ых канонических житиях такого не было! Тогда же, в 1950-х, в Псково-Печерском монастыре появилась служба святому Корнилию, указывающая, что Царь его «смерти предаде». И сам Корнилий до революции числился в святцах с чином «преподобного». Но неизвестным образом его чин подменился на «преподобномученика» [71, с. 133, 137]. То есть пострадавшего за Веру! Таким образом, Иван Грозный выставлялся гонителем Православной Веры!
А в 1963 году по личному разрешению Хрущева комиссия профессора М.М. Герасимова вскрыла царские гробницы в Архангельском соборе Кремля. Официально ставилась задача воссоздать скульптурный портрет Ивана Грозного. Но скрытно обозначались другие цели: официально, на научном уровне, подтвердить версии о физической деградации, венерическом заболевании, сыноубийстве. Однако подлинные результаты… посрамили клеветников! Первое, что обнаружила и задокументировала комиссия – прекрасную сохранность, то есть, нетленность Святых Мощей Ивана Васильевича. Сохранилась его Честная Глава, хотя в соседних захоронениях из-за проникающей в гробницы воды черепа были разрушены. Были обнаружены «целые конгломераты мумифицированных тканей» – а это и есть нетленные Мощи. Ученых удивило и другое обстоятельство: «Представляет интерес отсутствие типичных мертвоедных форм насекомых (трупопожирателей)» [126, с. 362, 308].
Не только протоколы комиссии, но и фотосъемка зафиксировали явное посмертное чудо – благословляющий жест правой руки Ивана Грозного [27, с. 16]. Такое же положение благословляющей десницы отмечено у мощей преподобной Анны Кашинской и некоторых других святых подвижников [126, с. 312–313]. Наконец, еще одно свидетельство члена комиссии, судмедэксперта В.И. Алисиевича: «Кости скелета Ивана Грозного были в основном расположены правильно… имели желтовато-буроватый оттенок, сравнительно хорошо сохранились» [7, с. 163]. А по традициям Афонских монастырей желто-бурый цвет костей считается признаком святости. Кроме того, исследования опровергли версию о венерическом заболевании. А последующий химический анализ опроверг и версию сыноубийства, позволил установить точную причину смерти Царя и его сына – оба были отравлены [71].
Однако Хрущев проявил неожиданный интерес не только к первому, но и к последнему Русскому Царю. Впрочем, в данном случае мы с вами имеем полное право усомниться. Неужели Хрущев? С какой стати в буйном реформаторстве, «кукурузных лихорадках», азартных политических играх с Западом он стал бы уделять внимание таким вопросам? Да и разбирался ли он в этих вопросах со своим более чем сомнительным образованием двух классов сельской школы? Нет, тут фигурой Никиты Сергеевича явно прикрывались некие его помощники. А в центре событий оказались уже знакомые нам лица. Начальник отдела пропаганды и агитации ЦК Леонид Ильичев – подручный Суслова, главный организатор антирелигиозной кампании. И его помощник Александр Яковлев, недавно вернувшийся из плодотворной стажировки в Колумбийском университете.
Яковлев вспоминал: «Странное поручение я получил в начале 1964 года. Пригласил меня Ильичев и сказал, что Хрущев просит изучить обстоятельства расстрела семьи императора Николая II… Заметив мое недоумение, Ильичев сказал, что ты, мол, историк, тебе и карты в руки… В архивных материалах нет никаких указаний, почему сообщалось о расстреле только одного Николая II, однако зафиксировано, что в 1918 году архивы Уральской ЧК (весом в 16 пудов) были привезены в Москву и сданы в НКВД через Владимирского. Я неоднократно просил руководителей КГБ поискать эти архивы, но обнаружить их так и не удалось… Моя записка Хрущеву была направлена 6 июня 1964 года. Через некоторое время было получено указание подготовить дополнительную записку с предложениями. Ее подписал Ильичев…» [143]. Доверять каждому слову Яковлева у нас нет никаких оснований. Личность, совершенно не заслуживающая доверия. Но, во всяком случае, зафиксирован факт, что интерес к «царской теме» был проявлен на самом высоком уровне, и для реализации была создана комиссия под руководством Ильичева и Яковлева.
А с архивными материалами по делу цареубийства и впрямь было не ладно. Вокруг них давно вершились темные дела. Из вещественных доказательств и материалов следствия, собранных на месте злодеяния следователем Николаем Соколовым в 1919 году, значительную часть союзники не позволяли вывезти, и они почему-то оказались у британского консула в Екатеринбурге Томаса Престона, были доставлены в Англию. В том числе, подлинные частицы святых мощей, найденные в Ганиной Яме, где расчленяли и жгли тела. Осколки костей, отрубленный палец Императрицы и др. В 1972 году в интервью газете «The Spectator» Престон обмолвился: «На мою долю выпало вывезти из Сибири все, что осталось от останков несчастной императорской семьи! Эти останки достигли Букингемского дворца. Когда меня принял Его Величество король Георг V в феврале 1921 года, мы обсуждали этот вопрос, и Его Величество сказал, что мощи были в таком состоянии, что их приходилось окуривать, прежде чем притронуться» [134].
Подлинные документы и протоколы допросов по делу о цареубийстве Н.А. Соколов передал на хранение капитану П.П. Булыгину, и они находились в квартире его друзей фон Фрейбергов. Но агенты Киминтерна совершили в 1921 году разбойное нападение на квартиру и похитили два чемодана бумаг. Немецкая полиция проинформировала Булыгина: документы «были отправлены через Прагу в Москву». В 1994 году некоторые из них были обнаружены в архивах ФСБ. Но только некоторые [68]. А руководил нападением Михаил Бородин (Грузенберг). Немецкая полиция задержала его, но отпустила из-за дипломатического иммунитета. Личность очень высокого полета.
