Некоторые из пунктов уже были выполнены. Обеспечив себе за период нейтралитета колоссальные экономические и финансовые выгоды, Америка стала «мировым кредитором». После этого вступила в войну, чтобы пожать политические выгоды. Помогла англичанам подставить Россию, организовать Февральскую революцию. Но ограничиваться этим не следовало. Россия должна была пасть окончательно. Задолго до Збигнева Бжезинского Хауз намечал: «Остальной мир будет жить более спокойно, если вместо огромной России в мире будут четыре России. Одна — Сибирь, а остальные — поделенная Европейская часть страны» [4].
Правда, в таком случае державы Антанты оставались без самой сильной союзницы. Но без России французам, англичанам, итальянцам пришлось бы возлагать все надежды на Америку — и она получала возможность диктовать собственные условия. А для победы следовало использовать пропагандистские средства. Объявить, что война ведется не против народов Германии и Австро-Венгрии, а только против агрессивных монархических режимов, наводить мосты с оппозицией в этих странах и вызвать революции. Вильсон назвал эту тактику «сшибанием кайзера с насеста».
Ну а после победы выдвигался проект — «надо построить новую мировую систему», образовать «мировое правительство», где будет лидировать Америка. Сделать это предполагалось пропагандой «демократических ценностей». Провозгласить их приоритетом всей международной политики. Бедствия мировой войны следовало объяснить недостаточной демократией европейских держав. А утверждение «подлинной демократии» — единственным средством предотвратить подобные катастрофы в будущем. Таким образом, США становились мировым учителем демократии и мировым контролером, получая право вмешиваться в дела других государств, оценивая их «демократичность». Хауз убеждал Вильсона: «Мы должны употребить все влияние нашей страны для выполнения этого плана» [88].
Что же касается Вайсмана, то остается открытым вопрос, на кого он работал? Только ли на Англию? После войны в британской разведке было поднято обвинение, что он действовал в интересах «другой державы». Началось расследование, и обвинение было настолько весомым, что Вайсман предпочел не возвращаться на родину. Он остался в США и был принят в банковский концерн Шиффа «Кун и Лоеб». Отсюда видно, какая «другая держава» имелась в виду.
А президент Вильсон решил направить в Россию своего личного неофициального представителя. На эту роль был выбран уже известный нам специалист по России (и по революциям) Чарльз Крейн, его сын стал помощником госсекретаря США Лансинга, и Крейн имел доступ к самым тайным замыслам Белого дома. Он направлялся в нашу страну под предлогом изучения «религиозных условий». Настоящей его задачей было провести политическую, экономическую разведку и подготовить почву для приезда полномочной президентской миссии. В качестве помощника он взял с собой видного американского социалиста и издателя Линкольна Стеффенса.
Крейн отчалил из Нью-Йорка 27 марта на борту лайнера «Кристианиафиорд». На причале в это время был устроен многолюдный митинг, но не в его честь. По странному совпадению этим же пароходом отправлялся в Россию Троцкий! Транзитную визу через британскую зону морского контроля ему обеспечил помощник Вайсмана капитан Твейтис, ведавший в консульстве паспортным столом. Встречался ли Крейн на корабле с Троцким? Если да, то о чем беседовал с ним? Это осталось неизвестным.
Но совместное плавание Крейна и Льва Давидовича продолжалось лишь неделю. 3 апреля в канадском порту Галифакс Троцкого, его семью и пятерых спутников — Мухина, Фишелева, Романченко, Мельничанского и Чудновского — английские власти сняли с парохода как германских агентов и интернировали в лагере Амхерст. Виза, полученная при содействии британской разведки, не помогла. Мало того, повод для его ареста создал… Вайсман. Доложил в Лондон, что Троцкий везет немецкие деньги для новой революции в России [97].
Впрочем, загадка объясняется достаточно просто. Англичане демонстрировали всему миру: Троцкий вовсе не их агент, а германский. А кроме того, Ленин в это время еще оставался в Швейцарии, прощупывал, как бы ему попасть на родину. Мы уже видели, как в 1905 г. придержали Ленина, выдвигая на главную роль Троцкого. Сейчас, наоборот, придержали Троцкого. Лидером следующей революции должен был стать Ленин. Именно проехавший через Германию и тем самым маркировавший себя в качестве германского агента. Вину за дальнейшие подрывные операции против России заведомо перекладывали только на немцев.
А переговоры в Швейцарии завершились сценарием «пломбированного вагона» — как бы экстерриториального, который проследует через Германию без таможенного и паспортного контроля. 9 апреля 30 пассажиров во главе с Лениным покинули Цюрих. Немцы были настолько заинтересованы в заброске в Россию ленинского «десанта», что давали поезду «зеленую улицу», задерживали воинские и санитарные эшелоны. Людендорф писал: «Наше правительство, послав Ленина в Россию, взяло на себя огромную ответственность. Это путешествие оправдывалось с военной точки зрения. Нужно было, чтобы Россия пала».
