– Завтра? Ответ: да и нет.
– Что это значит? Кто умрет?
– Каждый день кто-нибудь да умирает, – сказал Старый Мудрец. – Я Дитя Тени, так вы нас называете. Помни об этом. Если звезды говорят со мной, то обыкновенно о наших собственных делах. Впрочем, поклоняться им глупо. Истина – это то, во что ты веришь.
– Это будет Ветви Кедра Качаются?
– Не она, – качнул головой Старый Мудрец. – Не завтра.
Пескоходец перекатился на другой бок и вздохнул с облегчением.
– Я не стану спрашивать про остальных. Я не хочу знать.
– Это разумно.
– Так зачем тебе бродить меж звезд?
– Зачем? Мы только что спели песню Слез для наших мертвецов. Ты полон мыслей о других умерших, и мы прощаем тебе то, что ты к нам не присоединился. Но позволь заметить, что песня Слез лучше твоих мыслей.
– Но она их не вернет.
– Хотели бы мы этого?
– Чего? – Пескоходец с некоторым удивлением обнаружил, что его обуревает гнев, и рассердился на себя за это. Старый Мудрец не стал отвечать, и он добавил: – О чем ты говоришь? – Высоко в небесах льдисто посверкивали равнодушные созвездия.
– Я только хотел сказать, – медленно ответил Старый Мудрец, – что, если б наша песня могла вернуть Наседку и Охотника из царства мертвых, разве стали бы мы ее петь? Разве мы бы не убили тем самым воскрешенных все равно?
Он заметил, что Старый Мудрец словно бы молодеет. Духи такие странные…
И тут же вспомнил, слегка уязвленный.
– Извини, если это неуместно, – сказал он со всевозможной вежливостью. – Наседка и Охотник – имена твоих умерших товарищей? Они ведь были и моими товарищами тоже, коль скоро я тенедруг. Как и Кровавый Палец, как и Съедобные Листья. Можно было бы почтить и их память тоже, сев тут кружком и рассказывая истории о них допоздна, но мне это место кажется неподходящим для подобных церемоний. Мне здесь не нравится.
– Я понимаю. До некоторой степени ты отражаешь в себе человека, которого звали Кровавый Палец.
– Мать его матери и моя мать были сестрами, или что-то вроде.
– Ты смотришь на моих товарищей, Детей Тени. Почему?
– Я и не думал, что у Детей Тени есть имена. Я всегда думал о них просто как о Детях Тени.
– Я знаю.
Старый Мудрец снова поглядел в небеса и смотрел довольно долго. Пескоходцу припомнились его слова о прогулках меж звезд. Спустя время (Пескоходец лежал, перевернувшись на живот и положив голову на руки, обоняя слабый соленый запах своей плоти) призрак произнес:
– Их зовут Гнилушка, Лебедь и Волынщик.
– Совсем как у людей!
– У нас не было имен, пока человеки не спустились с небес, – сообщил сонным тоном Старый Мудрец. – Мы были очень длинными и обитали в норах меж корней деревьев.
– Я думал, то были мы, – заметил Пескоходец.
– Извини, я перепутал, – сказал Старый Мудрец. – Вас нынче так много, а нас так мало, немудрено это.
– Ты слушаешь наши песни?
– Я из них сотворен. Некогда люди пользовались руками – когда у них вообще были руки – только для добывания пищи, но затем меж ними явились другие, умевшие летать от звезды к звезде. Оказалось, что первые умеют слушать песни вторых и посылать их вовне – и становятся те песни при этом гораздо, гораздо, гораздо громче и величественней. Вторые потом слышали песни, чувствовали их, проникались ими до костей, но это было бы невозможно, если бы их прежде не коснулись первые. Когда-то я был уверен, что смогу отличить первых от вторых. Теперь я больше не уверен.
– А я больше не уверен, сколько из сказанного тобою правдиво, – сказал Пескоходец.
– И, подобно искре, явившейся из сумрачной безмолвной пустоты, – продолжил Старый Мудрец, – сияющая форма опустилась в море в облаках пара…
Но Пескоходец не слушал его. Он пошел и лег между Сладким Ротиком и Семью Девушками в Ожидании, касаясь рукой каждой.
На следующее утро, незадолго до рассвета, лиана опять опустилась на дно ямы. На сей раз жителям болот не было нужды подгонять жителей холмов, чтоб те выбрались из Другого Ока. Они просто крикнули сверху, и пленники полезли по лиане, хотя и медленно, неохотно. На краю ямы стоял Восточный Ветер. Пескоходец, поднявшись по лиане вместе с тремя оставшимися в живых Детьми Тени, спросил у него:
– Как вели себя звезды этой ночью?
– Они были злы, очень злы. Последний Глас обеспокоен.
Пескоходец сказал:
– Я и сам так думал. Чего ж ты хотел – Стриж залетел прямо в волосы Женщине с Горящими Волосами. Едва ли Съедобные Листья и старый Кровавый Палец передали куда надо порученное им сообщение. Съедобные Листья, он такой, он всегда выполняет чужие просьбы, а вот старый Кровавый Палец, думается мне, поведал всем и каждому, чего вы на самом деле заслуживаете, поганцы. И я сам поступлю точно так же, если только вам вздумается отправить меня туда.
– Дурак! – воскликнул Восточный Ветер и попытался свалить его на землю. Сделать этого он не смог, и на помощь ему пришли двое жителей болот.
