– Нет.
Откуда ни возьмись появилось шестое Дитя Тени. Света было так мало, что даже острое зрение Пескоходца не позволяло ему различить больше, чем контуры и неясные формы предметов и людей. Пленников с наездниками на плечах он скорее ощущал, чем видел. Тем не менее шестое Дитя казалось вполне реальным, правда, значительно превосходило остальных возрастом.
Когда облака расступались и на землю проливался звездный свет, казалось, что лицо его покрыто изморозью.
– Лишь по твоему пению мы узнали в тебе тенедруга. Ты так молод. Истинно ли, что лишь три ночи назад ты присоединился к нам?
– Я друг тебе, – осторожно сказал Пескоходец, – но я не стал бы называть себя одним из вас.
– Разумом ты один из нас. Важен только разум.
– Звезды, – выдохнул слепец. Говорил не столько он, сколько его рана – цедила слова сквозь изгрызенные губы на языке бегущей крови. – Был бы тут наш звездопроходец Последний Глас, он бы тебе объяснил. Он умеет оставлять тело под звездами и устремляться за Дерущейся Ящерицей. Он видит так, как видит только Бог. Он знает то, что Он знает, и знает, как ему самому долженствует поступить.
– В моей стране есть те, с чьих уст слетают подобные речи, – заметил Пескоходец, – но мы отгоняем их на край скал. И даже дальше.
– Звезды говорят с Богом, – настойчиво шептал слепой пленник, – и река говорит со звездами. Те, кто смотрит на ночные воды, подчас видят в ряби грядущий звездоход. Мы приносим им в жертву жизни твоих соплеменников, тупой выходец с холмов, а если звезда сходит с назначенного места, мы очерняем воды кровью звездопроходца.
Старый Мудрец куда-то подевался, во всяком случае, Пескоходец больше не мог отыскать его среди молчаливых Детей Тени. Но голос заговорил снова:
– Хватит болтать. Мы голодны.
– Еще немного. Подождите. Я должен выпытать у него, что случилось с моей матерью и друзьями. Эти люди забрали их.
Слепец произнес:
– Сперва отгони нелюдей прочь.
– Отойдите, – попросил Пескоходец. Двое Детей Тени, которые ни у кого не сидели на плечах, отступили и укрылись в высоких травах, оставаясь, однако, поблизости.
– Они ушли, – известил слепца Пескоходец. – Теперь рассказывай про пленников.
– Это ты вырвал мне глаза?
– Нет, не я. Дитя Тени. Я ухватил тебя за горло.
– Но их песня призвала тебя.
– Это так.
– Потому-то мы и держим их в отдалении от всех людей, неподалеку от холмов. Иногда они заводят свои песни и как будто умножаются в числе – вплоть до двадцати, но не слишком заботятся о судьбе своих друзей, которых неизбежно съедят, случись им самим удрать [29]. А иногда мы теряем и то, что имели прежде, – как сейчас, хотя я не думал не гадал, что это станется со мной. Но я никогда не слыхивал, чтобы их песня призывала мальчишку.
– Я мужчина. Я делил ложе с женщиной и видел великие сны. Ты утопил Летающие Ноги, осквернил место божественной чистоты смертью. А что сталось с остальными?
– Ты попробуешь спасти их, Пальцы на Моем Горле?
– Меня зовут Пескоходец. Да, попытаюсь, если мне удастся.
– Они далеко на севере, – произнес жуткий голос слепца. – У великого наблюдательного места, что зовется Большое Око. В ловчей яме, которую мы зовем Другое Око. Но мое собственное око утеряно, как, впрочем, и другое; расскажи мне, как сейчас выглядят звезды? Мне надо знать, подходит ли сей час для смерти.
Пескоходец непроизвольно посмотрел вверх, но по небу бежали только облака. В тот же миг слепец прыгнул на него. Но Дети Тени оказались быстрее. Они тотчас накинулись на пленника, облепили его, как муравьи – падаль. Пескоходец пнул слепца ногой в лицо. Другие пленники, пользуясь случаем, дали деру.
– Отведаешь ли ты с нами этого мясца? – поинтересовался Старый Мудрец, когда слепого пленника удалось утихомирить. – Поскольку ты тенедруг и один из нас, ты, возможно, не испытаешь при этом отвращения. – Он появился снова, хоть и не принимал участия в драке со слепцом; во всяком случае, одна из туманных фигур явно принадлежала ему.
– Нет, – отказался Пескоходец, – я вчера насытился. Ты будешь преследовать тех, кто сбежал?
– Не сейчас. Если мы займемся этим, то уже точно их не догоним. А если мы оставим его одного, он тоже сбежит, даром что слепой. Конечно, можно было бы перебить ему ноги, но поблизости слоняется медведь-трупоед. Мы его унюхали незадолго перед тем, как ты появился.
– Я тоже, – кивнул Пескоходец.
– Ты желаешь остаться и поглядеть, как мы убьем его?
– Мне надо догонять остальных, – ответил Пескоходец уклончиво. Для себя он сделал вывод, что те кинулись вниз по течению, на север. К ловчей яме, именуемой Другое Око.
– Это хорошая мысль.
Пескоходец повернулся и зашагал прочь. Он не успел сделать и десяти шагов, как хлынул проливной дождь. Но даже тяжелый стук капель не помешал ему услыхать последний отчаянный вопль слепого пленника.
