[28] – огромный, вонючий, толстый, коротконогий.
После этого он уже почти заснул снова.
Печаль, печаль, печаль.
«Какая может быть печаль?» – подумал он, однако тут же почувствовал какую-то боль внутри, вспомнив Семерых Девушек в Ожидании с Много Розовых Бабочек под живым, мыслящим деревом в стране движущихся камней, добрым правителем маленького озера и усеянного цветами лужка.
«Печаль, печаль, печаль», – сквозило в ночном ветре.
«Да какая может быть печаль? – сказал себе Пескоходец. – Только ненависть». Жители болот убили Летающие Ноги – когда он был еще ребенком, Летающие Ноги подчас приносил ему гостинцы. Они могут убить Кровавого Пальца и Съедобные Листья, девушку по имени Сладкий Ротик и его собственную мать.
Печаль.
Спой о печали.
«Нет, это не печаль, – подумал он, – это всего лишь ветер и дерево». Он сел на ветке, пытаясь уверить себя, что слышал одни только вздохи ветра в листве, а может, дерево шепталось само с собой о лучших местах. Но за что бы ни принять услышанный им звук – следовало признать, что он заблуждался насчет этого одинокого, стиснутого камышами дерева, – гнева в нем не было. Вообще не было… ничего.
Потерявшийся ветер вздыхал и жаловался, но не словами. Листва почти не колыхалась. Где-то очень далеко и высоко прогрохотал гром.
«Печаль, – пели голоса, – печаль, печаль. Одиночество. Грядет безбрежная, нескончаемая ночь».
То был не ветер, не дерево, а Дети Тени. Где-то. Пескоходец медленно, мягко произнес:
– Доброго утра нашей встречи. Я не одинок, я беспечален, и все же я спою вместе с вами.
«Печаль, печаль, печаль». Он припомнил, что говорил ему Старый Мудрец: «Коль скоро ты наречен тенедругом, то, прежде чем минует эта ночь, ты должен научиться, как позвать нас на помощь, если такая тебе понадобится». По-мальчишески безоглядно он надеялся освободить своих людей в одиночку, но если Дети Тени вообще способны ему помочь в этом деле, то было бы очень кстати позвать их.
– Одиночество, – протянул он напевно, потом сомкнул губы и отпустил свой разум в свободный полет к облакам над пустыми пространствами воды и камышей. «Грядет безбрежная, нескончаемая ночь».
«Печаль, печаль, печаль», – отозвались где-то далеко Дети Тени, но теперь в песне их разумов уже не так заметно прослеживались чистые эмоции, она стала частью ритуала, традиционным, приличествующим обстоятельствам откликом на призыв. Они услышали его.
«Приди к нам, о тенедруг. Помоги нам совладать с нашей печалью».
Он хотел было задать несколько вопросов, но понял, что не может. Как только мысли его отрывались от мыслепесни, как только он переставал выводить рулады и возносить мольбы вместе с другими, прикосновение тоже прерывалось, и он опять оставался один.
«Приди к нам, помоги нам, – пели Дети Тени. – Помоги нам совладать с нашей печалью».
Пескоходца передернуло при воспоминании о медведе-трупоеде, однако он слез с дерева. Где-то далеко в ночи насмешливо кричала птица. Было сложно определить, откуда доносится песня. Движения отвлекали, мешали задумываться об этом. Он остановился, постоял немного, прислонился к стволу дерева, закрыл глаза и запрокинул голову. «Печаль, печаль, печаль». Так, кажется, с северо-востока. От главного русла реки по диагонали. Он поглядел на небо, надеясь сориентироваться по Холодному Оку, – но там громоздились облачные слои, так что звезда если и показывалась, то лишь на краткие мгновения и снова пропадала.
Он зашагал в избранном направлении, зашлепал по мокрой грязи. Потом, немного смущенный шумом, остановился. Болото вокруг, казалось, прислушивалось к его шагам. Он возобновил движение и, пройдя несколько сотен шагов, приноровился идти достаточно тихо. Он поднимал колени так высоко, как мог, быстро и далеко переносил ногу и опускал ее изогнутой в колене, как ныряльщик. «Нет, – поправил он себя, – как болотная птица». Он вспомнил копейных жаб с их длинными оперенными лапами, крадущихся по берегам реки. «Теперь я и впрямь Пескоходец».
Но грязь засасывала, увлекала вниз, цеплялась за ноги. Несколько раз его охватывал внезапный испуг увязнуть окончательно, и маленькие зверьки, вроде скальных крыс, порскали во все стороны или ныряли глубоко в заводи, обеспокоенные его приближением. Что-то недоступное его взору посвистывало из тростниковых зарослей и черных, разверстых ночи устьев звериных нор.
«Печаль, печаль, печаль», – пели – теперь уже ближе – Дети Тени. Почва оставалась мягкой, но сплошного слоя воды поверх нее уже не было. Пескоходец скользил меж теней, замирая в неподвижности, когда облака закрывали светоносный лик планеты-сестры. На некотором расстоянии, но совершенно отчетливо прозвучал голос, тонкий голосок Дитяти Тени, однозначно настоящий, доступный уху, а не рожденный внутри сознания:
– Они выжидают, чтобы пленить его.
– Но он им не достанется, – возразил второй голос, гораздо менее четкий. – Он наш друг, и он… мы… убьем их всех.
