В конце концов Лера испугалась растущей многозначительности их встреч и наврала Матвею про отца, который работает в полиции и страшно карает всех ее парней. Матвей поверил и до конца смены гулял с ее подругой. Завидовали теперь уже той – а Лера наслаждалась свободой от вынужденных встреч и тоже завидовала.
«Невзаимная любовь безопасна, – думала Лера, посматривая на Вэла. – Ты любишь не человека, а свои мечты о нем. Можно просто вообразить, какой он и что слушает ту же музыку и ходит в кино на те же фильмы. И говорит, как твой любимый герой, и ведет себя так, как тебе нравится. В реальности все иначе».
Не то чтобы она не задумывалась об этом раньше, но не признавалась себе, а значит – никому. А как только призналась, все стало понятно и просто – хотя бы внутри.
«Я люблю Вэла Снежина», – подумала Лера. И снова: «Я люблю Вэла Снежина». Время замедлило бег, позволяя рассмотреть это чувство повнимательней, и вновь рвануло наперегонки с летящей под колеса дорогой, встречным ветром и бьющимися о стекло насекомыми.
Глава 7. В теории трагично, но на практике встречается
Доехали затемно. В свете фар виднелись крыльцо, резные деревянные колонны и треугольный козырек над входом. От дома пахло сыростью и временем. Леру удивили почтовый ящик, по старинке прибитый к воротам, и звонок. Нужно было с силой потянуть за ручку, привязанную к витому шнуру, – в ответ из глубины дома донеслось звяканье колокольчика.
На крыльцо выскочила девушка – высокая, яркая, как тропическая бабочка, в платье, летящем за каждым движением. Ее руки, ноги и плечи покрывал ровный загар цвета топленого молока – не московский дачный, по которому можно понять, какая одежда на тебе была надета. Морской и заграничный. Лера внезапно подумала про Петра – вот кто сейчас не о море мечтает…
– Вэл, ох, Вэл, спасибо, что приехал! – Алиса обняла, нет, обхватила его платьем.
– Ульяна, Валерия, – представил он, высвобождаясь.
Алиса едва заметно им кивнула. Лера почувствовала аромат ее духов – старинный, но знакомый, запах церкви, в которую приходишь, потому что очарован ею.
– Ужин готов, мы ждали вас немного раньше, но Алевтина все разогреет.
Вэл за ее спиной состроил гримасу страдания.
– Ну наконец-то добрались! – Из столовой в облаке ванили и корицы появилась румяная женщина, похожая на сдобную булку. Просто удивительно, что у Алисы была такая мама. – Алиса, не стой, зови дедушку к ужину. Дорогие мои! Помыть руки можно там, вытереть здесь, туалет тут и на втором этаже, переодеться можно в той комнате, поторопитесь, пожалуйста, Евсей Игоревич не любит, когда опаздывают. И сюда, все сюда. Садитесь где вам удобно, только кресло Евсея Игоревича прошу не занимать.
Лера запуталась, что и в каком порядке нужно делать. Судя по выражению лица Ульяны, она тоже растерялась. Все трое дружно растерли по ладоням розовую пену, промокнули руки подсунутым полотенцем и потянулись в столовую, где уже было сервировано. Лера никогда не видела такого количества ножей и вилок. Она переглянулась с Ульяной. Та изобразила панику и выбрала дальний стул. Вэл хладнокровно сел по левую сторону кресла, которое нельзя было занимать. Лера осмотрелась и приземлилась рядом с Вэлом. Перед ней оказалась индейка, запеченная целиком, а значит, был шанс за ней спрятаться.
– Добрый вечер, молодые люди!
В комнату вошел худощавый мужчина с совершенно седыми волосами. Цепким взглядом окинул всю компанию и, опираясь на трость, опустился в кресло во главе стола. Ульяна и Вэл как по команде вскочили с мест, Лера последовала их примеру. Только когда профессор заправил салфетку за воротник, они позволили себе сесть.
– Как поживает Матушка? Здорова ли?
Некоторое время выпускники «Бересклета» вели светскую беседу с хозяином дома. Лера помалкивала, только успевала подглядывать за тем, как Вэл решает проблему выбора ножа, вилки и бокала к каждой смене блюд. Кажется, пока что ее полная неосведомленность в глаза не бросалась.
– Алевтина, а что, Софья так и не звонила?
– Велели передать, что задерживаются в театре, будут позже, – ответила сдобная женщина, и Лера догадалась, что это не хозяйка дома, а прислуга.
Алиса изящно расправлялась с салатом и бросала долгие взгляды на Снежина. Вэл, увлеченный беседой с Евсеем Игоревичем, знаков внимания не замечал. Зато их замечала Лера.
Как только Алевтина подала десерт, хлопнула входная дверь. Минуту спустя на пороге появилась дама, похожая на Алису. Лера ковырнула пирожное неправильной вилкой и улыбнулась, подражая Ульяне.
Софья моргнула Алевтине, поздоровалась с профессором и остановилась возле Снежина. Маленькая театральная актриса едва доставала макушкой ему до плеча, однако все равно над ним возвышалась. Протянула руку и кивнула, когда Вэл едва коснулся губами тыльной стороны кисти. И откуда он знает весь этот политес, с досадой подумала Лера. А внутри что-то гадко скреблось и пощипывало с того самого момента, как она ступила на порог этого дома, больше напоминающего музей. Вся его обстановка и обитатели словно играли раз и навсегда отрепетированный спектакль, в который вдруг вклинились трое случайных зрителей. Последние были вынуждены импровизировать, и это давалось им с трудом.
