в плену. Но они почти все и погибли. Одних немцы сразу расстреливали, чтобы не возиться с такой массой пленных. Другие вымерли в лагерях от холода, болезней и голода в первую же осень и зиму. Все поколение оказалось стерто. Вычеркнуто…
Но стала подниматься и оживать другая, настоящая Россия. Уже 22 июня, узнав о начале войны, местоблюститель Патриаршего престола Сергий (Страгородский) написал послание православному духовенству и верующим, оно полетало по стране, зазвучало по всем храмам: «…Не в первый раз приходится русскому народу выдерживать такие испытания. С Божьей помощью он и на сей раз развеет в прах фашистскую силу. Наши предки не падали духом и при худшем положении, потому что помнили не о личных опасностях и выгодах, а о священном долге перед Родиной и верой и выходили победителями…» [30]. 26 июня владыка Сергий при огромном стечении народа отслужил в Елоховском Богоявленском соборе первый молебен «О даровании победы русскому воинству», и их повсюду стали служить регулярно – о победе в Отечественной войне. А 28 июня местоблюститель Патриаршего престола сообщал экзарху РПЦ в Америке митрополиту Вениамину (Федченко): «По всей стране служатся молебны… Большой религиозный и патриотический подъем».
В своем послании верующим митрополит Сергий назвал войну «очистительной грозой». Очистительной! И ведь он был прав. Русскому народу в самом деле пришлось очищаться от богоборчества и прочих соблазнов, которых он нахлебался в предшествующие десятилетия. Пришлось неимоверными страданиями и потерями искупать то, что он натворил при попытках строительства «земного рая». Люди стали обращаться к Господу. Да и как было не обратиться к нему матерям солдат, которых в это время перемалывали вражеские танки? Как было не обратиться женам или детям бойцов, уходивших в армию? Как было не обратиться к нему самим солдатам? Протоиерей Георгий Поляков (сам ездивший на Чеченскую войну) писал: «Кто побывал в смертельном бою и хоть краем глаза видел смерть, знает – никто не умирает атеистом. Когда дыхание смерти почувствуешь рядом, почувствуешь ее прикосновение и неминуемость прощания с жизнью… порой самые рьяные атеисты обращались к Богу» [98]. До нас дошли кадры старой кинохроники, фотографии, показывающие переполненные храмы. И среди прихожан – много военных. Солдаты, командиры молятся не таясь, открыто.
Церковь благословляла «предстоящий всенародный подвиг». И действительно, Господь даровал России время подвига. Нет, никуда не исчезли приспособленцы, шкурники, фарисеи. Но в такое время на первый план выходят не они, а подвижники. Они проявляют себя, они становятся примерами, и дух подвижничества охватывает других, ведет за собой. Безвестные солдаты с гранатой в руке, с трехлинейной винтовкой, вставали насмерть, чтобы хотя бы задержать врагов. Защитить родных, односельчан, товарищей по службе. Многие никогда не бывали в храмах Божьих, никогда не читали Евангелий. Но их душам открывалась высшая любовь! Та самая, о которой говорил Спаситель: «Нет больше той любви, аще кто положит душу свою за други своя» (Ин, 15,13). В тылу изможденные, голодные женщины, старики, подростки, надрывались на производстве, чтобы обеспечить своих воинов оружием, боеприпасами, обмундированием, едой. Отдавали все силы, здоровье, а то и жизни – «за други своя». И Господь был близко, рядом с ними.
Но и Советское правительство призывало к всенародному подвигу. Опора на Церковь становилась естественной, жизненно-необходимой. Хотя сдвиги в духовной политике оставались еще неофициальными, исподволь. В сентябре 1941 года Сталин разогнал «Союз воинствующих безбожников», закрыл антирелигиозные журналы. А в Ленинград в самый напряженный момент германского наступления прилетел новый командующий фронтом, Жуков. В горячке и суматохе к нему обращались и подчиненные генералы, и флотское начальство, и директора заводов. Обратился и митрополит Алексий (Симанский). Попросил разрешения устроить вокруг города крестный ход с чудотворной Казанской иконой Божьей Матери. Жуков разрешил [30]. О крестном ходе не оповещалось, проводили ночью. Но ведь в это же время гитлеровское командование переменило планы, остановило атаки!
14 октября, в праздник Покрова Пресвятой Богородицы, митрополит Сергий (Страгородский) обратился к москвичам: «Вторгшийся в наши пределы коварный и жестокий враг силен, но “велик Бог земли русской” – как воскликнул Мамай на Куликовом поле, разгромленный русским воинством. Господь даст, придется повторить этот возглас и теперешнему нашему врагу… За нас молитвы всего светозарного сонма святых, в нашей земле воссиявших» [59]. Поверили ли прихожане своему архипастырю? Наверное, в большинстве своем… нет. Слишком невероятными, слишком чудесными выглядели его прогнозы. Да и сам владыка Сергий верил ли в них? Послание к москвичам было как бы прощальным напутствием. Еще 7 октября Патриархия получила рекомендацию властей эвакуироваться. Как раз на Покров, 14-го, отслужив праздничную службу, местоблюститель Престола и его аппарат погрузились в вагоны, поехали далеко на восток, в Чкалов (Оренбург).