Пескоходец скорчился, присев среди камышей. Пять минут прошло, десять – он не двигался. Над его головой облака уплывали к востоку, на их место наползали другие. Ветер колыхал тростники и что-то шептал. Спустя неопределимо долгое время голос, не принадлежавший Детям Тени, произнес:
– Они ушли, если вообще были. Они услышали их.
Второй голос презрительно хмыкнул. В сотне шагов перед ним, а может, и дальше, что-то задвигалось. Он слышал его лучше, чем видел. Когда миновало еще пять минут, он начал медленно поворачиваться налево.
Спустя час он выяснил, что окружен четырьмя мужчинами, расположившимися неправильным четырехугольником. Он полагал, что Дети Тени находятся в центре этого четырехугольника. Он был не охотником, но выслеживаемой добычей. Не то чтоб это ему было внове – дважды в детстве ему уже доводилось испытывать подобное. Он без труда мог раствориться во мраке и найти себе новое место для ночлега, а то и вернуться на старое. Вместо этого он пополз вперед, одновременно восхищенный и испуганный.
– Скоро светает, – заметил один из преследователей, и второй ответил:
– Но все же могут подойти другие. Тише.
Пескоходец добрался почти до центра четырехугольника. Он передвигался медленно, ползком, и вдруг нащупал руками воздух. Земли впереди больше не было. Он скатал комочек и запустил его вперед. Тот упал. Не прямо вниз, а по довольно крутому, но все же мягкому склону. Он вгляделся во тьму. Дитя Тени пронзительно зашептало:
– Мы тебя видим. Проползи еще немного вперед, если можешь, и протяни руки.
Он так и сделал. Рука его была встречена хваткой маленьких исхудалых пальцев, не как у человека, а как у живого скелета. Маленькая темная фигурка возникла впереди и внизу. Он вытянул вторую руку, и появилась другая фигурка. За нею третья – но первая уже растворилась в густых тростниках. Четвертая – и эта проскользнула позади. Пятая. Эта оставалась с ним. Он извернулся и, не поднимая головы от земли, стал ползти обратно тем же путем. Вокруг раздавались негромкие шорохи. Один из охотников внезапно сказал (ему почудилось, что голос прозвучал совсем рядом, почти у его уха):
– Глянь-ка.
Тут же раздался треск ломающихся камышей, затем – какие-то совсем уж беспорядочные звуки. Одесную его охотник вскочил из зарослей и бросился бежать. Подкравшееся из-за его спины Дитя Тени бросилось жителю болот под ноги, схватило его за лодыжки, и тот рухнул. Пескоходец почти немедля набросился на него, безжалостно вонзив напряженные, будто каменные, пальцы ему в шею. Сверкнула молния. Он увидел искаженное ужасом и болью лицо, а еще – две маленькие ручки, тянувшиеся вырвать жителю болот глаза.
Он навалился на врага, отлетел назад, поднялся. Тьма снова ослепила его. Жители болот жалобно вопили. Другие – более тонкие – голоса торжествующе кричали. Перед ним замаячила еще одна мужская фигура. Пескоходец умело ударил врага ногой, потом, ухватив за голову, заломил ее вниз и подставил колено. Отступил на шаг – Дитя Тени заскочило жителю болот на плечи, охватило бесплотными ножками горло, вцепилось пальчиками в волосы.
– Оставь его, – попросил Пескоходец, – надо уходить.
– Зачем же? – тихим счастливым голоском вопросило Дитя Тени. – Мы побеждаем!
Корчившийся в болевом приступе человек, которого оседлало Дитя, выпрямился и чудовищным усилием попытался скинуть его с себя. Ноги Дитяти сжались. Пескоходец глазом не успел моргнуть, как житель болот повалился на колени. Внезапно обрушилась тишина. Стало гораздо тише, чем было до того, как они обнаружили свое присутствие перед врагами, потому что насекомые и ночные птицы тоже замолкли. Ветер прекратил стонать в камышах. Голос Дитяти Тени сказал:
– Вот и все. Они превосходны, не так ли?
Пескоходец не был вполне уверен, что это уже все, и отвечал:
– Я не сомневаюсь в храбрости твоих сородичей, но ведь это я одолел двоих болотников.
Коленопреклоненный житель болот, весь дрожа, поднялся и под бдительным надзором Дитяти Тени заковылял прочь.
– Я не про нас, – сказал голос, говоривший с Пескоходцем. – Я про них. У нас довольно добычи для нескольких празднеств. Встретимся у ямы, где они держали нас. Приходи и увидишь сам.
– А ты не придешь?
Пескоходец вертел головой, пытаясь понять, откуда исходит голос, но не мог этого определить.
Ответа не последовало. Он обернулся и, руководствуясь своим превосходным чувством направления, направился к ловчей яме. Там находились все четверо пленников. Трое из них – с наездниками на плечах. Четвертый орал от боли и катался по земле, царапая окровавленными пальцами зияющие ямы на месте глаз. В болотной траве кралось еще двое Детей Тени.
Голос за спиной Пескоходца сказал:
– Слепца мы сегодня ночью съедим, а остальных отведем в холмы, чтобы поделиться с друзьями.
Слепой пленник завизжал.
– Мне бы хотелось увидать тебя, – сказал Пескоходец. – Это ты тот самый Старый Мудрец, с которым я беседовал три ночи назад?