– Валентин, моя Алиса только о вас и говорит. Рада знакомству, – тепло улыбнулась Софья, присев напротив.
– Мам, зачем так сразу? – блеснула зубами Алиса.
– Я просто хочу, чтобы Валентин понимал: наша семья свободна от предрассудков по отношению к «Бересклету». Увы, вязники гибнут, и их несчастные дети тут ни при чем. Воспитанники Марии Вайс – достойные люди. А деньги… Для чего нужны родители, как не для помощи детям! Мы с Евсеем Игоревичем готовы поддержать молодую семью. Верно?
Профессор молча глянул из-под густых бровей, а затем вдруг перевел взгляд на притихшую Леру.
– Только если сами дети этого захотят, – сказал он. – Простите, но мы вынуждены вас оставить. Гостям не терпится разузнать о кое-каких артефактах вязников. Сердце радуется, когда молодежь тянется к истории.
Софья вздернула аккуратные брови, но возражать не стала. Профессор Реут жестом предложил следовать за ним. Алиса с матерью остались за столом. Выходя из комнаты, Лера услышала, как Софья равнодушно произнесла:
– По мне, ничего особенного, но если тебе так хочется…
– Напомни, пожалуйста, свое имя.
– Валерия Баринова.
– Баринова? Хм-м… – Евсей Игоревич отставил в сторону трость и, прихрамывая, подошел к высоким, во всю стену, книжным полкам. Узловатый палец поглаживал корешки книг так, словно это были домашние зверьки.
– Девичья фамилия моей мамы – Шанская.
– Виолетта Шанская! Но ты… Сколько тебе сейчас? Уже пятнадцать?.. Летит невозвратное время, – схватился за голову профессор. – Твой отец не вязник, верно?
– Все так.
– Помню Вету с Петром в твоем возрасте… Ну да чего теперь. Что за интерес у вас к Бездне? – В его исполнении слово прозвучало именно так, с заглавной буквы.
Только Лера приготовилась рассказать про обыск в квартире, Аша и своего пропавшего крестного, Ульяна оттеснила ее в сторону.
– Научный. Думаем, не податься ли в историки.
– Похвально, – кивнул профессор Реут, не скрывая скепсиса. – Тогда скажи мне, дорогая Валерия, что такое, по-твоему, вязь?
Ульяна и здесь попыталась прийти на помощь, но Евсей Игоревич жестом отклонил готовый сорваться ответ.
– Я понимаю, Ульяна Аркадьевна, что в «Бересклете» отличные педагоги. Но мне интересно услышать мнение взрослого человека, который узнал, что мир не таков, каким казался. И сама она не та, кем себя считала.
– Вязь – это невидимые нити, – сказала Лера, радуясь, что ее наконец-то признали взрослой.
– В целом верно. – Он довольно потер руки, отвернулся к книгам и принялся доставать то одну, то другую. – Вязничество – это способ воздействия на окружающую действительность. Как правило, на людей, потому что именно они в течение жизни оплетают себя многочисленными привязанностями. К другим людям, вещам, к определенному образу мыслей… Для них самих это не более чем привычки. Для нас – вполне себе материальная субстанция, которую можно увидеть и подержать в руках. То, что мы называем вязью, позволяет управлять людьми. Это наша огромная сила. Это волшебство.
От последнего слова волоски на руках Леры поднялись, как наэлектризованные.
– А предметы? – спросила она, вспомнив то, что говорил ей Ратников. – Почему с ними не получается?
– Предметы сами по себе ни с чем не связаны. Это мы в них нуждаемся, а не они в нас. Покупаем чашку, чтобы пить. Каждый день держим ее в руках, наливаем чай, любуемся ею, моем и убираем в шкаф. Но когда она разбивается, просто покупаем новую. Это очень тонкая и условная привязанность, поэтому схватить и удержать ее не каждому под силу. Я, например, очень люблю эту штуку…
Евсей Игоревич кивнул на массивное пресс-папье в форме глухаря.
– Купил в сувенирной лавке в Берлине и прикипел душой. Очень помогает, когда открываешь окно и ветер раздувает бумаги. – Он скрестил средний и безымянный пальцы и поманил ими бронзового глухаря. – Увы. Одним из парадоксов вязников является то, что манипуляция предметами внезапно удается старикам и, хм, безумным. Я старик, – улыбнулся профессор и беспомощно развел руками, – но предметы мне пока не поддаются.
«Круг замкнулся, – обреченно подумала Лера. С тоской глянула на замершую в отдалении Ульяну и притихшего Снежина. – Мы пришли к тому, с чего начинали. Я все-таки чокнулась, сбрендила, тронулась умом, и еще у меня чердак протекает…»
Кажется, последние слова она произнесла вслух. Евсей Игоревич замер и уставился на Леру, подслеповато моргая, – и вдруг тоненько захихикал с заразительностью, которой трудно было от него ожидать.
– Самое простое объяснение не всегда правильное! – Казалось, приступ веселья омолодил профессора. Во всяком случае, выглядел он намного бодрее, чем раньше. – А что, правда может? – обратился он к Ульяне. Та ограничилась кивком.