шку можно было сменить. Юноша очень жалел о потерянных вещах – пока жил в приюте, он практически не имел ничего своего и теперь переживал потерю особенно остро.
Чтобы деревенский знахарь сполна проникся важностью задачи, Юлиан выдал ему серебряный рубль, пообещав еще столько же за дальнейшие труды. После чего отправился восвояси. Дел предстояло много – и сначала разузнать, что и кому в округе известно про Мертвый Дом в низине за стеной. Он чувствовал, что его основное расследование наконец-то сдвинулось с мертвой точки.
Глава 15
Гимназию свою Анна не любила, и особенно сейчас, когда там такое творилось. Сегодня туда вообще не хотелось идти – надо было разобраться с тем странным сном, с родной тетей, с призраком, со всем тем непонятным и пугающим, что произошло в ее жизни за эти дни. Девочка с трудом перебирала ногами, еле-еле плелась и уже предчувствовала выволочку от классной дамы за опоздание. «А, ладно! Скажу, что так переживала за пропавших одноклассниц, что забыла о времени!» – решила она.
Но, уже подходя к зданию гимназии, белокаменному, с колоннами, она заметила, что на дворе пусто и непривычно тихо. Обычно даже когда занятия уже начались, тут было больше народа – прогуливаются гувернантки и няни, ожидая своих воспитанниц. Спешит на второй урок какой-нибудь учитель. Выскочит из ворот посланный директором с поручением курьер. Дворник шаркает метлой. А сейчас все словно вымерло. «Как во сне!» – подумала Анна и ущипнула себя. Нет уж, второй раз такой реалистичный сон присниться просто не может… Тем более что и не сон это, оказывается.
Дворник, кстати, оказался на месте. Он присел на табурет на крыльце, Анна его поначалу не заметила и вздрогнула, когда ее окликнули:
– Эва, а ты-то куда собралась, барышня?
– На уроки. – Анна взялась за дверную ручку.
– Нет уроков. – Дворник шмыгнул носом и, привстав с табурета, сплюнул через перила крыльца на траву. – Отменили уроки.
– А почему? – Откровенно говоря, девочка только обрадовалась, но изобразила на лице тревогу и разочарование.
– По особому распоряжению. В связи с трауром! – Дворник продемонстрировал черную тряпицу, повязанную на рукаве.
Послышались шаги. Анна поспешно отпрянула. На пороге показались директор гимназии, всхлипывающая учительница музыки и сольфеджио и еще несколько человек из младшего обслуживающего персонала. Многие женщины старательно вытирали глаза. У директора на рукаве тоже был черный креп.
– Вы что здесь делаете? – заметил он девочку.
– Я, – та поспешно спрятала сумку с книгами за спину, – на уроки пришла… Опоздала и…
– Как фамилия? – сдвинул брови директор.
– Си…Сильвяните, – прошептала она.
Учительница музыки торопливо зашептала ему на ухо. Мрачное лицо директора чуть смягчилось.
– Идите домой, ученица Сильвяните, – промолвил он. – На три дня уроки отменены в связи с городским трауром. Приходите в следующий понедельник.
– А почему? Это из-за девочек…
Взрослые уже затопали с крыльца, обходя ребенка. Задержалась учительница музыки.
– Из-за похорон… Вы не знаете, Сильвяните, – голос ее дрогнул, – Валерия Вышезванская умерла. Вчера вечером…
Она разрыдалась, пряча лицо за платком.
– Валерочка, – слышались всхлипы, – такой чудный голосок… такая милая, тихая… умная и добрая девочка… Какое горе!
Анна стиснула зубы.
– Да, – только и удалось ей выдавить.
– Идите домой, – повторила учительница.
– А вы?
– Мы – прощаться. В собор на отпевание, потом на кладбище…
– А можно, я с вами? – рванулась с крыльца Анна. – Тоже попрощаться?
Домой уже расхотелось. А просто так ходить по улицам? Еще чего! Даже тревога за судьбу призрака как-то отступила. Ведь это так или иначе сделала она! Она хотела отомстить Валерии Вышезванской за ее поведение – и вот, пожалуйста. Ее обидчица мертва. А ее сообщницы… они, наверное, тоже.
Взрослые не стали гнать девочку, но Анна все равно держалась в сторонке. А вдруг заметят? Вдруг накажут? Вдруг не разрешат подойти и посмотреть?
По счастью, до главного городского собора идти оказалось недалеко – через две улицы на третью. Там уже собралось полным-полно народа – практически все первые лица города с семействами, все соседи, просто любопытные и зеваки. Анна заметила мальчишек – судя по форменным курточкам, они сбежали с уроков своей гимназии, чтобы поразвлечься, решив, что чужие похороны и такая толпа всяко интереснее, чем иксы, игреки, склонения неправильных глаголов и даты жизни Александра Македонского. На Анну они посматривали с заговорщическим и подозрительным видом – своя сестра-прогульщица или маменькина дочка? Анна показала самому наглому язык и поскорее убралась подальше.
Сделать это было легко – в такой толпе и взрослый растворится без следа, не то что ребенок. Ее толкали локтями. Несколько раз посылали замечания: «Девочка, ты откуда? Ты чья? Куда ты спешишь?» – Она ничего не слышала. Ею владел не страх, а просто нежелание оставаться на одном месте.