В Швеции Ленина встретили Ганецкий и шведские социалисты. С Парвусом Владимир Ильич встретиться не пожелал, считал его фигуру слишком скомпрометированной. Но от лица Ленина переговоры с Парвусом провел Радек. Они были жизненно важными, речь шла о деньгах. В Стокгольме было создано Загранбюро ЦК РСДРП в составе Воровского, Ганецкого, Радека и Семашко. Оно как раз и должно было заниматься финансированием. А в России полным ходом началась «раскрутка» Ленина. До сих пор даже внутри партии большевиков его не считали однозначным лидером, были и другие руководители, как, например, депутаты большевистской фракции Думы.
Теперь в газетах появились заголовки: едет «вождь революции». А прибытие в Петроград было великолепно отрежиссировано. Его приурочили к 3 (16) апреля, на Пасху, когда улицы были полны людей, возвращавшихся от всенощной. От Петроградского Совета пришли встречать Чхеидзе и Скобелев. Выстроили почетный караул, оркестр. Устроили шествие от вокзала к особняку балерины Кшесинской, захваченному мятежными солдатами — большевики расположили там свой штаб. Звучали речи с броневика, с балкона… Невзирая на такую рекламу, большевистская партия еще не воспринимала Ленина «вождем». Когда он огласил свои «Апрельские тезисы» — программу борьбы с Временным правительством и передачи власти Советам — ЦК их отверг. «Правда» напечатала тезисы с пометкой, что это «личное мнение товарища Ульянова», не разделяемое бюро ЦК.
Но рядом с Лениным оказались талантливые помощники, такие как Яков Свердлов. Плели интриги, оставляя за бортом конкурентов и несогласных, а главным козырем стали деньги, хлынувшие от Парвуса. Формировалась фактически новая партия. Уже не рыхлое сборище эмигрантов-теоретиков, а боевая организация. Деньги позволили закупить типографское оборудование, огромными тиражами выпускать газеты, листовки, заваливая ими и столицу, и другие города, и армию. Уже в конце апреля в войсках Петроградского гарнизона и среди рабочих произошли крупные волнения. Но большевики еще не успели сорганизоваться, чтобы воспользоваться ими.
В Россию прибыл и Крейн. Он себя не рекламировал, но работу развернул тоже интенсивную. Встречался со своим протеже, послом Френсисом, с другим своим протеже — Милюковым. В Петрограде к миссии Крейна присоединился профессор Фрэнк Голдер. Он был направлен Американским географическим обществом якобы для перевода на английский язык путевого журнала экспедиции Беринга. Но в правительстве США Голдер считался одним из лучших экспертов по России. Наверное, неслучайно он появился в Петрограде буквально накануне революции, наблюдал все события. А Крейн дал ему задание, вовсе не связанное с журналом Беринга. Послал во Владивосток, куда приехала американская железнодорожная миссия. Голдер повез ее по Транссибирской магистрали, изучая главную транспортную артерию нашей страны.
Узел двадцатый. Игры с непонятными правилами
В оппозиции против царя на первом плане были две фигуры — Милюков и Гучков. Но Милюков, услужливо пристраиваясь в фарватер к западным державам, почему-то был уверен, что и они станут друзьями демократической России, выполнят все договоры, подписанные при царе. 3 мая министр иностранных дел выступил с речью о целях войны. Выдержана она была в самых верноподданнических тонах по отношению к союзникам: «Опираясь на принципы свободы наций, выдвинутые президентом Вильсоном, равно как и державами Антанты, главными задачами следует сделать…» Но среди этих задач Милюков видел приобретение Стамбула и черноморских проливов, Западной Украины, русское покровительство над Турецкой Арменией.
Хотя с планами Вильсона, «равно как и держав Антанты», это ничуть не совпадало. Даже коллеги по Временному правительству перебивали Милюкова, не давали говорить. А потом он отлучился на фронт, правительство собралось без него и по инициативе Львова, Керенского, Терещенко, Некрасова постановило переместить Милюкова на пост министра народного просвещения. Узнав о таком решении, он ушел в отставку.
Гучков, судя по всему, понял, какова истинная позиция Запада в отношении России. Добросовестно поучаствовал в развале своими армейскими реформами. Но связывать грядущую катастрофу со своим именем не захотел. Поводов выбрал несколько. На рассмотрение правительства вынесли «Декларацию прав солдата», распространявшую положения Приказа № 1 о солдатских «свободах» на всю армию. Это уже осуществлял сам Гучков, но подписать «Декларацию» он отказался. Кроме того, заявил, что согласен с Милюковым в вопросе о проливах, и тоже подал в отставку.
В общем, еще два деятеля, сыгравшие самые яркие роли в революции, оказались больше не нужны. Выполнили свою миссию — и их убрали. Но если при царе они вели кипучую борьбу, то несогласие с политикой Временного правительства не выразили ничем и никакой оппозиции не создавали. А на их места во втором кабинете правительства выдвинулись именно те, кто в первом составе выглядели случайными лицами.