Однако духовные воззрения самого митрополита Антония (Храповицкого) выглядели куда более сомнительными, чем прославление имени Божьего (которое на самом-то деле было в Православии всегда, сохраняется и сейчас, ведь мы молимся «Буди имя Господне благословенно отныне и до века», «…хвалите имя Господне», «… имя Твое призываем», «не нам, Господи, не нам, но имени Твоему»). Антоний напрочь переиначил догмат об искуплении – якобы Христос искупил грехи человечества не через Свою добровольную жертву, муки и смерть на Кресте, а через «нравственные мучения в Гефсиманском саду». Антоний отрицал и понятие первородного греха. Богословы признавали его взгляды явной и вполне определенной ересью [101, с. 168–174]. Тем не менее, они были приняты большинством голосов на Архиерейском Соборе РПЦЗ – хотя меньшинство активно протестовало, и Антоний испугался, объявил, что снимает выдвинутые им положения. Но их стали внедрять исподволь, без лишнего шума. Они вошли в Катехизис митрополита Антония, которым зарубежная церковь заменила классический Катехизис Святителя Филарета Московского.
В 1929 году Антоний (Храповицкий) признал «императором» изменника Престолу, Великого Князя Кирилла Владимировича, на что не имел никакого права [110, с. 293]. Позже связался и с германскими нацистами. В 1936 году они разрешили построить в Берлине русский православный храм, оплатив часть расходов за государственный счет, и Антоний писал рейхсминистру Гансу Керлю, что это «побуждает в нас чувство глубокой благодарности германскому народу и его вождю Адольфу Гитлеру и побуждает нас к сердечной молитве за его и германского народа здоровье, благополучие и о Божественной Помощи во всех их делах» [139]. Как видим, за советских безбожников, под угрозой, возносить молитвы получалось «ересью», а за нацистских неоязычников, за подачку – вполне допустимо.
Ну а Святитель Феофан Полтавский в открытом письме Антонию от 16 (29) ноября 1932 года наряду с еретическими взглядами отмечал и другое: «На одном из Соборов он доказывал полную допустимость для христианина и для иерарха состоять членом масонской организации до 18-й степени масонства». И это, в общем-то, неудивительно. Потому что сам Антоний был членом ложи «Лафайет Астория». Отсюда нетрудно понять, почему он вдруг подыграл масонам-младотуркам и Константинопольской Патриархии в операции против имяславцев. Отсюда и установки о «нравственном искуплении». Это ересь вообще не христианская, а гностическая, близкая масонству. Как видим, претендовать на «чистоту Православия» и задирать нос перед советскими собратьями зарубежникам совершенно не пристало.
У них продолжались и свои расколы. Православной Церковью в Америке управлял митрополит Платон (Рождественский), назначенный еще Патриархом Тихоном. РПЦЗ считала ее своей частью, пыталась регулировать ее. Но эта Церковь не была эмигрантской, она разрасталась уже за счет американцев, обратившихся в Православие. Она была довольно многочисленной – 8 епархий, 400 тыс. прихожан. Для большинства из них дрязги в РПЦ и РПЦЗ были совершенно чуждыми. В 1927 году Платон (Рождественский) собрал свой Синод, и была принята грамота о создании новой, «независимой автономной и автокефальной» Американской Церкви.
А в Париже митрополит Евлогий (Георгиевский), управлявший епархиями в Западной Европе, в отличие от Синода РПЦЗ, согласился признать Декларацию митрополита Сергия. Дал требуемую подписку о лояльности к СССР – хотя и добавил серьезные оговорки, что под лояльностью он понимает только аполитичность эмигрантской Церкви, а не подчинение советской власти. Таким образом, он остался под юрисдикцией Сергия (Страгородского), всячески старался оправдать его. Однако из-за этого он поссорился с РПЦЗ. Часть церковных структур и приходов, подчиненных Евлогию, возмутилась его позицией, перешла к «карловчанам». Синод РПЦЗ Антония (Храповицкого) бушевал. Принимал постановления отрешить Евлогия от служения, от управления епархиями, предать соборному суду. Он вызовы на суд проигнорировал.
Но и сам он вскоре попал в неудобное положении. В западной прессе посыпались известия о новом церковном погроме в СССР. Появилось и интервью Сергия (Страгородского), отрицавшее гонения и вызвавшее в эмиграции шквал негодования. Вдобавок ко всему, в это время антисоветскую кампанию активно раскручивали англичане, а Евлогий всегда был близок к англиканской церкви. В марте 1930 года архиепископ Кентерберрийский Космо Ланг организовал в Лондоне массовые общие моления «о страждущей Русской Церкви». Евлогий принял в них участие. Как русский священнослужитель, он оказался в центре внимания журналистов, взахлеб расписывал «большевистские жестокости».
