Хриплый раскатистый звук был похож на что угодно, только не на лошадиное ржание. Но тем не менее это было так. Светлый силуэт соткался из ночного мрака, вобрав, казалось, в себя свет далеких звезд и прячущейся за облаками луны. Ночь, лишившись и этих крох света, стала еще темнее – настолько, что Юлиан несколько раз споткнулся и однажды чуть не вывихнул лодыжку, когда нога подвернулась на неровностях почвы.
Светло-серая лошадь стояла в двух шагах от кладбищенской ограды неподвижно как статуя – только ветер трепал жидкую гриву и хвост. В глазах ее светился мрак. Присмотревшись, можно было заметить, что у лошади нет глаз, что в черепе ее зияют две дыры. Да, собственно, это и был череп, обтянутый призрачной полупрозрачной кожей. И точно так же призрачная плоть облегала остальной скелет.
Прихрамывая – лодыжка чуть болела – Юлиан подошел. Он внутренне сжался – подобное у него получалось всего несколько раз. Его магия была особого свойства. Но он мог видеть мертвых и разговаривать с ними. И окликнул мертвую лошадь, протягивая к ней руку:
– Поди… поди… На, хорошая, на!
Вместо хлеба протягивал свою руку, понимая, что здорово рискует. И едва успел убрать пальцы, когда череп резко дернулся, клацая длинными желтыми зубами. Но юноша успел поймать прядь полуистлевшей гривы, наматывая ее на кулак:
– Попалась!
Мертвая лошадь рванулась, но было поздно. Юлиан подтянул конягу к себе, поглаживая по носу, похлопывая по шее и плечам, и она смирилась. Не выпуская прядь гривы – и стараясь отогнать от себя мысль о том, что она вот-вот может оторваться от полуистлевшей плоти, – Юлиан запрыгнул ей на спину. Лошадь похоронили с седлом и уздечкой, но упряжь истлела за сотню лет, так что пользы от нее не было никакой. К тому же ботинок попал носком между ребер, и мертвая лошадь испуганно шарахнулась. Но в конце концов юноша утвердился на костлявой спине, стискивая коленями ребра клячи:
– Н-но! Пошла!
Призрачная лошадь сделала шаг, другой – и вдруг сорвалась с места так стремительно, что Юлиан откинулся назад и едва не свалился с ее спины. Его отчаянный вопль захлебнулся под порывом ветра. Лошадь взвилась в воздух, переходя на галоп. Вытянув шею, прижав несуществующие больше уши, вытянувшись в стрелу, она помчалась по воздуху, с каждым скачком поднимаясь все выше и выше.
Крепко держась за гриву, Юлиан смотрел вниз и по сторонам. В небе, несмотря на ночь, облака и ветер, было полным-полно птиц, причем все – дневные. В темноте трудно было отличить щегла от воробья и синицу от зяблика, только вороны и сороки выделялись в пернатой толпе. Многие птицы летали стаями, другие беспорядочно носились поодиночке. Казалось, птицами овладела паника.
Земля внизу была темна и мрачна, но вот впереди показался и стал быстро приближаться огонь. Это была цель его пути, и Юлиан ощутил что-то вроде страха. Он впервые летел на настоящий шабаш, до этого сталкиваясь с ведьмами поодиночке, так сказать. В обычной обстановке. И зачастую поблизости был кто-то из службы инквизиции, чтобы поддержать, помочь и, если что, сразиться вместо него. Но когда их столько, да еще и на Лысой горе в воробьиную ночь… Тут спасует и более опытный ведьмак. Но отступать было поздно.
Мертвая лошадь камнем пошла вниз. Скелет стал рассыпаться. Оторвался хвост, отвалились задние ребра. Вслед за ними – копыта, по очереди, все четыре. Юлиан слегка дернул гриву, пытаясь приостановить падение, и прядь осталась у него в руках. Он отбросил ее в сторону – и без нее было ясно, что в обратный путь придется пускаться на чем-то другом.
Скелет все-таки приземлился на все четыре ноги – вернее, на то, что к тому моменту осталось от ног – и тут же рассыпался грудой костей. Свалившись на землю, Юлиан поскорее вскочил, отряхиваясь, и пешком зашагал к озаренной кострами Лысой горе. Тем более что до нее оставалось всего несколько сотен шагов.
Он увидел ее почти сразу. Девочка – самая маленькая и младшая среди собравшихся – стояла одна-одинешенька, растерянно озираясь по сторонам. Кругом бегали, прыгали, кувыркались, веселились ведьмы всех возрастов, не обращая на нее внимания. Она казалась такой чужой этому сборищу, что в душе Юлиана что-то шевельнулось. Захотелось помочь, спасти, оградить эту маленькую ведьму от уготованной ей судьбы, пока еще не поздно. Наплевав на приличия, он стал продираться сквозь толпу.
– Праздник! Праздник!
Круг распался. Анна осталась одна и вмиг растерялась и испугалась. Тетя исчезла, не было и сестры Клары. Вообще не было ни одного знакомого лица. Все кругом бегали, прыгали, кричали, танцевали, схватившись за руки, парами и тройками. Среди женщин появились какие-то черные тени. Они скакали, кувыркались и бесились. Некоторые ловили подвернувшихся под руку ведьм и принимались кататься с ними по земле. Дикие крики, визг, рычание, лай, хрюканье, топот и непонятные слова раздавались со всех сторон. Где-то ссорились и дрались, таская друг друга за волосы и угощая тумаками. Напуганная, девочка попятилась и неожиданно услышала, как кто-то зовет ее по имени.
