[41], иногда упоминает об историях, рассказанных ему дедом про первые дни человека на Сент-Анн. Ему (то есть Роберу Кюло-младшему) на вид около пятидесяти пяти земных лет. Он владеет лучшим на весь Французский Причал магазином готовой одежды.
Месье Робер Кюло-мл. (далее К.): Да, старик часто рассказывал мне про этих аннезийцев, как вы их называете, доктор Марш. Он много таких историй знал, и все они были разные.
Если быть точным, он говорил, что аборигены принадлежали к разным расам. Другие придерживались мнения, что существовала только одна раса, но другие были в этом сведущи куда меньше. У него была любимая присказка: «Для слепца все кошки черны». Вы говорите по-французски, доктор? Жаль.
Я: Вы не могли бы указать мне примерную дату – когда ваш дед в последний раз видел живого аннезийца, месье Кюло?
К: За несколько лет до его собственной кончины… дайте подумать. Да. Где-то за три года до этого. Он был прикован к постели весь следующий год, а еще через два года смерть унесла его.
Я: Итак, это было примерно сорок три года назад?
К: Э-э, вы не доверяете старому человеку, так? Невежливо! Вы все так себе говорите: французам нельзя доверять. Вот что вы держите на уме.
Я: Напротив, я очень заинтересован.
К: Дед отправился на похороны друга. Это его так расстроило, что он решил пройтись пешком. Еще незадолго до того, будучи лишь немного моложе, он много ходил пешком, понимаете? И только за несколько лет до той последней болезни он забросил прогулки. Но сердце у него пошаливало, так что он снова отправился подышать свежим воздухом. Я играл в шашки с моим отцом, его сыном, и я был там, когда он вернулся.
Как он описывал своего indigène?[42] (Смеется.) Я так надеялся, что вы об этом не спросите. Видите ли, мой отец тоже над ним посмеивался, и это дедушку очень сердило. В отместку он изъяснялся с отцом только на скверном английском, нарочно коверкая язык, а это, в свою очередь, бесило отца. Он сказал, что мой отец зря просидел сиднем весь день и ничего не увидел. Надо сказать, что мой отец потерял обе ноги на войне. Для меня это, пожалуй, удача. Ведь если б он их не лишился, то, возможно, потерял бы много больше?[43]
И вот я задал ему тот же вопрос, какой вы сейчас задали мне, – как они выглядели? Я передам вам его ответ, но вполне вероятно, что вы разуверитесь в надежности его слов.
Я: А вы не думаете, что он просто подшучивал над вами с вашим отцом?
К: Он был честным человеком старой закваски. Он никому никогда не лгал, вы это поймите. Все, что он мог, – это, однако, преподнести истину так, чтобы она стала похожа на небыль. Я спросил его, как выглядело это существо. Он сказал, что временами оно напоминало человека, а иногда – живую изгородь.
Я: Живую изгородь?
К: Или мертвое дерево – как-то так. Позвольте, я соберусь с мыслями. Вот как он сказал, насколько мне помнится: «Иногда как человек, иногда как старое дерево». Я не знаю, что он имел в виду.
Месье Кюло любезно указал мне нескольких членов французского землячества на Французском Причале, которые, по его словам, могли бы пойти со мной на контакт. Он также упомянул, что доктор Хагсмит, врач, пытается изучать некоторые культурные традиции аннезийцев. В тот же вечер мне удалось повидаться с доктором Хагсмитом. Он говорит по-английски и считает себя фольклористом-любителем.
ХАГСМИТ: Сэр, мы с вами на разные кнопки нажимаем. Я не пытаюсь принижать ваши исследования, но я сам занят немного не тем. Вы пытаетесь установить истину. Я боюсь, результаты ваших поисков окажутся на редкость скудны. Я же разыскиваю небылицы-побасенки и нарыл их уже целую гору, видите?
Я: Вы хотите сказать, что ваша коллекция содержит множество записей об аннезийцах?
Х: Тысячи, сэр. Я прибыл сюда молодым врачом двадцать лет назад. В те дни мы думали, что к нынешнему моменту здесь возникнет великий город. Не спрашивайте меня почему, но мы так думали. Мы так тщательно все распланировали: парки, музеи, стадион. Мы полагали, что у нас есть все необходимое для этого. Так оно и было, за исключением людей и денег. У нас и сейчас есть все необходимое. (Смеется.)
Я начал записывать истории об аборигенах постепенно, в ходе моей практики. Видите ли, я пришел к выводу, что эти легенды оказывают определенное воздействие на людские умы, а людские умы – на болезни моих пациентов.
Я: Но сами вы никогда не видели аборигена?
Х: (Смеется.) Нет, сэр. Но я, вероятно, лучший из живущих здесь экспертов по этому вопросу. Спрашивайте меня о чем угодно, я вам процитирую главу и стих.
Я: Отлично. Аннезийцы все еще существуют?
