Выискивались слабые звенья среди духовенства, как профессор Ленинградской духовной академии протоиерей Александр Осипов. Вера у него оказалась не крепкой, он вступил во второй брак, уже сам подавал прошения о сложении сана. А теперь его шантажировали «политическим» прошлым в буржуазной Эстонии, посулили хорошую карьеру. В 1959 году Осипов отрекся от православия, стал рекламной фигурой. Его отречение опубликовали «Правда» и другие газеты, ему организовывали лекционные турне, выпускали огромными тиражами его книги. Такими же рекламными расстригами стали протоиерей Николай Спасский, священник Павел Дарманский. Среди простых прихожан тоже выискивали отступников, готовых за мзду или под угрозами публично отречься от Бога, разоблачать якобы «обман».
Но пропагандой дело не ограничивалось. Весной 1959 года как бы по предложениям местных властей началась кампания по сокращению числа монастырей и скитов, стали закрывать церковные приходы. Увеличивались налоги на церковное производство свечей, на храмы и священников. Значительную часть пожертвований верующих требовалось сдавать в «Советский фонд мира». Патриарху Алексию исполнилось уже 85 лет, он был немощен и болен. Защитниками Церкви выступили (или пытались выступать) председатель Совета по делам РПЦ генерал Карпов и энергичный митрополит Николай (Ярушевич). Карпов оказался в двойственном положении. С одной стороны, обязан был подчиняться решениям Совета Министров и ЦК. С другой, всячески старался смягчить их, помнил задачу, поставленную ему Сталиным, «оберегать церковь».
С началом антирелигиозной кампании Патриарх пытался добиться новой аудиенции у Хрущева, но безуспешно. Тот больше не желал встречаться с предстоятелем. Попасть к главе государства сумел Карпов в феврале 1959 года. Изложил ходатайства Патриархии о снижении налогов, о прекращении нападок в прессе на Церковь и духовенство, напомнил об обещании открыть 13–15 храмов. Ушел он обескураженный. Передал ответы, что налоги и «научно атеистическая пропаганда» определены постановлениями правительства, и отменять их не будут. А насчет храмов Никита Сергеевич заявил, что не соглашался открывать их, он, дескать, только обещал, что правительство рассмотрит этот вопрос [47, с. 48–49].
Требование о сокращении монастырей и скитов Карпов обсуждал вместе в Патриархом и архиереями. Тщательно взвесив, сошлись на том, что можно сократить 28 обителей – не сразу, а постепенно, свести до минимума встряски. Патриархия согласилась и с требованием властей не принимать в монастыри и не постригать в монахи лиц младше 30 лет. Разгул богоборцев на местах Карпов сдерживал. Рассылал инструкции, что постановление Совнаркома от 1944 года запрещает закрывать храмы без согласия Совета по делам РПЦ. Указывал, что ликвидировать нужно лишь те приходы, «где длительное время нет служб, и в общинах осталось незначительное число верующих», что «эту работу нельзя проводить кампанейски, путем административного нажима». Осуждал рейды «по выявлению детей и молодежи в церквях», «практику местных органов по проведению собраний трудящихся о закрытии церквей» [131, с. 8—34].
А митрополит Николай (Ярушевич) был самым авторитетным архиереем, считался наиболее вероятным преемником Патриарха. Устои православной Веры он отстаивал твердо. В своих проповедях в столичном Преображенском соборе пытался противостоять атеистической пропаганде. В газетах «научно обосновывалось», что Крещение детей вредно для здоровья, а владыка Николай открыто обличал ложь. Рассказывал, что академик Павлов, которого он знал лично, был глубоко верующим православным человеком. Он и в Синоде был самым влиятельным лицом, и в Патриархе поддерживал силы к борьбе.
В конце 1959 года Синод вынес постановление об отступниках: Александра Осипова, Николая Спасского, Павла Дарманского «и прочих священнослужителей, публично похуливших имя Божие, считать изверженными из священного сана и лишенными всякого церковного общения… Евграфа Дулумана и прочих бывших православных мирян, похуливших имя Божие, отлучить от Церкви». А в феврале 1960 года Патриарх выступил на Конференции советской общественности по разоружению. Говорил: «Церковь Христова, полагающая своей целью благо людей, от людей же испытывает нападки и порицания, и, тем не менее, она выполняет свой долг, призывая людей к миру и любви. Кроме того, в таком положении Церкви есть и много утешительного для верных ее членов, ибо что могут значить все усилия человеческого разума против христианства, если двухтысячелетняя история его говорит сама за себя, если все враждебные выпады против него предвидел сам Христос и дал обетование непоколебимости Церкви, сказав, что врата ада не одолеют ее (Матф. 16, 18)».
В Кремле восприняли столь смелую речь со страшным негодованием, чуть ли не как бунт. А ее автором был владыка Николай (Ярушевич). Или он взял авторство на себя, прикрывая Патриарха. Эту видную фигуру, как и Карпова, постарались убрать. О председателе Совета по делам РПЦ вспомнили, что раньше он служил в НКВД. Значит, так или иначе был причастен к «репрессиям». Комиссия партийного контроля поставила вопрос о его исключении из партии «за нарушения социалистической законности». Правда, никаких преступлений не нашли, ограничились строгим выговором, но от должности отстранили.
