раинцев был совершенно чуждым. Красных встречали как «русских», представителей центральной власти. Быть вместе с Россией казалось привычным и нормальным. По мере продвижения войск Муравьева делегация в Бресте очень ощутимо присмирела. Убавляла свои претензии, потом вовсе забыла о них. А 26 января (8 февраля) красные вошли в Киев, Рада сбежала в Житомир. В этот же день в Бресте украинская делегация подписала мирные договоры с Германией и Австро-Венгрией, откровенно умоляя их, чтобы взяли под покровительство.
Именно этого немцы и добивались! 13 февраля в Хофбурге прошло совещание военного и политического руководства Германии и Австро-Венгрии, принявшее решение оккупировать национальные окраины России. Причем наступление наметили преподнести как «полицейскую операцию в интересах человечества». Для этого от «правительств» областей, которые предстояло оккупировать, предписывалось организовать просьбы о защите от большевиков. Главнокомандующий германской армии фельдмаршал Гинденбург без всяких околичностей, открытым текстом, приказал: «Просьбы о помощи должны поступить до 18 февраля».
О, украинцы были рады стараться! Быстренько подписали составленный немцами «договор о взаимопомощи». Но и Германия взялась выполнять его без промедления. 18 февраля двинула на Украину войска. Вести боевые действия не пришлось. Разношерстная Красная гвардия была не многим лучше «вольного козацтва». При одном лишь известии о приближении немцев откатывалась прочь. Германские части зачастую даже не выгружались из вагонов. Ехали в поездах, занимая станцию за станцией. 28 февраля красные без боя бросили Киев. Германия сделала политический реверанс — деликатно пропустила войти в город первыми «украинскую армию», она насчитывала несколько сотен человек. А следом маршировали немецкие полки.
Впрочем, вежливость по отношению к самостийникам была чисто декоративной. В Берлине было создано особое экономическое управление для эксплуатации Украины. Возглавил его не кто иной, как Макс Варбург. Расчеты велись через Рейхсбанк, в Киеве эти операции при оккупационном командовании возглавил банкир и сахарозаводчик Абрам Добрый (в 1916 г. Особая следственная комиссия генерала Батюшина уже арестовывала его как германского шпиона — но нашлись сильные заступники, добились освобождения). Немцы попытались создать и «украинскую армию» под своим контролем. Как уже говорилось, они сформировали «Серую» и «Синюю» дивизии из военнопленных, уроженцев Малороссии. Но с этим ничего не получилось. Как только воинские части доставили на родину, пошло повальное дезертирство, они рассыпались.
Зато немцы определили границы будущей «державы». Южные области — Одесса, Херсон, Николаев — никогда к Украине не относились. Их в свое время отвоевали у турок, называли не Малороссией, а Новороссией. Но это были плодородные хлебные края, здесь располагались главные русские порты на юге. А ведь оккупация осуществлялась на основе договора с Украиной! Вот и добавили эти области к Украине. Точно таким же образом Донбасс никогда не относился к украинским землям. Но там был уголь, нужный для Германии, и его также объявили частью Украины. А большевики в 1918 г. спорить с немцами не смели. Выполняли все, что им продиктуют.
На Крым претендовала Турция. Но Германия с ней делиться не захотела, «сочла нецелесообразным использовать для оккупации Крыма турок и украинцев». Министр иностранных дел Кюльман высказывал мнение, что полуостров можно будет потом передать Украине, но «только в качестве награды за хорошее поведение». Однако в окружении кайзера вызрел другой проект — превратить его в германскую колонию «Крым-Таврида», отдав немецким поселенцам.
Да и Центральная Рада существовала недолго. Немцы очень быстро разобрались, что сотрудничать с ней бессмысленно. Ее никто не поддерживает. В докладе начальника оперативного отделения Восточного фронта отмечалось: «Украинская самостийность, на которую опирается Рада, имеет в стране чрезвычайно слабые корни. Главным ее защитником является небольшая кучка политических идеалистов». Рада утопала в болтовне, сосредоточив усилия на «украинизации» населения и языка. Увлеклась и социализмом, издала универсал о «социализации» земли, в селах это вызвало волну погромов и анархии. В результате немцы решили заменить Раду на послушное марионеточное правительство. Лучшей кандидатурой сочли командующего «вольным козацтвом» генерала Скоропадского, достаточно беспринципного для такой роли. Если он был потомком гетмана Украины, то и пусть станет «гетманом». С ним провели переговоры, и 18 апреля командующий германским Восточным фронтом фельдмаршал Эйхгорн заключил с ним соглашение о направлении украинской политики.
Подставлять Скоропадского под народное недовольство немцы не хотели, поэтому деловые вопросы «урегулировали» с Радой. 19 апреля выставили ей внушительный счет за оказанные услуги. На основе этого счета 25 апреля с Радой заключили «Хозяйственное соглашение». До 31 июля Украина обязалась поставить 60 млн пудов хлеба, 2,8 млн пудов скота живым весом, 37,5 млн пудов железной руды, 400 млн яиц и др. За все это Германия платила своей промышленной продукцией — но «по мере возможности». Кроме того, к немцам переходил контроль над украинскими железными дорогами, заводами, рудниками Кривого Рога, над таможенными барьерами и внешней торговлей «независимого» государства. Сбор урожая должен был проходить под контролем германской комиссии.