Но конкретных фактов он не знал, подменял их собственной фантазией (и советский корреспондент «Известий» подловил его, он пошел на попятную, уворачивался насчет достоверности своих данных [97]). А ОГПУ тут же надавило на Сергия (Страгородского) – Евлогий нарушил подписку. В июне 1930 года последовал указ московского Синода: уволить его от управления церковными структурами в Западной Европе. После споров и дрязг их передали в ведение митрополита Литовского Елевферия (Богоявленского). Но на сей раз все приходы Евлогия остались верны ему, подчиняться новому митрополиту отказались. Хотя этот осколок Церкви очутился в подвешенном состоянии. И от РПЦЗ отделился, и от московского духовного начальства. Однако Евлогий нашел выход – он обратился в Константинополь.
Точнее, в Стамбул. В 1930 году турецкое правительство Кемаля Ататюрка переименовало город. Впрочем, в Патриархии сохраняли прежнее название, Константинополь. И в самой Патриархии после победы кемалистов почти ничего не изменилось – там управляли масоны: Василий III (член ложи «Прогресс»), Фотий II. Сейчас это даже не скрывается, на сайте Великой ложи Греции гордо демонстрируются имена и фотографии Патриархов-масонов: Мелетий, Василий, Фотий, Афинагор. Впрочем, это было закономерно. Ведь и сам Кемаль был председателем Великой ложи Турции. После изгнания французских и греческих интервентов он все свое правительство и верхушку парламента подбирал из «вольных каменщиков». Неугодного Патриарха Константина VI и еще двоих кандидатов на Константинопольский престол турецкая полиция бесцеремонно арестовала и выслала из страны. А против «собратьев», Василия III и его преемника Фотия, Кемаль и его администрация ничуть не возражали.
Эти «собратья» проводили прежнюю линию, обновленческие реформы и экуменизм. А вдобавок, собирали под свое крыло все, что могли. Даровали право Патриархата Румынской церкви – и тем самым утвердили собственное право шефствовать над этим Патриархатом. Договорились по спорным вопросам с Элладской (греческой) церковью – и она тоже признала над собой верховенство Вселенского Патриарха. Правда, при этом введение новоюлианского календаря и других реформ вызвало раскол, отделилась Греческая истинно-православная церковь. В 1931 году Фотий принял под свое крыло и Евлогия с его структурами, был образован Западноевропейский экзархат русских приходов в составе Константинопольской Патриархии. Между прочим, после этого состоялось и примирение Евлогия с Антонием (Храповицким). Они вполне дружески встретились, облобызались, сняли друг с друга взаимные церковные прегрешения. Хотя один так и остался лидером самостоятельной РПЦЗ, а другой – под юрисдикцией Константинополя. Видать, «собратья» помогли восстановить отношения.
Но когда Евлогий перекинулся к Вселенскому Патриарху, архиепископ Вениамин (Федченко) остался верным Московскому Патриархату. Авторитет у него был большой, он удержал группу приходов в Западной Европе, потом был направлен экзархом в Америку. Таким образом, зарубежные православные оказались разделены – одни в РПЦЗ, другие в Константинопольской Патриархии, третьи в автономной Американской Церкви, и небольшая часть в РПЦ.
Что же касается «вселенских аппетитов» Константинополя, то они ничуть не уменьшились. Латвийскую Церковь возглавлял настоящий подвижник, архиепископ Иоанн (Поммер), поставленный Патриархом Тихоном. Он восстанавливал храмы, порушенные в гражданскую войну, боролся против их передачи католикам. Был избран депутатом Сейма Латвии, защищал интересы не только Православия, но и русского населения. При его активном участии удалось принять законы об открытии русских школ, гимназий, библиотек, они стали получать пособие от государства. Но и врагов он нажил многочисленных. Владыку Иоанна ненавидели левые партии, ненавидели националисты. Плели интриги, густо чернили клеветой. Распускали слухи, будто он советский агент – поскольку не порывает связи с Московской Патриархией.
15 мая 1934 года премьер-министр Латвии, ярый националист и русофоб Карл Ульманис, произвел военный переворот. Распустил парламент, все партии, стал единоличным «народным вождем». А архиепископу Иоанну врачи стали настойчиво рекомендовать отдохнуть на природе, на архиерейской даче в Озолмуйже. В ночь на 12 октября 1934 года он на этой даче был зверски убит. Его подвергли истязаниям и застрелили. Преступники подожгли дачу и скрылись, убийство не раскрыто до сих пор. Конечно, сразу же заговорили об «агентах НКВД». Выдвинули и версию, что это дело рук молодежной организации «Русское православное студенческое единение» – никаких зацепок не нашли, но организацию все равно закрыли по обвинению с «русском шовинизме».
Ну а если рассмотреть вопрос, «кому выгодно», то вот факты: отпевать владыку Иоанна прибыл митрополит Таллинский Александр (Паулус), подчиненный Константинопольской Патриархии. Но и в Латвийской Церкви почва оказалась уже подготовленной. В аппарате Иоанна (Поммера) и среди священства действовала партия перехода под эгиду Константинополя. Было инициировано обращение к Вселенскому Патриарху. Он, разумеется, принял с распростертыми объятиями. Созвали «всецерковное собрание» (уж как подбирали туда делегатов, история умалчивает). Но предстоятелем Латвийской церкви избрали священника Августина Петерсона, эмиссары из Константинополя одним махом рукоположили его в епископы (без пострижения в монашество) и возвели в сан митрополита Рижского и всея Латвии.