Х: Так же, как и до того. (Смеется.)
Я: Где они обитают?
Х: Вы хотите сказать, в какой местности? Некоторые ведут кочевой образ жизни в глуши. Живущие вблизи ферм в основном выбирают себе дальние неприметные уголки, но иногда один-двое могут забрести в коровник, а то и обосноваться под крышей дома.
Я: Их часто видят?
Х: О нет, исключительно редко. Обычно они принимают форму какой-нибудь скотины или предмета обстановки – стоит кому-то на них глянуть, становятся стогом сена или что-нибудь в этом роде.
Я: Люди и в самом деле приписывают им такие способности?
Х: А вы разве нет? Если в это не верить, то куда же тогда они все делись? (Смеется.)
Я: Вы сказали, что аннезийцы в большинстве своем проживают в глуши?
Х: В дебрях, на пустошах. Это словечко, которым мы тут привыкли пользоваться.
Я: А как выглядят эти?
Х: Как люди. Но цвета камня, с длинными нечесаными волосами – кроме тех, у кого волос нет вообще. Некоторые выше нас с вами и очень сильны, другие меньше ребенка. И не спрашивайте меня, насколько малы бывают дети.
Я: Представим себе на минутку, что аннезийцы существуют в действительности. Если бы я отправлялся на их поиски, куда бы вы мне указали путь?
Х: Обойдите пристани. (Смеется.) Или святые места. Эй, ну вы даете! Вы не знали, что у них были святые места, правда ведь? А они у них были, и даже несколько, доложу я вам, сэр, и притом все это было окружено довольно сложной и хорошо структурированной, но очень странной религией. Когда я впервые явился сюда, до меня дошел слух о великом жреце – или великом вожде, как бы там его ни называть. В любом случае он занимал явно более высокое положение, чем обычный абориген из легенд. Тогда железную дорогу только-только построили, дикие звери еще не привыкли к ней, и много хороших животных погибло. Люди видели, как этот паренек бродит вдоль путей, то поднимаясь по насыпи, то спускаясь в овраг, и воскрешает их. Его прозвали Золоходец. И другими именами вроде этого. Нет, не Золушкой, я знаю, о чем вы подумали. Золоходец, так его называли. Однажды жене погонщика скота отрезало руку проезжавшим поездом – я полагаю, она наклюкалась и решила вздремнуть на путях, – и погонщик привез ее в лазарет. Сюда. Ну что ж, они, как обычно, взяли себе замороженную руку из банка органов и пришили ее той женщине. Но Золоходец нашел отрезанную руку и вырастил из нее новую женщину. Так и получилось, что у погонщика скота стало две жены. Естественно, вторая, та, которую сделал Золоходец, была аборигенкой – во всем, кроме одной руки, поэтому аборигенская конечность повадилась воровать, а человеческая все время возвращала украденное на место. Кончилось дело тем, что доминиканцы ополчились на несчастного погонщика за то, что у него так много жен, и тот решил, что выращенная Золоходцем жена должна уйти, хотя без двух человеческих рук она даже хворост толком не могла собирать, понимаете ли…
Я вас удивил, сэр? Понимаете ли, аборигены не были людьми и не умели изготавливать орудия труда. Они забирали их себе, они хорошо за ними следили, но они ничего не могли сделать или соорудить с их помощью. Волшебные животные, если угодно. И только животные[44]. На самом-то деле… (смеется) для антрополога вы на редкость нелюбознательны и плаваете в своей предметной области. Это было простейшее испытание, придуманное французами. И, как считается, они применяли этот метод у брода, прозванного Бегущая Кровь, – останавливали каждого, кто там проходил, и заставляли его вырыть лопатой яму…
Кот прыгнул на расколотый подоконник офицерова окна. Он был крупный, черный, весь в шрамах, с единственным глазом и сдвоенными когтями – кладбищенский кот из Вьенны [45]. Офицер шуганул его, а когда кот не ушел, начал медленно, очень осторожно, чтобы не спугнуть приблуду, подкрадываться к своему пистолету. Но в тот момент, когда пальцы хозяина кабинета коснулись приклада, кот издал звук, подобный шипению утюга, упавшего в масло, и опрометью соскочил с подоконника.
Месье д’Ф.: Священные места, месье? Да, у них было много таких мест. По крайней мере так считалось. Везде, где бы в горах ни росло дерево, они объявляли это место святым, в особенности если корни стояли в воде. А обычно так и было. Там, где река – Темпус [46] – впадала в море, у них было место, считавшееся исключительно священным.
Я: А где находились остальные?
Месье д’Ф.: Была пещера, высоко по течению реки, укрытая в скалах. Я не знаю, видел ли ее еще кто-то. А близ устья реки стояло кольцо величественных деревьев. Они сейчас уже почти все вырублены, но пеньки еще стоят. Тренчард [47], попрошайка, утверждает, что он один из них. Он покажет вам то место за пару су [48]