Наводились и другие мосты. В 1968 году высшая мировая закулисная элита создала новую организацию – Римский клуб, тесно связанный с Бильдербергским клубом, Трехсторонней комиссией и другими центрами тайного мирового управления. Учреждался клуб в доме Дэвида Рокфеллера, а его председателем стал Аурелио Печчеи – высокопоставленный масон элитной ложи «Альпина» (в ней состоял и Киссинджер). Римский клуб декларировался как научный центр, фабрика мысли «нового мирового порядка», нацеливался на глобальное моделирование человечества, процессов его развития. Численность клуба ограничивалась 100 членами, в него вошли представители высшей политической, финансовой, культурной и научной международной элиты. Но членом этого клуба стал и советский академик Джермен Гвишиани – главный научный консультант Андропова и зять Косыгина. Разработки и идеи Римского клуба пропагандировались в «Литературной газете», самой популярной в СССР.
В рамках сближения с США была привлечена и Московская Патриархия. Напомним, с началом «холодной войны» произошел разрыв РПЦ с Американской Православной Церковью. Ее архиереев и священников запретили в служении, прервали с ней общение. Объявили ее неканонической, раскольнической структурой. Теперь Никодим (Ротов) летал в Америку, вел переговоры. Добрые отношения были восстановлены, и Патриархия в 1970 году официально предоставила Православной Церкви в Америке автокефалию. Отныне она становилась полноправной поместной Церковью.
Только не стоит путать с РПЦЗ, центр которой также находился в США. Вот с ней даже намека на сближение не было и не могло быть. Она продолжала жить в политическом антисоветском ослеплении, в ненависти. Наложились и мировоззрения, характерные для всей русской эмиграции. Ведь в 1920 – 30-х годах беженцы и изгнанники видели свою высшую миссию в сбережении «прежней России», чтобы когда-нибудь принести ее на Родину, стать учителями и наставниками «освободившегося» народа при возрождении страны. В том числе духовном возрождении. Но после Второй мировой войны подобные надежды рассеялись. В таких условиях РПЦЗ стала воспринимать себя как «малое стадо», одиноко «стоящее в истине». Единственный осколок, уцелевший от настоящей Православной Церкви. А Церковь в СССР признавалась уже погибшей, «еретической», прислужницей «коммунистического режима».
Хотя для такой гордыни не было никаких реальных оснований. Иерархи РПЦЗ закрывали глаза на то, сколько борцов за веру, сколько Мучеников, Исповедников, святых подвижников явилось как раз в «советской» Церкви. В той, что, невзирая на гонения и искушения, оставалась со своей страной и народом. Забывалось и о том, что сама РПЦЗ окормляла эмигрантские организации, тесно переплетенные с масонством, с западными спецслужбами. Участвовала в кампаниях информационной войны против СССР. А ведь эти кампании были по своей сути не столько антисоветскими, сколько антирусскими.
РПЦЗ активно поддержала войну во Вьетнаме. Даже американское молодежное антивоенное движение (куда втягивались и русские граждане США) Синод зарубежников осудил, объявил тяжким грехом как «отказ от борьбы со злом». Эмигрантская церковь горячо приветствовала «Пражскую весну» 1968 года. А ее подавление Советским Союзом и армиями Варшавского договора восприняла сугубо плоско и однозначно. В рамках той же, давно канувшей в прошлое, войны «красных» и «белых». Невзирая на то, что сходство было чисто внешним. Операция готовилась западными державами, и тоже была не столько антикоммунистической, сколько нацеливалась на подрыв могущества «русских». Между прочим, с «Пражской весной» было связано и одно событие, казалось бы, малозаметное. Но немаловажное с духовной точки зрения.
Среди «демократических свобод», провозглашенных чешскими реформаторами, была отмена запрета на деятельность униатской церкви. Но и после подавления «Пражской весны» эту «свободу» не упразднили. Униаты в Чехословакии стали создавать свои структуры вполне легально. А отсюда им было гораздо удобнее, чем из капиталистических стран, поддерживать связи с единомышленниками в СССР. Русская Православная Церковь на эту новую угрозу никак не отреагировала. Впрочем, это не удивительно. Главный свой курс Никодим (Ротов) держал на Ватикан. Под его давлением 16 декабря 1969 года Синод принял постановление – разрешить священникам допускать к Святым Таинствам католиков и старообрядцев. Хотя это противоречит правилу 45-му Святых Апостолов. С протестами выступили не только РПЦЗ и афонские монахи, но даже Константинопольская Патриархия.
