– Люди бродят меж звезд, скручивают небеса, чтобы сократить себе путь. С той поры, как мы впервые очутились здесь…
– С той поры как они впервые очутились здесь, – вежливо уточнил Старый Мудрец. – Теперь я наполовину человек и знаю, что это мы всегда прислушивались к чужим мыслям, которым не было суждено прийти, слушали чужие мысли, а о себе как о человеках не думали. А быть может, они и мы суть одно – полузабытые и блуждающие в потемках, рыскавшие в памяти и буйно расцветшие.
– Песня девушки с маленьким ребенком ныне звучит в моем разуме, – сказало последнее Дитя Тени, – как и заклинание того, чье имя, по их словам, Последний Глас. Мне нет разницы, кто мы – одно или двое. Мы всегда отгоняли звездолеты своими песнями. Мы стремились жить так, как хотели, забыв, кто мы есть и кем были прежде, и пускай они скручивают небеса, – мы скручиваем их мысли. Что, если я сейчас спою призывную песню, и они явятся? Жители болот схватят их, и у них появится богатый выбор. Очень может быть, что выберут они уже не нас с тобой.
– Ты можешь сделать это в одиночку? – спросил Пескоходец.
– Нас так мало по сравнению с вами, что даже один кое на что способен. Другие ведь поют, как прежде, и звездолеты не увидят то, что пожелают. На миг моя песня прояснит их зрение, а скрученные небеса почти касаются нашего небосвода во множестве точек. Они не замедлят явиться.
– Это нехорошо, – сказал Старый Мудрец. – Мы очень долго бродили без забот в собственном раю. Было бы лучше нам всем умереть.
Последнее Дитя Тени с неожиданной прямотой ответило:
– Нет ничего хуже моей собственной смерти.
И тут что-то случилось. Отодвинулась и смялась завеса, укрывавшая мир. Это произошло мгновенно: река, туман, трясущиеся в танце жители болот, выкликавший свои заклинания Последний Глас и они сами остались неизменными, но то, что случилось, было больше и важнее всего этого. Пескоходец так и не заметил, что это было, и тут же понял, что занавес нависал над миром всегда, но теперь бессмысленно пытаться припомнить, как он в точности выглядел. Небо открылось. Между птицами и солнцем ничего не было. Туман, крутившийся вокруг Последнего Гласа, мог теперь подняться до самой Женщины с Горящими Волосами. Пескоходец взглянул на последнего из Детей Тени и увидел, что оно плачет, а у него в глазах ничего не отражается. Он и сам чувствовал нечто подобное, а потому, обернувшись к Ветви Кедра Качаются, спросил:
– Матушка, какого цвета теперь мои глаза?
– Зеленого, – отвечала Ветви Кедра Качаются. – В этом свете они кажутся серыми, но на самом деле они зеленые. Глаза всегда такого цвета.
За нею Семь Девушек в Ожидании и Сладкий Ротик пробормотали:
– Зеленого.
И Семь Девушек в Ожидании прибавила:
– И у Розовые Бабочки тоже зеленые глаза.
Тогда красная, цвета засохшей крови, искра пронизала туман высоко на севере, там, где Океан извивался под серым небом, как уж. Пескоходец увидал ее первым из всех. Она стремительно увеличивалась в размерах, гневно сверкала, издавала свистящий шум, снижаясь к воде. Одна из танцовщиц на берегу вскрикнула и указала на шипящее пятно красного пламени. Шум был, как в грозу, когда молнии валят деревья. Следом за первой красной звездой явились еще две. Всеобщий вопль встретил их. И когда звезды сотрясли землю, жители болот обратились в бегство. Сладкий Ротик и Семь Девушек в Ожидании обвили руками стан Пескоходца и укрыли лица у него на груди. Стражники-болотники, охранявшие их, бросились наутек, роняя травяные браслеты и плюмажи.
Последний Глас остался стоять. Его заклинание оборвалось, но он не пытался скрыться. Пескоходец подумал, что в глазах его видно отчаяние, как у загнанного зверя, который вот-вот обернется и сам подставит глотку челюстям кокошникового тигра.
– Идем, – сказал Пескоходец, отстранив девушек и взяв мать за руку.
– Нет, – возразил голос Старого Мудреца у него в ушах.
За их спинами чьи-то ноги зашлепали по воде. Это оказался Восточный Ветер.
– Ты сбежал, – сказал Последний Глас, завидев его.
– На миг, – признался Восточный Ветер, – но потом я вспомнил.
В его голосе звучал стыд.
– Я не стану с тобой разговаривать, – ответил Последний Глас и, отвернувшись, поглядел на Океан.
Пескоходец бросил:
– Мы уходим. И даже не пытайся нас задержать.
– Погоди.
Восточный Ветер нашел взглядом Ветви Кедра Качаются.
– Скажи ему. Погодите.
– Он тоже мой сын, – обратилась она к Пескоходцу. – Подожди немного.
Пескоходец передернул плечами.
– Братишка, чего тебе от нас надо? – спросил он язвительно.
– Это работа для мужчин, а не для женщин, и, – Восточный Ветер покосился на последнего из Детей Тени, – для таких, как оно. Скажи им, чтоб уходили к берегу и вверх по реке. Я клянусь, что ни один обитатель болот не причинит им вреда.
Женщины удалились. Последнее Дитя Тени сказало:
– Я все же подожду тебя на берегу.
Восточный Ветер обессиленно кивнул.