Спустился туман, оттого утро выдалось темным. Когда Пескоходец кое-как поднялся, его посетила мысль о том, что в нескольких длинах ноги над водой холодный темный туман сейчас гуще всего, и для побега лучше времени не сыщешь. Впрочем, не исключено, что жителей болот она посетила тоже. Двое шли рядом с ним и держали его за руки. Вчера путь к реке казался длинней. Он нарочно запинался, стражники подгоняли его, чтоб он шел в ногу с остальными пленниками. Над маленькими темными согбенными головами Детей Тени из тумана выныривали и снова исчезали в нем широкие бледные спины и затылки жителей болот.
– Мы ночью славно пировали, – сообщил один из конвоиров. – Тебя не пригласили, а? Но ничего, этой ночью сам там будешь.
– А звезды все равно злятся, – ответил Пескоходец горько.
В глазах стражника вспыхнула боязливая ярость, и он больнее заломил ему руку. Впереди в тумане раздались явно нелюдские вопли. Потом они стихли.
– Пускай наши звезды злы, – сказал второй житель болот, – зато животы ночью будут полны.
Двое болотников вышли им навстречу, следуя обратно тою же тропой. Каждый нес мертвое тельце Дитяти Тени. Пескоходец обонял запахи реки и в жуткой, надвинувшейся вместе с туманом тишине слышал шелест камышей о берег.
Последний Глас стоял на прежнем месте. Его высокую фигуру облекали тянувшиеся кверху от воды щупальца белесых испарений. Жители болот этим утром надели ожерелья, браслеты, ножные кольца и венцы, сплетенные из яркой зеленой травы, и пустились в медленный пляс на берегу. Там были женщины, дети и мужчины – все извивались и шипели в своем танце, как змеи. Восточный Ветер жестом отпустил одного стражника и прошептал на ухо Пескоходцу:
– Вполне возможно, нынче наше болото собирается вместе в последний раз. Звезды очень злы.
– Ты так боишься их? – испытующе спросил Пескоходец.
Но Восточный Ветер уже ушел, и стражники снова надвинулись на него. Они сбились в тесную дрожащую кучку – он сам, его мать, да последнее Дитя Тени, да пара девушек. Розовые Бабочки хныкала. Семь Девушек в Ожидании качала ее на руках, утешала бессмысленною болтовней да молилась Господу. Пескоходец обнял ее, и она спрятала лицо у него на груди.
Последнее Дитя Тени стояло сразу перед Пескоходцем. Глянув на него сверху вниз, Пескоходец заметил, что оно трясется. Рядом с ним стоял Старый Мудрец, и в тумане фигура его казалась такой тонкой и бесплотной, что его не замечал никто, кроме Пескоходца. Внезапно последнее Дитя тронуло Пескоходца за руку и сказало:
– Мы так любили тебя. Умрем вместе.
– Жуй свою жвачку, – бросил Пескоходец, – и разуверишься в этом.
Но ему вдруг стало стыдно обижать друга в последний час, поэтому он добавил мягче:
– Кто ты? Это ты мне показывал то, что жуешь?
– Я Волк [33].
Последний Глас затянул свою богомерзкую песнь. Пескоходец заметил:
– Ваш Старый Мудрец называл мне ваши имена: Гнилушка, Волынщик и еще какое-то, я уже забыл. Но такого имени он точно не упоминал.
– У нас есть имена для семерки, – сказало Дитя Тени, – и для пятерки. Имена для троицы тебе уже знакомы. Мое имя – это имя для одного. Только его собственное имя, Старый Мудрец, остается неизменным.
– Кроме тех случаев, – прошептал Старый Мудрец, – когда я принимаю другое имя, некогда свойственное мне, – Групповая Норма.
Теперь от него осталась только промоина в плотном тумане, имевшая форму человеческой фигуры.
Пескоходец посмотрел на стражников и заметил, как ему показалось, открывшуюся возможность – слушая заклинания Последнего Гласа, они расслабились, потеряли бдительность, отвлеклись. Все было в тумане. Река широка и укрыта в его пелене. Если на то будет воля Божья, он выплывет на глубину…
«О Господи Боже, добрый Хозяин…»
Он переступил хлюпнувшими ногами и попытался, проскользнув меж двух жителей болот, нырнуть и скрыться. Те сцапали его за длинные волосы, врезали кулаками в лицо и хорошенько наподдали под колени, а потом толкнули к другим. Семь Девушек в Ожидании, Сладкий Ротик и его мать пытались ему помочь, но он осыпал их проклятьями и оттолкнул, а потом кое-как омыл лицо горькой речной водой.
– Зачем ты так поступил? – спросило последнее Дитя Тени.
– Я хочу жить, вот почему! Ты что, не соображаешь, что через несколько минут они нас всех утопят?
– Я слышал вашу песню, – внезапно сказало Дитя Тени. – Я тоже хочу жить. Я, конечно же, не твоей крови, но я очень хочу жить.
– Мы должны умереть, – наставительно заметил шепчущий голос Старого Мудреца.
– Это мы должны умереть, – резко сказал Пескоходец, – а тебе-то что? Твоих костей они расщепить не смогут.
– Вместе с ним умру и я, – ответил Старый Мудрец, указав на последнего из Детей Тени. – Я наполовину твое творение, наполовину его, но без эха, создаваемого им, твой разум не сможет отзеркаливать меня.
– Я тоже хочу жить, – повторило последнее Дитя Тени. – Есть путь к спасению.
– Что? – воззрился на него Пескоходец.