В 1918–1919 годах Каганович был членом ВЦИК, «вотчины» Свердлова. А Яков Михайлович всегда возвышал людей, чем-то близких ему. В дальнейшем Лазарь Моисеевич примкнул к Сталину, проявлял безусловную верность ему. Но именно он выдвинул в руководство партии двоих бывших троцкистов – Андреева и Хрущева. В 1932-33 годах Каганович с Ягодой осуществлял хлебозаготовки на Дону и Кубани, которые привели к голодомору. Он же продвигал Ежова [99]. А в 1937-38 годах стал одним из тех, кто раздувал масштабы репрессий. Как и оба его протеже, Андреев и Хрущев. 15 октября 1941 года, во время германского прорыва, спровоцировал панику в Москве, распорядившись готовить к взрывам метро, закрывать заводы, увольнять рабочих, раздавать населению товары из магазинов. Восстанавливать порядок пришлось Сталину, строго одернувшему Кагановича, отменившему его приказы.
Еще один покровитель Хрущева, Анастас Микоян, был другого поля ягодой. Все источники отмечают его мягкость, либерализм. В правительстве он сменил Каменева на посту наркома внешней торговли. Таким образом, унаследовал от троцкистов связи с западными банкирами и корпорациями. Унаследовал и личную дружбу с американским миллиардером Армандом Хаммером, близким приятелем Троцкого. В репрессиях 1930-х Микоян подходил к делам взвешенно, на лишние кровопролития не нацеливался. А для своего ведомства вообще добился иммунитета, чтобы не нарушить деловых связей с иностранцами, наркомат внешней торговли чистки обошли стороной. В результате в его системе уцелели участники прежних сомнительных операций и сделок.
В идейном плане Микоян распустил даже своих близких. В 1943 году, в разгар Великой Отечественной, его сыновья-школьники Серго и Вано вместе с другими высокопоставленными детьми создали нацистскую организацию «Четвертый рейх», читали «Майн кампф», называли себя «будущим правительством». Причем в их кружок входил племянник американского олигарха юный Арманд Хаммер! Но сын наркома авиационной промышленности Володя Шахурин, числившийся «фюрером», из неразделенной любви к однокласснице, дочери посла Уманского, застрелил ее и сам застрелился. А из его дневников раскрыли «Четвертый рейх». Впрочем, элитные мальчишки за свои опасные игры получили очень мягкое наказание – их всего лишь на год выслали из Москвы в другие города.
А среди других соратников Хрущева следует в первую очередь назвать Суслова. Он был из крестьян и крутых марксистов 1920-х. В юности состоял в сельском комитете бедноты в Саратовской губернии, а в период голода в Поволжье сумел обеспечить себе комсомольскую путевку (его отец работал в горсовете), уехал в Москву учиться на рабфаке. Суслов закончил институт народного хозяйства им. Плеханова, в то время – гнездо троцкистов (его возглавлял сторонник Льва Давидовича Смилга). Потом поступил в аспирантуру Коммунистической академии, где верховодили Бухарин и троцкист Покровский. Стал преподавать политэкономию в Промакадемии. Выше уже отмечалось, что секретарем парторганизации в Промакадемии являлся Хрущев. А среди студенток, которым Суслов читал политэкономию, были жены Сталина, Молотова, Кагановича, Андреева. Молодой преподаватель женился на их подруге. Попал в высшие органы партии и государства – Центральную контрольную комиссию и Наркомат рабоче-крестьянской инспекции, который возглавлял Андреев.
9 декабря 2018 года автору этой книги удалось побеседовать с Андреем Львовичем Петерсоном, родственником Юровских, потомков цареубийцы. Он рассказал, что Суслов был близок к этой семье, к супруге цареубийцы (и соучастнице злодеяния) Марии Яковлевне Юровской (Каганер), к их дочери Римме Юровской. Даже в 1970-х, став самым могущественным лицом в Политбюро, он никогда не забывал Юровских, и каждый коммунистический праздник их семейство неизменно будил в 6 часов утра почтальон с поздравительной правительственной телеграммой – от Суслова.
В 1930-х он успел еще окончить бухаринскую Академию красной профессуры, а начавшиеся в партии суровые чистки открыли ему дорогу на высокие должности. Он был назначен в Ростовский обком партии, потом возглавлял Ставропольский крайком, был председателем Бюро ЦК по Литве. А оттуда в 1946 году был переведен в Москву и сразу стал начальником Международного отдела ЦК. Хотя до этого никогда не занимался внешнеполитическими делами. Вскоре Суслов возглавил еще и Отдел агитации и пропаганды ЦК. Конечно же, без солидных связей такие назначения никак не обошлись.
Между прочим, на посту идеолога он отметился не только попыткой возобновить гонения на церковь. В 1947 году он обозначил новый поворот в советской исторической науке. От патриотической позиции – опять на «революционную» линию Бухарина и Покровского, с очернением отечественного прошлого. В журнале «Вопросы истории» была провозглашена кампания против «квасного патриотизма». Осуждались труды академика Тарле за его выводы о справедливом, оборонительном характере Крымской войны. Осуждались сравнения русского освободительного похода в Европу в 1813–1814 годах с освобождением Европы Советской армией. Охаивались попытки пересмотреть роль дореволюционной России как «жандарма Европы», прославить генералов Скобелева, Драгомирова, Брусилова как героев русского народа. Такие идеи клеймились как «ревизионистские» со всеми вытекающими отсюда последствиями для авторов.
