Густые заросли крапивы и бурьяна немного смягчили падение. Девочка рухнула на коленки, упала, перекатившись на бок, ударилась локтем, животом, потом спиной, вскрикнула от пронзившей тело боли, замерла, теряя сознание и готовая отключиться, но две руки встряхнули ее за плечи:
– Анна! Ты как? Жива?
– Мм…
– Слава богу! Все в порядке?
– Больно…
– Потерпи!
Ее силой поставили на ноги. Чтобы не упасть, девочка крепко вцепилась в пояс юноши, который встал, заслоняя ее собой от рушащегося дома. Огромное строение – три этажа, высокий с надстройками чердак, боковые башенки, крыльцо, мансарды и прочее, что положено старинной усадьбе, – прилагало огромные усилия, чтобы устоять. Стены еще держались, но внутри все ломалось, рассыпалось в прах, проваливалось в подпол. Облака пыли вылетали из выбитых окон. С грохотом просела часть кровли, взметнув ввысь облака мелкого мусора и неизвестно откуда взявшийся пепел.
Воздух сотряс истошный вой, полный ненависти и тоски. В облаке пыли возник силуэт с воздетыми в ярости руками. Вихрь закружился, сворачиваясь в спираль, подхватывая мелкие щепки, сорванную с кустов листву, пыль, пепел, мусор, песок, обрывки ветоши и обломки мебели.
Вскинув руки ладонями вперед, Юлиан пятился назад, волоча за собой еле держащуюся на ногах, хромающую Анну. В отличие от крепко зажмурившейся девочки он видел мятущуюся душу дома – хищного стража, который не выполнил свое предназначение и позволил жертвам ускользнуть. И теперь он бился в агонии, ломал и крушил самого себя, умирая.
Наконец рухнула последняя балка. В небо взметнулся последний столб пыли. Затих треск и грохот. Прокатилось и запуталось среди деревьев эхо. Последней упала тишина, такая полная и неестественная, что раздавшееся минуту спустя испуганное чириканье какой-то птахи показалось неуместным кощунством. Юлиан потряс головой, взлохматил волосы, вытряхивая из них труху и мелкий сор. Похлопал по бокам, выколачивая из одежды пыль. Шлепнул по маленькой руке, опомнился.
Анна стояла, обхватив его за пояс, прильнув всем телом, крепко закрыв глаза. По покрытому пылью лицу бежали дорожки слез. Юноша осторожно разжал руки девочки, опустился перед нею на колени, бережно вытирая – размазывая – пыль с мокрых щек.
– Все в порядке. Ты как?
Девочка всхлипнула:
– Болит…
– Где?
Но он уже и сам чувствовал – в ее ауре наливалось, разбухая, уродливое темно-багровое пятно. Она здорово ушиблась. Просто чудо, что обошлось без серьезных травм, лечить которые он не умел. Да и вообще целительная магия не была сильной стороной ведьмака. Главное было – вовремя уклониться от удара. Тут ему действительно не было равных.
– Потерпи. Может быть больно. Целитель я так себе… аховый.
Прикусив губу от напряжения, дотронулся ладонями до отбитого бока, «сливая» по своей ауре в землю все повреждения. Полностью, конечно, не получилось ничего вылечить – синяк останется на несколько дней. И содранные в кровь коленки и ободранные до мяса ладони. И ссадина на щеке… Здесь он мог только унять боль, чтобы девочка могла нормально передвигаться. Так, что у нас еще. Вывих щиколотки. Ну это просто. Здесь достаточно всего одного касания. Но у самого Юлиана после сеанса распухли и так горели ладони, словно он сунул их в кипяток. Юноша не удивился, если бы с них стала слезать кожа.
– Ты… вы, – всхлипнула Анна, – что это было?
– Ничего. Я тоже кое-что умею. – Он выпрямился, держа руки на отлете. – Все хорошо?