Однако Никодим сделал разъяснения, что в СССР сложились особые условия. Иногда в Святом Причастии нуждается больной, умирающий, а вокруг на тысячи километров может не оказаться священнослужителей своей конфессии. Такая аргументация удовлетворила Константинополь и Афон. Но… дело в том, что в тексте постановления Синода о подобных ограничениях не упоминалось. Открывались возможности для самого широкого толкования. А митрополит Никодим первым показал, что совершенно не руководствуется собственными разъяснениями. 14 декабря 1970 года в Риме он служил православную Литургию в базилике Святого Петра и причащал католиков. Архиепископ Василий (Кривошеин) впоследствии докладывал Патриарху Пимену о других случаях – как в СССР приехали видные католические деятели, ректор иезуитского центра «Руссикум» Майе и ректор Григорианского университета в Ватикане, их причащали в Киеве и Туле даже по священническому чину, в полных облачениях. Католический журнал «Истина и жизнь» (№ 2, 2004 г.) сообщал, что Никодим каждый год приглашал католического священника Иосифа Павилониса на пасхальное богослужение в Николо-Богоявленском соборе и допускал к Причастию.
В 1970 году Ротов взял преподавателем в Ленинградскую духовную академию иезуита Мигеля Арранца (и он тоже причащался каждое воскресенье в вместе с православными клириками). Но к ордену иезуитов митрополит Никодим вообще испытывал величайшее почтение. «Радио Ватикан» впоследствии уважительно сообщало, что он открыто поддерживал орден, со многими членами имел самые дружеские связи. По известию одного из таких друзей, иезуита Шимана, Ротов перевел на русский язык «Духовные упражнения» Игнатия Лойолы, основателя иезуитского ордена, пользовался этой работой, часто имел при себе. Ленинградский преподаватель Мигель Арранц тоже свидетельствовал, что Никодим «интересовался духовностью иезуитов».
Одним из лиц, «особо приближенных» к митрополиту, был священник Михаил Гаврилов – впоследствии один из активных проповедников унии на Западной Украине, вступивший в монашеский орден василиан (униатский «филиал» иезуитов). Он вспоминал, что Ротов высоко ставил Игнатия Лойолу и его орденские правила, с большой симпатией отзывался об униатской церкви, о ее митрополите Андрее Шептицком (яром русофобе, благословлявшем нацистов и бандеровцев), говорил: «Если бы митрополит Андрей не умер преждевременно, то он бы спас греко-католиков от Православия» [34].
А католическому профессору Антуану Венгеру Никодим с воодушевлением рассказывал, как в Риме он служил в коллегии «Руссикум» Литургию на «драгоценном антиминсе», который когда-то епископ д`Эрбиньи послал «апостолическому администатору» Ватикана в Москве епископу Неве [18, с. 603]. Напомним, что коллегия «Руссикум» – особый иезуитский центр для подготовки миссионеров «восточного обряда», а д`Эрбиньи и Неве в 1920 – 1930-е годы осуществляли план по тайному обращению в католицизм православных священников и иерархов. В то время план сорвался, перевербованного епископа Николая (Ремова) расстреляли. Теперь появился новый поклонник и проводник католической политики, и он занимал куда более высокое положение в Церкви, чем Ремов.
Кстати, в 1970 году Никодим получил степень магистра богословия, темой его диссертации стал понтификат «красного папы» Иоанна XXIII с его программой католического «обновленчества». А журнал «National Catolic Reporter» («Национальный католический репортер») со ссылкой на исследование «Pasionand Ressurection.The Greek Catolic Chrurch in Soviet Union» («Страдание и воскресение. Греко-католическая церковь в Советском Союзе») привел свидетельство, что Никодим получил тайный сан католического епископа, имея поручение папы Павла VI о распространении католицизма в нашей стране. Однозначных доказательств нет. Ватикан умеет хранить свои секреты. Но плоды говорят сами за себя.
Они проявлялись не только в связях с католиками. Никодим начал внедрять и некоторые реформы, которые практиковались обновленцами в 1920-х. Необязательность исповеди перед Святым Причастием, перевод богослужения с церковнославянского на русский язык. Митрополит наставлял, что такой постепенный переход является важной задачей, «в наше время, по мнению многих, становится весьма желательным, иногда необходимым, употребление русского текста Священного Писания для богослужебных евангельских, апостольских и некоторых иных чтений в храме (например, шестопсалмий, паремий и т. д.)» («Журнал Московской Патриархии», 1975, № 10, с.58). Эти новшества были вполне созвучны с требованиями католического «обновленчества», они утвердились в униатской церкви. А Никодим ввел их в Троицком храме Ленинградской духовной академии. Он сам перевел на русский язык Великий покаянный канон преподобного Андрея Критского и читал его в Великий Пост.
Впрочем, как раз вопрос о плодах деятельности Никодима (Ротова) был крайне запутан. Потому что ему приписываются колоссальные заслуги перед Церковью. Мы уже приводили в пример дутую историю со «спасением Святого Афона». Но о нем впоследствии была пущена и слава «спасителя» всей Русской Православной Церкви! Объясняется, что над ней в период хрущевских гонений нависла угроза полного уничтожения. Что был введен запрет на рукоположение новых епископов. А когда умрут прежние, некому станет рукополагать священников – вот и конец. Но Ротов якобы нашел выход. Утвердив позиции Русской Церкви в международных организациях, обезопасил ее от погромных ударов. Сознательно пошел на сотрудничество с КГБ – доказал, что связь с Церковью очень полезна для спецслужб за границей.