– Извини, но мне некогда. У меня дела…
– Какие? Уроки, что ли, делать? Так я скажу классной даме, чтобы она тебя завтра не вызывала к доске.
Наверное, у Валерии бы это получилось – от благосклонности ее отца в школе слишком многое зависело, – но Анна упрямо покачала головой:
– Не в уроках дело…
– А в чем?
Девочка прикусила губу. Что-то мешало ей сказать, что сегодня днем она опять поспешит в рощу к сестре Кларе. Они пойдут за клюквой и поздними травами. Ведьма ждала ее на повороте тропинки каждый день в одно и то же время. Она учила ее распознавать лекарственные растения, рассказывала, как их правильно сушить и собирать, вспоминала старинные рецепты, по которым готовила снадобья еще ее бабушка. Там, в лесной избушке, Анне было уютнее и даже теплее, чем в доме у тети Маргариты. Она уже привыкла к ведьме и нисколько ее не боялась. И это намного интереснее, чем сидеть весь вечер над чужой тетрадкой, выводя стихотворные строчки по линеечке.
– Ни в чем. Просто… Не хочу!
Валерия настолько не ожидала услышать такой ответ, что машинально спросила:
– Почему?
– А потому, что у тебя и без того служанок много, вот пусть они и переписывают. И отдайте мою сумку!
Вырвав ее из рук девочек, Анна быстро запихнула внутрь тетрадку по чистописанию и направилась в класс. Ее провожали молчанием. Все, кто был в коридоре, оборачивались вслед и тут же спешили донести новость до подруг из других классов. Новенькая отказала в чем-то самой Валерии Вышезванской!
Весть распространилась быстро – все-таки в гимназии обучалось не так много девочек, – и к началу следующего урока Анна сидела как на иголках. На нее косился весь класс. Сама Валерия сидела как ни в чем не бывало, но что-то такое было в ее взгляде, отчего Анна, случайно обернувшись, поежилась. На уроке – была география – она ни разу не подняла руку, а когда ее спросили назвать самую длинную реку в мире, наугад брякнула первое, что пришло в голову. И когда прозвенел звонок, осталась сидеть за партой.
– Девочки, все встали – и на моцион! – приказала классная дама. – Взялись за руки и идем в коридор! Перемена большая, и вы должны гулять!
Анне очень не хотелось вставать и куда-то идти. Одноклассницы шушукались, посматривая то на нее, то на Валерию, которая спокойно подала руку своей соседке по парте и первая выплыла в коридор.
Кто-то крепко схватил Анну за запястье. Илалия, ее единственная подруга.
– Ты что, с ума сошла? – прошептала та, силой вытаскивая Анну вслед за остальными из класса. – Тебе трудно, что ли?
– Да, трудно! Мне некогда. И… и вообще.
– Вообще я бы на твоем месте хорошенько подумала, – продолжала шептать Илалия, пока девочки по парам выстраивались в коридоре. – Ты разве не понимаешь, кто такая Вышезванская?
– Понимаю, – пожала плечами Анна. – Просто… мне действительно некогда!
– Родные не разрешают?
– Я не могу тебе этого сказать! – В том, что никто не должен знать о ее тайне, девочка не сомневалась.
– Зря! Вот если бы она меня о чем-нибудь попросила, я бы…
– Ну так иди и спрашивай у нее эту тетрадку! А меня оставь в покое!
Илалия обиделась. Нет, руку она не вырвала и строй не нарушила, но шагала по вестибюлю в молчании, избегая смотреть в сторону Анны.
До конца учебного дня новость о том, что случилось в среднем классе, успела облететь всю гимназию. Когда классная дама после пятого урока отвела девочек в буфетную, на Анну таращились все. Илалия, которая все еще дулась, тихо пихнула ее локтем, показывая на белокурую бледную девушку, которая с безучастным видом сидела с краю стола старшеклассниц:
– Вон она. Аглая Солонцовская. Это ее стихи ты отказалась переписывать!
Словно услышав этот голос, старшеклассница повернула голову. Некрасивое вытянутое лицо ее слегка оживилось. Она медленно встала и плавной походкой жирафа направилась к столикам, занятым младшими школьницами. Остановилась как раз напротив Анны.
– Это ты отказалась переписывать мои стихи? – тихо поинтересовалась она.
Все, кто слышал этот голос, затаили дыхание.
– Да, – кивнула Анна. Отпираться было бессмысленно. Она с волнением ждала, что будет дальше.
– Они тебе не понравились?
– Я их даже не читала.
– Тогда почему? – У поэтессы задрожал голос.
– Просто мне этого не хотелось. Я же не служанка, чтобы выполнять приказы.
Рядом ахнула одна из девочек. Аглая Солонцовская выпрямилась во весь свой немаленький рост.
– Понятно, – произнесла она со странной интонацией и ушла-уплыла на свое место.
Сидевшая рядом Илалия перевела дух.
– Ты ненормальная, – прошептала она.
Анна спокойно ела булку с маслом, запивая ее молоком, и думала о других булочках – начиненных травами, – которые ждали ее в маленьком домике лесной ведьмы.