Проталкиваясь в поисках удачного местечка – и просто толкаясь, – Анна внезапно заметила Юлиана. Тот стоял в первых рядах, рядом с двумя какими-то незнакомыми девочке мужчинами. Один был в мундире полицейского, другого она видела в первый раз. Юноша казался таким мрачным, что в первый момент девочка даже его пожалела. Наверное, у него неприятности.
Пока она раздумывала, в конце улицы послышалась музыка, стук колес и цокот копыт. Толпа заволновалась. Показался катафалк, на котором был установлен гроб. За ним шли родные и близкие. Городской оркестр играл печальную музыку, от которой у Анны защипало в носу. Четыре вороные лошади с черным плюмажем на головах, – двигались неспешным шагом. Губернатор города господин Авксентий Вышезванский шел рядом с катафалком. Его супругу под руки вели сзади. Анне вдруг стало страшно, и она попятилась, пытаясь смешаться с толпой. Пальцы сами собой сложились в фигу, отгоняющую зло. «Со мной ничего не случится! Со мной ничего не случится!» – мысленно повторяла девочка.
Над ее головой шептались взрослые:
– Гроб-то закрытый! С чего бы?
– Может, болезнь какая заразная?
– Ох, не приведи господи!
– А если это тиф?
– Да, говорят, не болела она ничем. В одночасье угасла.
– А гроб-то почему тогда закрыт?
– Родным, вишь, тяжело смотреть на лицо дочери-то! В храме откроют для последнего прощанья.
Удовлетворив любопытство, Анна попробовала выбраться из толпы, но ее уже подхватило людское море и потащило в темные недра собора. Над головой протяжно и звонко зазвенели колокола.
Юлиан был погружен в мрачные размышления. О смерти дочери городского главы он узнал накануне и никак не мог поверить в случившееся. В том, что до этого дошло, он винил только себя. И надо было ему вмешиваться, варить это зелье? То, что его испортили ведьмы, знал он один. И стоявший рядом начальник полиции смотрел отнюдь не добрым другом. Через служанку и старую няньку стало известно, что он приготовил для девочки зелье. И когда Валерия умерла, губернатор прямо обвинил приезжего столичного чиновника в убийстве. Власти удерживали от немедленного ареста два обстоятельства – сперва надо было все-таки предать тело умершей девочки земле, и потом не так-то просто арестовать служащего Третьего отделения. Ты его сегодня посадишь за решетку, а завтра поменяешься с ним местами и будешь обвинен в государственной измене! Нужны были более веские основания, чем гнев отца, потерявшего дочь.
Начальник полиции мягко придерживал Юлиана под локоток и время от времени шептал извиняющимся тоном:
– Да все я понимаю, но и вы поймите. Доказательства нужны!
– Клянусь, я ее не убивал! – шепнул в ответ Юлиан. – С чего бы мне это делать? По личным мотивам? Но я до недавнего времени не был знаком с семейством Вышезванских и тем более не мог питать к нему настолько глубокой личной ненависти, чтобы решиться на убийство невинного ребенка!
– Да все это я понимаю! Но ведь есть же факт…
Вместе со всеми они прошли в собор к началу службы. Вместе со всеми протолкались поближе к первым рядам, туда, где установили гроб. Взяли свечи, зажгли.
– Я уже говорил вам, что всему виной ведьмы! – косясь на собравшихся и время от времени осеняя себя крестным знамением, отвечал Юлиан. – Я могу представить доказательства своей невиновности!
– Да я-то вам и без доказательств верю, только вот господину Вышезванскому не объяснишь! У вас-то детишки есть?
– Нет. Я не женат. – Юлиан невольно вспомнил своих родителей и детство в приюте. Семью он хотел, но работа не оставляла времени даже для влюбленности. Да и кто из родителей согласится отдать дочь за ведьмака практически без связей? Нет уж, сначала карьера, а потом сердечные дела. Ему всего двадцать три года, успеется…
– Вот когда заведете детей, тогда и поймете. Я, если честно, уж и не знаю… Ох, господи помилуй! Мне вы тоже глубоко симпатичны, но господина Вышезванского у нас в городе уважают и чтут. Его слово – закон! А вы для обывателей кто? Приезжий! Все равно что иностранец! Да и столичных не больно-то любят.
Юноша покосился на мужчину, стоявшего с другой стороны. Это был главный врач города. И он, ссылаясь на распоряжения самого городского главы, отказался вскрывать тело умершей девочки, чтобы установить истинную причину смерти.
– Да уж, – пробормотал Юлиан.
– Но, если позволите, – продолжал начальник полиции, – один совет… Уезжайте!
– Как?
– Как можно скорее! В ближайшие день-два господину Вышезванскому точно будет не до вас. Но когда схлынет горе, он все вспомнит. А вас уже нет, вы уже в столицах! А оттуда пойди достань! Готов даже посодействовать… замести следы, так сказать.
Умом юноша понимал, что это правильное решение. Если его арестуют – даже пусть потом и выпустят! – это потеря времени, репутации и связей. Но сердце говорило иное.
– Не могу, – вздохнул он. – Сначала я должен разобраться кое с чем.