Что же касается международных вопросов, к которым Суслов никогда ранее не имел отношения, то в качестве помощников были привлечены кадры из старого Коминтерна. Правда, эту организацию формировали в свое время такие деятели как Троцкий, Зиновьев, Бухарин, Радек, и большинство зарубежных деятелей, входивших в Коминтерн, так или иначе были связаны с масонством. Поэтому прошерстили их в 1930-х очень капитально. Одним из уцелевших был Борис Пономарев. Он тоже поработал у Бухарина в институте Красной профессуры, служил помощником председателя Коминтерна Димитрова. А после роспуска Коминтерна перешел в Международный отдел ЦК, стал заместителем начальника Совинформбюро. Был подчиненным Суслова как по идеологической, так и по внешнеполитической линии.
Еще одним старым специалистом из Коминтерна, наставником Суслова и во внешней политике, и в идеологии, стал Отто Куусинен.
Справка: кто есть кто?
Куусинен Отто Вильгельмович. Лидер социал-демократической партии Финляндии, депутат буржуазного парламента этой страны. Финские социал-демократы являлись сепаратистами и всегда были тесно связаны не с российскими, а со шведскими социалистами, где все руководство традиционно было масонами (мы уже упоминали партнеров Парвуса – Брантинга и Ашберга). В сентябре 1917 года Куусинен и председатель парламента Маннер заключили соглашение с Лениным – финская помощь большевикам в обмен на независимость Финляндии [135, с.180] В ходе гражданской войны при наступлении белофиннов правительство Куусинена и Маннера сбежало, бросив на расправу соратников. В России Куусинен создал компартию Финляндии, подвизался в Коминтерне. В репрессиях 1930-х все финны в этой организации были уничтожены, кроме него. Не исключено, что он поспособствовал этому доносами на земляков. В период финской войны 1939–1940 годов был поставлен во главе марионеточного «Советского финского правительства». Но Сталин предпочел замириться с Маннергеймом. А Куусинен стал председателем президиума Верховного Совета вновь образованной Карело-Финской ССР и заместителем председателя президиума Верховного Совета СССР.
Одним из выдвиженцев Куусинена (а потом Суслова и Пономарева) стал Юрий Андропов. Кстати, и в его биографии очень уж много «темных пятен». Его дедом по материнской линии был выходец из Финляндии, богатый еврей Карл Флекенштейн, хозяин магазина «Ювелирные вещи» в центре Москвы, на Лубянке. Но мать Андропова вроде бы была приемным ребенком, подбросили младенцем. Хотя это известно только от самого Юрия Владимировича, из его автобиографий. Мать выучилась, работала учительницей музыки в гимназии Мансбаха. Потом каким-то образом вышла замуж за железнодорожного телеграфиста на Северном Кавказе, на станции Нагутская, где и родился Юрий в 1914 году. Но отец якобы сильно пил, и мать вскоре разошлась с ним, вернулась в Москву.
Дед умер в 1915 году, а бабка, Евдокия Флекенштейн, продолжала успешно вести ювелирную торговлю. Однако в период революции как-то вовремя подсуетилась свернуть дела, при советской власти «буржуйкой» уже не значилась и прав не лишалась. Отец Андропова умер от тифа в 1919 году. Но совершенно непонятно, как об этом узнала семья? В 1919 году Нагутская находилась по другую сторону фронта, у белых. А мать почему-то в 1921 году опять очутилась на Северном Кавказе, вторично вышла замуж, и опять за железнодорожника, Федорова. Но… вот в чем проблема. Исследователи подняли адресные справочники и обнаружили, что в 1914 году, когда родился Андропов, его мать никуда из Москвы не отлучалась [23, с. 695]!
Напрашивается версия, что здесь она и вышла замуж, отец Юрия носил другую фамилию. А в гражданскую войну семья (возможно, с сохраненными ювелирными изделиями) подалась на юг, к белым. Но застряла там в бедственном положении, и тогда-то женщину с ребенком подобрал телеграфист Андропов, вскоре умерший от тифа. А мать там же нашла другого мужа. Юрий закончил семилетку в Моздоке, полтора года работал в клубе помощником киномеханика. А в 1932 году вдруг перебрался на противоположный конец России, поступил в Рыбинский речной техникум. Почему? Возможно, нашлись какие-то знакомства – ведь в Москве у него оставалась бабушка, и связи с ней он поддерживал.
В Рыбинске он стал секретарем комсомольской организации техникума. Женился на однокурснице. Потом попал на здешнюю судоверфь, но не мастером, а комсоргом. Дальнейшую карьеру по комсомольской линии ему обеспечили репрессии 1930-х. Андропов быстро повышался, и в 1938 году стал первым секретарем Ярославского обкома комсомола. В 1940 году, как уже отмечалось, была создана Карело-Финская ССР. Когда искали кадры для нее, обратили внимание на Андропова, и он возглавил комсомол в Карело-Финской республике. А здесь он приглянулся Отто Куусинену, попал под его покровительство.