После подписания соглашения Рада, которую сами немцы называли «клубом политических авантюристов», стала им не нужной. 26 апреля переворот одобрил кайзер Вильгельм, прислал телеграмму: «Передайте Скоропадскому, что я согласен на избрание гетмана, если гетман даст обязательство неуклонно выполнять наши советы». Ну а повод к разгону дали сами националисты. Среди них нашлись несколько горячих голов, возмущались «Хозяйственным соглашением» и… похитили банкира Абрама Доброго. Эйхгорн объявил, что это уже явный бандитизм.
На 29 апреля в киевском цирке созвали «Съезд украинских хлеборобов» — таких «хлеборобов», которых отобрали немцы и Скоропадский. Рада в этот день собралась на очередное заседание, но в зал вошел немецкий патруль и повторил «подвиг» матроса Железнякова. Офицер приказал всем поднять руки вверх, объявил Раду распущенной, а собравшихся — арестованными. Правда, их тут же отпустили. Депутаты еще раз собралась тайно, на частной квартире, наспех приняли «Конституцию Украинской Народной республики» производства профессора Грушевского и сразу же разбежались, опасаясь нового ареста. Хотя никто не собирался ловить их.
Ну а «Съезд украинских хлеборобов» прошел без помех — на крыше цирка дежурили германские пулеметчики. Скоропадского, как и планировалось, избрали гетманом. Впрочем, правителем он стал чисто номинальным. Немцы даже не позволили ему создавать армию, кроме Сердюцкой дивизии — личной охраны в опереточных жупанах, с кривыми саблями и чубами-оселедцами. Политику тоже диктовали оккупанты. Причем одним из ее краеугольных камней оставался национализм, чтобы прочнее оторвать украинцев от России. Начальник отдела германского МИДа Бусше-Хаденхойзег ставил задачу: «Репрессировать все прорусское, уничтожить федералистские тенденции». Австрийский представитель Арц писал: «Немцы преследуют вполне определенные экономические цели на Украине… С этой целью они будут оккупировать земли под своим контролем как протекторат, колонию или иное образование». В Берлине был организован особый синдикат для экономической экспансии на Востоке под руководством имперского советника фон Риппеля. Синдикат учредил два дочерних отделения, для России и Украины, открыл «экономический штаб» в Москве.
Чтобы поставки продуктов осуществлялись бесперебойно и организованно, немцы считали нужным восстановить крупные товарные хозяйства. По их указанию Скоропадский отменил универсалы Рады о «социализации», приказал вернуть законным владельцам поделенную крестьянами землю, расхищенный скот и инвентарь. Но тем самым он восстановил против себя деревню, повсюду забурлили мятежи, возникали отряды всевозможных «батек» вроде Махно — анархистов, эсеров, сторонников Рады. Летом 1918 г. в Киев для переговоров с Украиной прибыла советская делегация во главе с Раковским. Вопросы, важные для немцев, решились сразу же — передача Украине большого количества паровозов, вагонов, урегулирование железнодорожного сообщения. Но уточнение границ затянулось до бесконечности.
А осенью стало очевидно: дни Германии и Австро-Венгрии сочтены, скоро они рухнут. Вот тут-то Скоропадский задергался. В начале ноября он взялся резко менять свою политику. Сменил свое правительство, отправив в отставку ярых самостийников. Вместо независимости Украины провозгласил федерацию с Россией. На этой основе повел переговоры с донским атаманом Красновым, послал делегатов к Деникину договариваться о союзе. В Киеве началось создание белогвардейских частей. Но было уже поздно. Австро-Венгрия заполыхала революциями и развалилась на части. 9 ноября забурлила Германия, кайзер сбежал за границу. Оккупационные войска сразу же стали выходить из повиновения своим начальникам, хлынули уезжать по домам. А 18 ноября в Белой Церкви созвали свой съезд лидеры Центральной Рады. Признание гетманом федерации с Россией они объявили изменой Украине, призвали народ к восстанию. Создали собственное правительство, Директорию в составе Винниченко, Петлюры, Швеца и Андриевского.
Гетманская белая гвардия так и не сформировалась, Киев обороняли «полки» по 10–15 офицеров. Но под флагами Директории собрались всякие банды и сброд, они не смогли прорваться в столицу. Однако при распаде Австро-Венгрии возникла самопровозглашенная Западно-Украинская народная республика. Она стала создавать части «галицийских стрельцов» из вчерашних солдат и офицеров австро-венгерской армии. Директория заключила союз с ЗУНР, и та прислала несколько полков. Командующим стал Евген Коновалец.
13 декабря самостийники перешли в наступление. Маскарадная Сердюцкая дивизия, личный конвой гетмана, перекинулась на их сторону. Фронт был прорван, через день украинцы ворвались в Киев. Скоропадского немцы все-таки не бросили, увезли с собой. А малочисленные белогвардейцы, поверившие ему и пытавшиеся защищать его власть, погибали или вынуждены были прятаться. Командующего белыми формированиями генерала Келлера поймали и расстреляли. Петлюра въехал в город на белом коне — и ему преподнесли наградную Георгиевскую саблю Келлера, украшенную бриллиантами.