И это было только начало. В считаные дни Валерия Вышезванская как-то ухитрилась настроить против Анны почти весь класс. С новенькой перестали здороваться, ограничиваясь только кивком головы. К ней никто не обращался с просьбами – даже такими невинными, как передать кому-то карандаш или подвинуться за общим столом в обед. И ей самой часто отказывали в просьбах – то нужная вещь, ластик или промокашка, занята, то времени нет. Иногда за весь день с Анной никто не обменивался и парой слов. Лишь Илалия как-то выбивалась из общего строя – и то потому, что они сидели за одной партой, а тут хочешь или не хочешь, а порой надо общаться. Но даже во время моциона на большой перемене Илалия стеснялась подать Анне руку.
Дальше – больше. Несколько раз ей в сумку подкидывали листки бумаги с оскорбительными стишками-дразнилками. Анна выкидывала их, не сомневаясь, что сочиняла их Аглая Солонцовская по просьбе Валерии. Однажды у нее перед началом контрольной работы утащили все перья и карандаши. И, поскольку никто не соглашался поделиться своими письменными принадлежностями, Анна не смогла написать контрольную и весь урок просидела просто так, о чем дежурная девочка, разумеется, записала нарушение в журнал.
Анна терпела, стараясь не обращать внимания на одноклассниц. Но с каждым днем ей все больше хотелось отомстить им.
Служба завершилась. Прихожане один за другим потянулись к выходу из собора. Задерживались немногие – кто напоследок осенял себя крестным знамением, глядя на иконы и кланяясь им, кто продолжал, прижав руки к груди, шептать о чем-то глубоко личном, даже не заметив прощальных слов священника. Кто как раз спешил к святому отцу, дабы изложить личную просьбу или испросить совета. Кто-то остановился в дверях, дожидаясь знакомых или родственников. Были и такие, кто, не дожидаясь, пока покинут святые стены, уже завели деловые разговоры и шествовали к выходу не спеша, чинно, как на бульваре в воскресный день.
Юлиан остался в своем углу. Если очень хотел, он мог не привлекать к себе внимания. Когда твоя работа связана с раскрытием необычных тайн, подобное умение иной раз может и жизнь спасти. Сейчас опасности не было, но ему очень нужно было остаться в храме после закрытия.
Уже больше трех недель он жил в Дебричеве, и эти недели не дали ему ничего. Официальные власти, конечно, пошли навстречу приезжему из столицы – как-никак Третье отделение! – но к его просьбе о помощи в розысках следов захоронения Мартина Дебрича отнеслись весьма скептически. Дескать, не было такого человека, все изволите выдумывать, господин хороший! Но, впрочем, ищите самостоятельно, кто ж вам не дает! Но пока никаких следов не найдено, извольте заниматься тем, для чего вас пригласили – искать несуществующий Дом с привидениями и пытаться доказать, что он как-то связан с исчезновением детей.
Сложность официального расследования заключалась в том, что начать поиски загадочного дома Юлиан мог только после того, как поступит новое известие о пропаже очередного ребенка. А этого можно было ждать и месяц, и год, и даже два – все случаи не отличались периодичностью. В ожидании он долгие часы провел в архиве, листая старые дела. Увы, много было пробелов, а часть записей оказалась утрачена или испорчена временем или небрежностью переписчиков. Удалось отыскать несколько скупых описаний розысков пропадавших ранее детей, когда городские власти давали задания полиции провести дознание, но часто там дело ограничивалось расспросами очевидцев и родственников пропавших. И часто бывало, что потом все бумаги оказывались уничтожены, о чем свидетельствовала скупая запись: «Было проведено следствие, но ничего дознать не удалось, посему опросные листы подлежали изъятию».
Нашлись, однако, дневниковые записи и отрывки из летописей, повествующие, что происходило в окрестностях Дебричева лет сто или даже сто пятьдесят назад, но все прочие документы просто-напросто отсутствовали. А самые поздние исторические сведения и вовсе были ограничены выписками из приходских книг – кто когда родился, какого числа крещен, когда венчан и с кем, и когда умер. Правда, там нашлись сведения о кое-каких родственниках, но самое главное оставалось неизвестным – ни о странном доме, ни о том, когда был зафиксирован первый случай исчезновения ребенка. И про род князей Дебричей тоже было найдено до обидного мало – словно чья-то рука нарочно вымарывала все записи, начиная с последних лет ляшского владычества. Собственно, кроме записи о бракосочетании Святополка Дебрича и упоминания через год кончины его супруги, других свидетельств почти не было. Только года смерти: «Скончался такой-то князь Дебрич в возрасте стольких-то лет…»
Юлиан чувствовал, что теряет время, листая старые фолианты. А между тем надо было действовать. Для него поиски Дома с привидениями были лишь поводом для того, чтобы побывать на родине предков и разгадать тайну собственного родового проклятия. Отчаявшись найти ответ в книгах и пытаясь отыскать хоть какую-то информацию, он и пришел сегодня на вечернюю службу.
Храм постепенно опустел. Остались лишь две служки, подметавшие между колоннами и возле лавок. Священник и его помощник в алтарном приделе снимали парадное облачение. Одна за другой гасли свечи. Юлиан стоял тихо, затаив дыхание.