– Я здесь! – отозвалась она, радуясь, что про нее вспомнили.
Чья-то тень вынырнула из темноты, схватила ее за руки. Анна закричала, пытаясь вырваться, но тень увлекла ее за собой.
– Погоди, не кричи! Это я!
Какой-то человек. Мужчина. Высокий, худощавый. Лица в темноте не разобрать, но голос… Знакомый голос.
– Это я! Юлиан! Ты меня не узнала?
Совсем близко оказались глаза с горящими, как две свечки, зрачками. Было что-то странное в этих глазах, этом пристальном ищущем взгляде. Сейчас, в ночной темноте, при свете дальних костров, на фоне мечущихся туда-сюда теней это лицо показалось Анне знакомым. Она где-то его уже видела. То есть видела точно такое же, похожее, как две капли воды, лицо. Вспомнить бы, где и когда!
– А… откуда вы взялись? – пролепетала она.
– Все будет хорошо. Я тебя еле нашел!
– Я не понимаю, что происходит. – Анна оглянулась по сторонам.
Кругом все прыгали, бегали, обнимались и не обращали внимания на девочку и юношу, которые стояли, держась за руки.
– Это шабаш, Анна. Тут все ведьмы.
– Я знаю.
– Ты – тоже ведьма.
– Да. Наверное. Я…
– Не бойся. Все будет хорошо!
Где-то грянула мелодия. Дикая, залихватская. Их подхватил ритм этой странной музыки, увлекая в общий круг. Прежде чем их окружила беснующаяся толпа, Юлиан успел еще раз шепнуть: «Не бойся!» – и эти два слова странным образом напомнили ей призрака в доме тети Маргариты.
Призрак… Дом тети Маргариты… Портрет! Дома у тети был портрет Юлиана!
Но Анна не успела вымолвить ни слова. Их подхватил и закружил вихрь танцующих ведьм, но теперь Анна чувствовала какую-то опору. Она была не одна. Рядом был кто-то, кому можно было довериться, кто не потерял голову, кто…
Пронзительные вопли, донесшиеся откуда-то из-за очерченной кострами границы, заставили всех замереть на месте.
– Идет! – вопили ведьмы и колдуны. – Он идет! Он!
Он!
Анна так крепко стиснула руку Юлиана, впиваясь ногтями в его ладонь, что юноша тихо ойкнул:
– Ты чего?
– Он! – Девочка попятилась. – Это же он!
Тот, кто убил ее родителей!
Ее страх был словно порыв ледяного ветра – обдал, обжег, стиснул грудь. Юлиан безотчетно притянул ее к себе, обнимая за плечи:
– Успокойся. Я не дам тебя в обиду.
Но девочку всю трясло. Тот давний, забывшийся под гнетом новых впечатлений ночной страх снова появился в душе, липкими пальцами схватил сердце. Она зажмурилась, отворачиваясь и уткнувшись носом юноше в солнечное сплетение. Тот прижимал девочку к себе, готовый защищать. Поверх голов ведьм ему была видна темная фигура – массивный силуэт без плеч и рук – голова плавно переходила в шею, та – в туловище, которое ниже, на уровне пояса, постепенно утолщалось и разделялось на две ноги. Нет, руки тоже были – должны были быть! – но их с успехом занимал уродливый мясистый нарост на голове, такой длинный, что почти волочился по земле. Он походил на слоновий хобот, но, в отличие от него, мог то укорачиваться, становясь втрое толще, то удлиняться и истончаться, а заканчивался четырьмя червеобразными отростками. Даже Юлиан, которому пару раз приходилось видеть чудовищных тварей, вызываемых ведьмами из преисподней, содрогнулся от отвращения, представив, из каких глубин бездны явилось это существо. А что говорить о маленькой девочке? Анна, прижавшись к нему, мелко дрожала.
– Он! Он идет! – орали, визжали и выли ведьмы.
Кто-то падал на колени, протягивая к чудовищу руки. Кто-то просто безостановочно кланялся. Задние ряды напирали на передних. Кого-то задавили – послышался визг. Юлиан попятился, волоча за собой Анну, но, на их беду, они оказались слишком далеко от круга камней и костров.
Голос низкий, раскатистый, такой глубокий и глухой, что мигом заболели кости и зубы, раскатился на Лысой горе. Этот голос звучал из иного мира.
– Я пришел…
– Да! Да! – орали ведьмы, размахивая руками. – Иди к нам! Возьми нас…
– Я пришел за своим…
– Здесь все твое! Все! Бери, что хочешь! – взвыл хор голосов.
– Где она? Где моя Печать?
Юлиан вздрогнул всем телом, как от удара. О какой Печати говорит это существо? Насколько он знал, их было несколько. Семь или девять – сейчас не вспомнить. О которой по счету идет речь? И зачем Печати этому существу?
– Где она?
– Тут! Тут! – перекрыл истошные вопли одинокий голос. – Мы привели ту, которой под силу достать пятую Печать! Возьми ее! Она твоя!
– Где она?
– Здесь! Анночка! Милая моя… Иди-ка сюда. Не бойся!
Анна похолодела, узнав умильный, заискивающий голос тети. Она шарахнулась в сторону, но ее схватили за руку, вытаскивая вперед…
То есть попытались вытащить. Другая рука крепко обхватила за плечи, и твердый голос произнес:
– Не дам.
Совсем близко сестра Маргарита увидела молодого мужчину, который не должен был здесь находиться. От него веяло силой – той силой, которую колдуны и ведьмы чувствуют в себе подобных. И это был тот самый мужчина, который встретился с ее племянницей на кладбище. Ведьмак.