикидкам, большинство населения Америки занималось скучной и неблагодарной работой в офисах, Тайер Кор вышел из метро на Пятьдесят пятой улице и пешком отправился в отель «Времена года», где намеревался поесть икры и выпить шампанского под предлогом подготовки статьи о том, как привилегированные бездельники заполняют свой многочасовой досуг.
Это был его третий визит на официальный ленч, который устраивали раз в неделю для рекламы фильма (независимого, нередко хорошего, но всегда скучного). Гостям полагалось обсуждать премьеру — как участницам книжного клуба, куда ходила мать Тайера, романы, — но вместо этого собравшиеся пели друг другу в уши, как прелестно каждый выглядит, что особенно возмущало Тайера. Он считал их старыми, испуганными и никчемными. Тем не менее Тайер регулярно получал приглашения, поскольку еще не писал об этих ленчах в Snarker. До бесконечности тянуть не получалось, но на дан