Вместо него во главе Совета по делам РПЦ был назначен Владимир Куроедов. Он к Церкви никогда не имел отношения. Был профессиональным партийным аппаратчиком, дослужился до должности секретаря Свердловского обкома КПСС по пропаганде и агитации. То есть был прямым подчиненным Суслова и Ильичева. Но стоит отметить еще один аспект. К органам госбезопасности Куроедов тоже никогда не имел отношения. Но на новом посту ему с ходу было присвоено звание полковника КГБ! Председатель КГБ Шелепин сумел оценить, какие возможности открывает контроль над церковью, и не желал упускать его. Так что Куроедов получил «двойное» подчинение.
А дальше они вместе с шефом КГБ повели подкоп под митрополита Николая (Ярушевича). В апреле Шелепин и Куроедов подали в ЦК записку. Ссылаясь на агентурные источники КГБ, настаивали на отстранении владыки от всех постов в церковном руководстве, советских и международных организаций по защите мира. Отмечалось: «КГБ считал бы целесообразным на должность председателя Отдела внешних церковных связей назначить архимандрита Никодима Ротова», выдвинуть его в качестве церковного представителя во Всемирный совет мира и Советский комитет защиты мира. А на пост митрополита Крутицкого и Коломенского, второй по значению в Патриархии, вместо владыки Николая предлагалось перевести из Ленинграда митрополита Питирима (Свиридова) – слабого, податливого. На случай замены Патриарха его кандидатура выглядела куда более подходящей, чем Николай (Ярушевич) [46, с. 51–52].
Хрущев интригу одобрил, и нажали на Патриарха. Он пробовал смягчить ситуацию, отложить решение вопроса о смещении своей «правой руки». Но Куроедов наседал, что выполнять нужно немедленно. А в это же время КГБ организовал в Церкви бурную волну критики владыки Николая, в Синод посыпались жалобы на «недостатки» в его работе, заявления о тех или иных конфликтах, кляузы. Его заставили подать прошение об уходе на покой по состоянию здоровья. Отдел внешних сношений принял Никодим (Ротов), был возведен в сан епископа. В помощь себе он взял Казем-Бека, поставил старшим консультантом своего отдела.
Митрополит Николай (Ярушевич) лишился права совершать публичные богослужения, служил дома. В ноябре 1961 года, на праздник Казанской иконы Божьей Матери, его навестили друзья. Писали, что он был бодрым, радостным. Сказал: «Вы знаете, не бойтесь! Эти времена пройдут! Как в ураган, когда он бушует в море, кажется, что того и гляди, потонет корабль! Но Господь милует, ураган стихает, буря успокаивается. И наступают более светлые времена…». Вскоре его положили в больницу с приступом стенокардии. Состояние нормализовалось, но его почему-то не выписывали. А 13 декабря появилась незнакомая медсестра, сделала укол, якобы прописанный ему, и Святитель Николай преставился. Очевидно, принял Мученический Венец. После этого был снесен и его дом, и Преображенский храм, где он служил.
Глава 11Хрущевская буря
Антирелигиозная кампания ужесточалась, набирала обороты. 13 января 1960 года вышло еще одно постановление ЦК, «О мерах по нарушению духовенством советского законодательства о культах» – под законодательством понимался старый ленинский декрет «Об отделении школы от церкви и церкви от государства». В 1961 году на XXII съезде партии, где Хрущев как раз провозгласил, что нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме, поставив сроки его строительства в 20 лет, где принималась новая программа партии, Никита Сергеевич с трибуны пообещал в скором времени показать по телевизору «последнего попа». Когда именно показать, люди поняли по-разному. Но, во всяком случае, в этот же срок вступления в коммунизм, до 1981 года.
Тогда же, в апреле 1961 года, было покушение на Патриарха Алексия. В Елоховском соборе неизвестный бросился на него с ножом. Святейший сумел отреагировать, защититься своим патриаршим посохом, и был только ранен. А нападавшего сразу признали невменяемым, так что и никакого расследования не было. Но при Патриархе, престарелом и болящем, в Синоде стал заправлять Никодим (Ротов).
Причем ему постарались придать исключительные заслуги перед Церковью, произвели даже в «спасители» Святого Афона. В Греции в это время власть захватила хунта, «черные полковники». Они якобы задумали проложить на Афон скоростное шоссе, тем самым уничтожив заповедный очаг Православия. Но Ротов летал в Грецию, лично вел переговоры с лидерами хунты и отговорил их. Сразу оговоримся, что вся эта история представляется крайне сомнительной. Полковники, пусть и «черные», были православными греками, наживать конфликт с духовенством и населением им было совершенно ни к чему. Да и строительство скоростного шоссе на Афонскую гору выглядит бессмысленным с практической точки зрения. Анализ фактов говорит о том, что это был лишь информационный вброс, специально для утверждения авторитета Ротова в Православном мире.