Пришел новый день, ясный и прохладный. Прежде чем солнце успело подняться над горизонтом на высоту вытянутой руки, последние облака утянулись с небосклона, оставив его темно-синим, почти черным, кое-где усыпанным бледными звездочками. В лугах тростники постанывали и шумели на ветру. Перелетная птица, управляясь с воздушными течениями так же ловко, как Пескоходец – с водными, пересекла небеса от края до края, пока он наблюдал.
Проследить путь троицы беглецов оказалось не особенно трудно. Болотники были собирателями, рыболовами, воинами, но не охотниками, по крайней мере в том смысле, какой придавался этому слову в горах. Он еще не видел их, но по сотне маленьких признаков мог заключить, что они совсем недалеко: согнутое растение все еще пыталось распрямиться, а отпечаток ноги в грязи все еще медленно наполнялся водой, когда он проходил мимо. Были тут и следы других людей. Преследуемые двигались по путям, отличным от дорог забав и забегов, а на равнине ощущалось чье-то присутствие; все было совсем не так, как у подножия гор, где на сотню верст вокруг не ступала нога человека, ибо, что бы ни присутствовало здесь, оно было бесстрастным, безжалостным и, погруженное в глубокие думы, внимательно и настороженно обозревало все и вся под облаками.
В то же время он ясно ощущал присутствие Детей Тени, следующих за ним. В последние ночные часы он слышал их песню Множества Полных Ртов, а чуть позднее – песню Дневного Сна. Теперь они затихли, но тишина эта не отменяла их присутствия.
Трое беглецов устали, судя по следам в грязи, они еле ноги волокли. Но справиться с ними в одиночку, без помощи Детей Тени, нечего было и думать. Собственно, они и нужны-то были ему лишь как наживка – средство заманить Детей Тени дальше в топи, где от них будет реальная польза. Он и сам очень истощился погоней. Найдя место достаточно сухое и просторное, чтобы на нем выросла пара кустов, он уснул.
– Где он? – спросил Последний Глас. Восточный Ветер, который все видел, показал ему.
– А, вон оно что! – сказал Последний Глас.
Они окружили Пескоходца в сумерках, сразу плотным кольцом. Они появились из-за его спины, потом с боков, потом выступили навстречу. Высокорослые, крепкие, большеглазые, покрытые шрамами. Он бегал по кругу, пытаясь проскользнуть в какую-то щелку, но жители болот свое дело знали. Они приближались, постепенно смыкая ряды, пока не встали плечом к плечу. Он надеялся только, что темнота опустится прежде, чем они схватят его. Но во мраке-то они его и поймали. Он оказал яростное сопротивление. Они крепко его отмутузили.
Они продержали его в плену пять дней, потом погнали за собой и гнали всю ночь. С первыми лучами рассвета его бросили в яму, именуемую Другим Оком. Там уже томились четверо. То были его мать, Ветви Кедра Качаются, и Съедобные Листья, и старый Кровавый Палец, а еще девочка по имени Сладкий Ротик.
– Сыночек! – закричала Ветви Кедра Качаются и разрыдалась. Она сильно исхудала.
Пескоходец полдня убил, пытаясь взобраться по стенкам Другого Ока. Он просил Съедобные Листья и девочку по имени Сладкий Ротик подталкивать его вверх. Потом заставил Кровавого Пальца отгрести осыпающийся с наклонной стенки песок, забраться на кучу, а Съедобные Листья – встать старику на плечи, упираясь в стенку, чтобы он сам, Пескоходец, мог залезть по ним еще выше и так спастись бегством. Но песок, слагавший стенки Другого Ока, был столь мягок, что их руки и ноги проскальзывали и утопали в нем, и чем глубже тела их погружались в песок, тем медленнее становилось восхождение. Кончилось дело тем, что Кровавый Палец потерял равновесие, и Пескоходец свалился на дно ямы. Все стало так же, как и было.
Спустя примерно час после полудня на краю ямы появился другой Пескоходец и долго смотрел вниз. Пескоходец-в-яме тоже глядел на него. Потом крепкие высокорослые болотники, украшенные шрамами, притащили длинную лиану и, придерживая один ее конец, опустили в яму другой.
– Вот этот, – сказал стоявший наверху Пескоходец и ткнул пальцем в настоящего Пескоходца.
Пескоходец отрицательно покачал головой.
– Тебя не принесут в жертву… пока еще. Вылезай.
– А мне дадут свободу?
Другой засмеялся.
– Тогда, если желаешь побеседовать со мною, братец, спускайся сюда сам.
Восточный Ветер покосился на тех, кто удерживал лиану, пожал плечами, делая вид, что потакает шутке, уцепился за нее и соскользнул вниз.
– Хотелось бы мне, чтобы ты выглядел попристойнее, – обратился он к Пескоходцу. – У тебя мое лицо как-никак.
– Ты брат мой, – сказал Пескоходец. – Я видел сны о тебе, и матушка рассказывала мне про тебя. Нас было двое. Омывая в реке, она держала меня, а ее собственная матушка – тебя. Потом явились люди болот и заставили мать моей матери сказать им твое имя, дабы получить над тобою власть. А когда она им его сказала, они убили ее.
– Я это все прекрасно знаю, – ответил Восточный Ветер. – Мой учитель, Последний Глас, поведал мне.
Пескоходцу показалось, что, втянув мать в разговор, он получит определенное преимущество, поэтому он сказал: