1. Русская Православная Церковь неукоснительно должна сохранять старый стиль – юлианский календарь, по которому молится уже тысячелетие.
2. Россия должна как зеницу ока беречь завещанное нашими святыми предками Православие во всей чистоте. Христос – наш путь, истина и жизнь. Без Христа не будет России.
3. Свято хранить церковнославянский язык молитвенного обращения к Богу.
4. Церковь зиждется на семи столпах – семи Вселенских Соборах. Грядущий восьмой Собор страшит многих, но да не смущаемся этим, а только несомненно веруем Богу. И если будет на новом Соборе что-либо несогласное с семью предшествующими Вселенскими Соборами, мы вправе его постановление не принять [54].
30 мая 1990 года Пимен преставился. Похоронили его в Троице-Сергиевой лавре – рядом с Алексием (Симанским). И со Святителем Макарием (Невским). А в Патриархии сразу же активизировались разные группы духовенства: кто займет престол. Причем самой весомой фигурой оказался митрополит Киевский и Галицкий Филарет (Денисенко). Хотя его авторитет создавался отнюдь не духовными делами и даже не административными свершениями в Церкви. Филарет еще в семинарии дал согласие на сотрудничество с КГБ, получил псевдоним «Антонов».
Правда, в СССР это было уделом многих священников и архиереев. Но сотрудничать можно по-разному. Можно формально, абы не мешали служить. Однако Филарет работал на КГБ иначе. Активно, широко. Попросту говоря, доносил вовсю. Сдавал паству, сдавал священников, епископов. В 1961 году умело провернул операцию по закрытию Киево-Печерской лавры. Такую службу поощряли. Всего за 15 лет Филарет из выпускника семинарии выдвинулся до сана митрополита, экзарха Украины. КГБ продолжал его поддерживать, и в Патриархии у него имелись высокопоставленные сторонники, связанные с той же организацией.
Синод большинством голосов избрал его местоблюстителем Патриаршего престола. Многие, и в первую очередь сам Филарет, были уверены – ему и быть Патриархом. Любопытно, что перед созывом Архиерейского Собора, когда обсуждались кандидатуры на пост Предстоятеля РПЦ, американская газета «Вашингтон пост» сделала странный вброс, назвала вероятным претендентом архиепископа Кирилла (Гундяева). Но на самом деле фигура Кирилла даже не рассматривалась. На Архиерейском Соборе председательствовал Филарет, решительно отводил и отметал под разными предлогами кандидатов, которых выдвигали съехавшиеся митрополиты и епископы. В списке остались трое. Он сам, митрополит Ростовский Владимир (Сабодан) и митрополит Ленинградский и Ладожский Алексий (Ридигер).
Перед Поместным Собором Филарет провел немалую работу, опять восседал председателем на заседаниях и был уверен в своей победе. Ну а как же, его покровители должны были сказать свое незримое, но непререкаемое слово. Но на дворе был 1990-й год! В правительство, в прокуратуру, в комиссию по реабилитациям сыпались жалобы пострадавших от агента «Антонова». На Украине появились публикации о его тайной деятельности. Теперь уже и Совет по делам религий, и партийная верхушка, и само КГБ приходили к выводам, что избрание Филарета крайне нежелательно, может вызвать скандал. Лучше какую-нибудь «нейтральную» фигуру.
Большинство делегатов Собора на самом-то деле никаких симпатий к Филарету не питали и почтения не испытывали. А тайные рычаги, на которые он твердо рассчитывал, вдруг не сработали. Счетная комиссия вышла огласить результаты голосования, и Филарет, по воспоминаниям очевидцев, даже заранее стал подниматься. Но в полном шоке рухнул в кресло. Прозвучало не его имя, а Алексия (Ридигера).
Глава 17В лавинах общего обвала
Псевдорелигия марксизма-ленинизма рухнула гораздо раньше, чем сама коммунистическая система. Последним всплеском, когда с ее помощью удавалось воодушевлять людей, были хрущевские штурмы с призывами отдать все силы и обещаниями, что уже нынешнее поколение попадет в «рай земной», будет жить при коммунизме. Сталин внедрял и другую идею, способную вести за собой, мобилизовывать народ. Идею Советской империи – которую силятся уничтожить внешние враги. Таким образом, любой труд в промышленности, сельском хозяйстве, управлении, получал высшее оправдание, как личный вклад в укрепление государства, его способность противостоять недругам.
Но эту идею похоронила пропаганда сближения с Западом, «разрядок», сотрудничества. А в построение коммунизма в 1970-е – 1980-е годы уже никто не верил. И в первую очередь партийные идеологи, сами находившиеся на «кухне», где стряпались лозунги для «простонародья». Но и «простонародье» в них не верило, эти лозунги становились темами для анекдотов. Коммунистические установки и правила превратились просто в некие общие «правила игры», которые надо внешне соблюдать. А дома на кухнях, в рабочих курилках, на междусобойчиках интеллигенции, даже среди армейских офицеров, сотрудников МВД и КГБ, говорилось совсем другое.
Но ведь в душах, когда лопнул радужный пузырь псевдорелигии, осталась пустота. Каждый заполнял ее по-своему. Что ближе, что понятнее. Многие клевали на западные соблазны материальной выгоды – и сопутствующие им идеи индивидуализма, «общечеловеческих ценностей». Другие запутывались в философских мудрствованиях Востока. Или замыкали смысл жизни на сиюминутных удовольствиях – и, как правило, спивались. А некоторые приходили и к вере. Открывали новый для себя безграничный мир. Робко начинали заходить в храмы. Кто-то скрывал свою веру от окружающих. Иногда во избежание неприятностей по работе. Но чаще – чтобы не вызвать насмешек сослуживцев. Или наоборот, выставляли напоказ. В 1980-х это было уже можно. У молодежи становилось даже модным быть «не такими, как все». Есть хиппи, есть панки, а есть верующие…
Именно это молодое поколение «семидесятников-восьмидесятников» хлынуло в церковь в период «перестройки». И опять, у каждого получалось по-своему. Одни прилеплялись к понравившимся батюшкам, стараясь досконально выполнять их наставления. Вторые зачитывались христианскими брошюрами и книжками, появившимися на частных лотках – и приходили к выводам, что они сами, собственным умом разберутся, что нужно, а что совсем не обязательно. Третьи воодушевленно готовы были делать для церкви любую, самую черную работу, бежали ремонтировать открывающиеся храмы, собирали для этого деньги. Четвертые еще сильнее загорались, рвались непременно уйти в монастырь (и сколько их быстро убегало обратно!) А были и такие, кто выискивал некие персональные дорожки в структуры Церкви.
Одним их примеров может послужить Георгий Шевкунов, нынешний митрополит Тихон. Он был выпускником ВГИК, принял послушание в Псково-Печерском монастыре. Вроде бы, стал учеником известного Старца архимандрита Иоанна (Крестьянкина). Но от бывших насельников Печерской обители пришлось слышать, что Шевкунов не жил постоянно в монастыре, а периодически наезжал с друзьями поработать и помолиться (в монастыре и храме любой труд называется послушанием). А Иоанн (Крестьянкин) принимал очень многих людей, всем помогал советами, наставлениями. Протопресвитер Алексий Аверьянов вспоминал: «Я был невысокого мнения о послушнике Георгии Шевкунове, которого братия монастыря прозвала «подслушник Шептунов»». Но именно о. Алексий по просьбе общего знакомого помог Георгию устроиться на работу в Издательский отдел Патриархии, порекомендовал его архиепископу Питириму (Нечаеву), возглавлявшему этот отдел.
В данный момент как раз разворачивалась подготовка к празднованию Тысячелетия Крещения Руси, и новичок сумел ярко проявить себя. В элитном ВГИКе он получил специальность киносценариста, сохранил связи и знакомства в мире кинематографа. Он стал автором или соавтором сценариев сразу нескольких фильмов, снимавшихся к юбилею. Но отметился и другим качеством. Протопресвитер Алексий Аверьянов описывал, как в дни празднования Шевкунов вдруг явился к нему и спросил: «Я приготовил для Михаила Сергеевича Горбачева подарок – икону Архистратига Михаила, чтобы засвидетельствовать ему, через Раису Максимовну и Фонд культуры, наше почтение, как спасителю России, стоит ли это делать?»».
Непонятно, почему он не обратился к своему прямому начальнику владыке Питириму (Нечаеву). Попытался действовать в обход. Но и о. Алексий его инициативу отверг. А поведение и распросы Шевкунова ему откровенно не понравились: «Очередной «стукачок», подумал я, решил делать в Московской Патриархии свою карьеру». Однако в издательском отделе он работал очень энергично, инициативно. Выделился и способностями организатора, бизнесмена. В Церкви это была редкость. До сих пор предпринимательские таланты здесь не требовались – а в «перестройку» оказались очень ценными.
А одновременно он нашел новых покровителей и наставников. Сумел сблизиться с «авторитетом» разных конфессий и британо-американо-ватиканских радиостанций епископом Василием (Родзянко), зачастившим в Россию, сошелся с ним настолько тесно, что сопровождал его в поездках по нашей стране, а иногда даже и за границу [10, с. 486–518]. Находясь в свите Родзянко, перезнакомился с Филаретом (Денисенко) и другими высокопоставленными архиереями РПЦ. Но вот тут в его биографии возникает вопрос. Столь активный послушник, столь ценный сотрудник издательского отдела почему-то 9 лет не мог получить монашеского пострижения…
Георгий Шевкунов добился его только в 1991 году, когда оставил Издательский отдел и перешел в Донской монастырь. Автору довелось беседовать с очевидцем этого события. Постриг был первым в обители после начала ее восстановления, приехал бывший начальник Шевкунова владыка Питирим (Нечаев). Наместник монастыря архимандрит Агафодор (Маркевич) был уверен, что митрополит будет сам постригать своего воспитанника. Но тот неожиданно отказался: «Нет. Сами постригайте». А человеку, стоявшему рядом с ним, пояснил причину отказа: «Это – человек Яковлева». Между прочим, сразу же после пострига Шевкунов круто пошел «вверх». Через две недели стал иеродиаконом, еще через месяц иеромонахом, через два года – настоятелем подворья Псково-Печерского монастыря в Москве, еще через два года – игуменом Сретенского монастыря…