Но в дороге митрополиту Сергию стало плохо, в Пензе его осмотрели врачи, и из Москвы пришло предписание остановиться поближе, в Ульяновске. С одной стороны, можно увидеть в этом насмешку – в городе, переименованном в честь главного гонителя Церкви. Но ведь можно воспринять и иначе. Как символическое торжество Церкви над гонителем. Патриархия, которую он так жаждал уничтожить, расположилась в городе его имени… Но и Москва не осталась без окормления. В деревянном доме в Бауманском переулке, откуда выехала в эвакуацию Патриархия, поселился митрополит Киевский Николай (Ярушвич). При наступлении немцев на Украину ему удалось спастись из котла окружения – он сумел взять с собой только архиерейский посох. Он и стал представителем Патриархии в столице, возглавил Московскую епархию.
Верил ли сам Сталин в прогнозы митрополита Сергия? Видимо, не совсем. Во всяком случае, он счел нужным удостовериться, обратиться к такому источнику, к которому еще никогда не обращался. От очевидцев известно, что он посетил святую Блаженную Матронушку Московскую [39]. Визит остался в тайне, нигде не фиксировался. Но с тех пор Блаженную Матушку никогда не беспокоила милиция, хотя она жила без прописки и принимала множество людей (а Москва-то была на осадном положении).
Ну а молитвы к Господу, к сонму русских святых были услышаны. Одним из главных небесных защитников Москвы и всей Руси издревле считали святого благоверного князя Александра Невского. Ему молились в годы татарских нашествий, сражений с поляками, шведами, французами. И разве не знаменательно, что советское контрнаступление началось в день его памяти, 6 декабря! (Причем в исторических трудах и учебниках дату зачем-то сдвинули на 5 декабря. Но в этот день началась отвлекающая операция, наступление Калининского фронта. А главный удар был нанесен именно 6-го.)
Церковь снова была с русским народом. И небесная, и земная. Они снова оказались связаны: Церковь, народ, государство. Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий), ныне причисленный к лику святых, в 1941 году находился в ссылке и обратился к Калинину, чтобы ему разрешили работать по «старой специальности» – он был врачом-хирургом высочайшей квалификации. Разрешение было получено, он трудился в госпиталях, спас тысячи раненых, за свои разработки по медицине стал лауреатом Сталинской премии. Но при этом возобновил и архипастырское служение. В 1942 году архиереи Русской Православной Церкви впервые при советской власти получили официальные государственные назначения. Митрополиты Сергий (Страгородский) и Николай (Ярушевич) были включены в Чрезвычайную комиссию по расследованию преступлений оккупантов.
И впервые при советской власти весной 1942 года было официально объявлено о праздновании Светлой Пасхи Христовой. Не на уровне правительства, а от лица военных властей. Но ясно, что без ведома правительства (точнее, без персонального указания Сталина) это не могло осуществиться. В Москве и других городах приказами комендантов в праздничную ночь отменялся комендантский час. Люди свободно шли в храмы, открыто и радостно поздравляли друг друга: «Христос Воскресе!». Кстати, Пасха в том году совпала с годовщиной Ледового побоища, разгрома псов-рыцарей святым Александром Невским – и как бы предвозвестила грядущие победы. В блокадном Ленинграде под видом куличей люди приносили освящать кусочки черного хлеба, но в какой стране и в какие времена пасхальные куличи были более святы? Митрополит Алексий (Симанский) пережил со своей паствой все 872 дня осады, бомбежек, обстрелов, лишений – и служил каждый день. Несколько питерских священников умерли от истощения. В таких условиях люди особенно тянулись к вере, поддерживали себя молитвами. На службы регулярно приходил и командующий Ленинградским фронтом маршал Леонид Говоров.
Но если сделать хотя бы один шаг к Господу, он сделает десять тебе навстречу. Эту истину знает любой верующий. А в годы войны это происходило повсюду. То, что творилось в боях за Сталинград, участники сравнивали только с адом. Руины, пожарища и всюду смерть, косившая жертвы направо и налево. Но это было и место массового подвижничества. И выделялись герои из героев. Такие как защитники знаменитого Дома Павлова. В послевоенные советские годы распространился сюжет, будто горстка бойцов, оборонявшая этот дом, нашла патефон и постоянно крутила единственную уцелевшую пластинку. На самом же деле в развалинах нашли Евангелие и читали его. И происходило настоящее чудо. Дивизия СС 58 дней осаждала и штурмовала дом, и не смогла взять, причем из 31 защитника погибли лишь трое. А Иван Павлов, возглавлявший оборону, глубоко уверовал в Бога. Уклонился от приема в партию, не скрывал своего желания после войны уйти в монастырь.
Но политработники сочли, что это будет плохой пример. Решили создать двойника. Нашли однофамильца, старшину Якова Павлова. Он тоже храбро воевал, но ему задним числом, в июне 1945 года, присвоили звание Героя Советского Союза – вроде бы, с опозданием, за Сталинград. Его поставили на партийную работу, избирали депутатом Верховного Совета. К сожалению, бремя чужой славы оказалось для него гибельным. Всевозможные встречи ветеранов, поездки по стране сопровождались алкогольными застольями, Яков Павлов стал злоупотреблять зельем и умер. Но советскую фальсификацию о нем подхватили и либералы, она живет до сих пор.