– Ну что, братишка, – сказал Пескоходец, – укажи мне путь.
– Пока звезды не сходят со своих мест, – медленно проговорил Восточный Ветер, – звездопроходец волен творить суд и расправу. Но если звезда падает, реку должно замутить его кровью, чтобы забылись проступки. Канон диктует ему это. Любой окрест может ему помочь.
Пескоходец вопросительно воззрился на брата.
– Я проведу избиение, – сказал Восточный Ветер, – ибо я это могу [34]. Но я люблю его. Мне может не хватить духу бить достаточно сильно. Помоги мне. Ты должен. Идем же.
Они вместе направились к реке и на противоположном берегу нашли дерево с белой древесиной, вроде того, какое приснилось Пескоходцу растущим в великом кольце вокруг ложа Восточного Ветра. Корни древа уходили в горькую воду. Выбрав ветвь не толще пальца, Восточный Ветер расщепил ее и протянул Пескоходцу – ветка еще подрагивала. Длиной она не уступала его собственной кисти, на дальнем конце сидел маленький моллюск. От ветки исходил запах придонного ила. Пескоходец долго изучал ее. Тем временем Восточный Ветер вырезал себе другую такую же. Ими-то они и пороли Последнего Гласа, пока кровь не перестала сочиться из его ран. Маленькие, острые, как лезвия, плетки в крошево раскроили белую плоть его спины.
– Он был рожден в холмах, – изрек Восточный Ветер, – все звездопроходцы должны происходить с высокой стороны.
Пескоходец швырнул окровавленную плетку в воду.
– Теперь что?
– Ничего. – Глаза Восточного Ветра поблескивали от слез. – Его тело нельзя есть. Пусть уплывет в Океан и сим завершит жертвоприношение.
– Ты теперь правитель болот?
– Мою голову следует обжечь так же, как его. Но потом – да.
– С какой стати мне оставлять тебя в живых? Ты не колеблясь утопил бы нашу мать. Ты нелюдь. Я могу убить тебя. – Прежде чем Восточный Ветер открыл рот для ответа, Пескоходец повалил его наземь, схватил за волосы и оттянул голову назад.
– Если он умрет, – шепнул Пескоходцу Старый Мудрец, – часть тебя самого умрет вместе с ним.
– Пусть подыхает. Это ты – та часть меня, которую я бы хотел убить.
– А он бы тебя убил?
– Он бы нас всех утопил.
– Он должен был. А теперь ты убьешь его – из чистой ненависти. Убил бы он тебя по этой причине?
– Мы с ним похожи, – сказал Пескоходец и пинал Восточного Ветра ногами, пока тот не отполз в реку, и вода, покрыв его голову, не стала заливаться в глаза.
– Есть способ это выяснить, – произнес Старый Мудрец, и Пескоходец увидел, что последнее из Детей Тени опять ступило в реку. Поймав взгляд Пескоходца, оно повторило:
– Есть способ.
– Ладно. Какой?
– Позволь ему встать, – сказало Дитя Тени и, обращаясь к Восточному Ветру, продолжало: – Вы поедаете нас, но вам ведомо, что мы волшебники.
– Мы это знаем, – ответил Восточный Ветер, продышавшись.
– Своею властью я сверг звезды с небес, но теперь я покажу тебе волшбу еще более великую. Да станет Пескоходец тобою, а ты – Пескоходцем, – произнесло Дитя Тени и, быстрее атакующей змеи рванувшись вперед, вонзило зубы в руку Восточного Ветра. Пескоходец увидел, как лицо близнеца обмякло, а глаза уставились куда-то в пространство, на вещи, недоступные ему самому.
– То, что было у меня во рту, ныне в его венах, – пояснило Дитя Тени, довольно утирая кровь Восточного Ветра с губ. – И он решит, что ты стал им, ибо я так сказал и он мне поверил.
У Пескоходца рука устала стегать Последнего Гласа плетью, и он досадливо потер ее.
– Откуда нам это знать?
– Он сам нам вскоре скажет.
– Ай, что за детские игры. Он должен был подохнуть.
Пескоходец пнул Восточного Ветра, спихнув его в воду, и удерживал там, пока тело не обмякло.
Выпрямившись, он обернулся к последнему из Детей Тени и произнес:
– Я сказал.
– О да.
– Но я уже не знаю, кто я такой – Пескоходец или Восточный Ветер в его сновидении [35].
– И я тоже, – сказало Дитя Тени. – Но смотри: вниз по течению что-то происходит. Пойдем посмотрим?
Туман развеялся. Пескоходец посмотрел туда, куда указывало ему Дитя Тени, и увидел, что в том месте, где Великая Река впадала в Океан, на водах плавает какая-то зеленая громадина. На песке подле нее стояли трое людей, а к их рукам и ногам пристали листья [36]. Они осматривали распростертое там тело Последнего Гласа и оживленно переговаривались на языке, которого Пескоходец не понимал. Когда он подошел ближе, они протянули к нему раскрытые руки и засмеялись, но они не поняли, что раскрытые руки означают (или некогда означали) отсутствие у незнакомцев оружия. Его соплеменники не знали, что такое оружие. В ту ночь Пескоходец видел во сне, как он умер, однако долгое время видений закончилось.
V. R. T
Но не воображай, будто ты мне хоть сколько-то интересен. Ты меня согрел, а сейчас я опять ухожу – слушать голоса ночи.