Справка: кто есть кто?
Бородин Михаил Маркович (Грузенберг). В эмиграции 10 лет жил в США, учился в Чикагском университете, где располагался первый в Америке «центр славистики» (неофициальная разведывательная структура). После революции был особо доверенным эмиссаром советского правительства за границей, поддерживал связи с западными финансовыми и политическими кругами. Троцкист. Был близок с Максимом Литвиновым (Валлахом), Артуром Рэнсомом (доверенное лицо Троцкого, агент британской МИ-6). Был неофициальным советским послом в Турции, в Китае, где тесно сотрудничал с Анной Стронг (позже выслана из СССР как американская шпионка). С 1932 года – главный редактор англоязычной газеты «Москау Ньюс» и «Совинформбюро».
Бородин стал одним из главных организаторов и руководителей Еврейского антифашистского комитета. В 1949 году был арестован по обвинению в сионистском заговоре и в 1951 году скоропостижно умер в тюрьме. При Хрущеве был реабилитирован. Впрочем, это было вполне закономерно. Заместителем Бородина в «Совинформбюро» работал Борис Пономарев – у Хрущева он стал секретарем ЦК, возглавил Международный отдел ЦК, формировал внешнюю политику. А начальником Пономарева по партийной линии был тот же Суслов.
Но вернемся к расследованию цареубийства. В Советском Союзе первая открытая публикация на эту тему появилась в 1921 году – очерк П.М. Быкова «Последние дни последнего Царя» в сборнике, вышедшем в Екатеринбурге. В нем представлялась официальная версия – конечно же, без всяких оккультных жертвоприношений. Что Государя и его Семью просто расстреляли, и не по указаниям свыше, а по решению местной власти, Уральского совета. Этот очерк несколько раз переиздавался, в 1926 году расширился и дополнился до формата отдельной книги «Последние дни Романовых». Правительство дало разрешение на ее переводы и публикации за рубежом. Очевидно, как раз для внедрения официальной версии.
А после этого на тему цареубийства в СССР был наложен негласный, но однозначный запрет. О ней просто замолчали. Но одновременно, где-то в конце 1920 – начале 1930-х годов появился документ, подробно описывающий обстоятельства злодеяния. Так называемая «записка Юровского», авторство которой приписано Янкелю Юровскому, непосредственно руководившему расправой. Его воспоминания зафиксировал «красный академик» М.Н. Покровский.
Справка: кто есть кто?
Покровский Михаил Николаевич. Историк, революционер, предположительно – масон. Был близок к Ленину, Горькому, Красину, Луначарскому, Бухарину. Был заместителем наркома просвещения, председателем президиума Коммунистической Академии, ректором Института красной профессуры, заведовал Центральным архивом. Один из главных фальсификаторов российской истории, заявлял, что история – это «политика, опрокинутая в прошлое».
Однако «записка Юровского» содержит множество неточностей. Неверно указаны число жертв (12 вместо 11), фамилии убитых слуг царской семьи. Российский историк Ю.А. Буранов, детально исследовавший данный документ, пришел к выводу: «Оба… варианта – рукописный и машинописный – принадлежат перу историка, члена ВЦИК, М.Н. Покровского. Мной установлено, что только в 1932 году, после болезни и смерти М.Н. Покровского, обе «Записки» были изъяты из его сейфа по распоряжению ЦК ВКП(б) и строжайше засекречены» [68, с. 320]. Суслов, Пономарев, Ильичев, были выходцами из того же Института красной профессуры Покровского. Можно вспомнить и близкую дружбу Суслова с семьей Юровского…
Случайным ли образом именно его подчиненные заново подняли дело о цареубийстве? Яковлев лжет, что ему не удалось ничего найти. Лжет он и с датировкой этой операции «началом 1964 года». Она началась раньше. Стали откуда-то всплывать якобы воспоминания уже умерших охранников Дома Ипатьева. Одни, вроде бы, написал полковник КГБ Михаил Медведев-Кудрин. Адресовал их Хрущеву и просил передать ему браунинг, из которого он, Медведев, самолично застрелил Царя [44]. Но автор-то (или мнимый автор) уже умер! От имени покойного отца «мемуары» и пистолет представил его сын Михаил – работавший на радио у Яковлева.
Хотя известны слова другого охранника, Александра Медведева в 1961 году: «…Отцу родному, матери родной – умирать будем – не рассказывать. Это время, кажется, и на сегодня не настало». И еще: «Я пытался несколько раз поговорить с Петром Захаровичем Ермаковым, и в его трезвом и пьяном виде, кто с ним был там, внизу. А он только мата загнет – ничего не ответит. Так ничего и не сказал». Но в Свердловске розысками занялся Владимир Ильичев. Мы не знаем, приходился ли он родственником заведующему отделом ЦК Леониду Ильичеву, однако фамилия не такая уж распространенная. Он там преподавал в институте журналистики, был заместителем главного редактора газеты «Уральский рабочий». В 1952 году он лежал в одной больничной палате с бывшим охранником Ермаковым, расспрашивал, но тот и ему ничего не сказал. Зато после Ильичева к больному как будто бы пришел его студент-третьекурсник Саша Мурзин, и Ермаков перед смертью все выложил незнакомому мальчишке – который и передал своему преподавателю. Таким вот сомнительным образом появились «воспоминания» Ермакова [21].