– Почти. – Девочка оглядела свой капор, платье, чулки и башмаки. – Тетя меня убьет…
– Я куплю тебе новые чулки, – несколько опрометчиво пообещал Юлиан прежде, чем понял, что сказал. – Пошли, умоемся. Тут неподалеку речка течет. Помнишь?
– А как же омутник? – вспомнила девочка прикосновение мокрой холодной лапы.
– Не обращай внимания. Второй раз он не сунется! Только ты постарайся не делать резких движений!
Анна кивнула, снова беря его за руку. Прикосновение ее ладошки причинило боль и одновременно было до жути приятным.
Чуть в стороне Лебёдка вытекала на открытое пространство – во всяком случае, заросли тростника и камыша тут были намного меньше, а берег – сухой и твердый. Как и предсказывал Юлиан, на сей раз омутник не стал их беспокоить, и путешественники умылись, немного приведя себя в порядок. Юноша долго сидел на корточках, держа ладони в холодной воде, пока они не онемели. Только тогда он вытащил руки и стал разминать непослушные пальцы.
– Ничего, – подмигнул он Анне. – Обойдется. Главное, что мы остались живы.
– Да уж, – помрачнела девочка. – Я-то жива… А… что там было?
– Кажется, я могу объяснить. – Юноша обернулся на дом. – Там был дух.
– Призрак?
– Возможно. Неупокоенный дух кого-то из обитателей этого дома. По какой-то причине он – то есть тогда еще живой человек! – уничтожил сперва всех его обитателей, – продолжал Юлиан рассуждать вслух. – Потом умер сам и остался здесь. Ждать. Охранять… К нам в Третье отделение однажды пришло анонимное письмо о том, что тут уже более двухсот лет время от времени пропадали дети. Как было написано, раз в несколько лет в городе бесследно исчезали два-три ребенка, большинство в возрасте от десяти до четырнадцати лет. Мне поручили разобраться с этим делом. Вернее, я вызвался сам, потому что, – он осекся, решив оставить рассказ о Мартине Дебриче в тайне, – потому что мне это показалось интересным… В городских архивах я нашел отчеты, подтверждающие упомянутые в письме сведения. Я просмотрел их все, сделал кое-какие записи. Первый случай имел место сто восемьдесят девять лет тому назад, еще при ляхах. С течением времени случаи исчезновения детей стали отмечаться все чаще. В первое время раз в десять – двенадцать лет, потом – раз в семь-шесть, потом – раз в три-четыре года… Предпоследний раз такое было как раз три года назад. И вот – последний случай. Наверное, дом каким-то образом подманивал детей и убивал их.
Анну передернуло.
– А почему? Я хочу сказать, зачем он убивал детей?
– Не знаю. – Юлиан пожал плечами. – То есть у меня есть гипотеза… В доме хранилось нечто, представлявшее для духа при жизни огромную ценность. Такую огромную, что человек, не задумываясь, ради него расстался с жизнью и даже после смерти стал защищать свое добро. Призрак не мог перенести эту вещь в другое место, передоверить кому-то или не успел этого сделать…
– Не успел, – сказала Анна.
– Откуда знаешь?
– Ну мне девочки рассказывали. Что это был постоялый двор, который содержала одна семья. Однажды ночью, в метель и мороз, к ним пришел странный постоялец. Он умер. А потом начали умирать все остальные, пока никого не осталось. Поэтому дом и назвали Мертвым. Там все умерли, понимаете?
– Понятно, – кивнул Юлиан. Руки перестали гореть, юноша быстро привел в порядок свою одежду и вместе с Анной направился прочь по тропинке. – Тогда все встает на свои места. Этот человек принес с собой нечто ценное. Может, он прятал его от врагов. Может, просто искал укромное местечко. Может быть, хозяева постоялого двора узнали о том, какую ценность он несет, и прикончили его, чтобы завладеть сокровищем. Я больше, чем уверен, что где-то там до сих пор лежат его останки.
Анна вспомнила труп в постели и ту странную штуку под подушкой. Печать…
– Увы, мы никогда наверняка не узнаем, как все было на самом деле. Могу только предположить, что дух убитого отомстил убийцам и уничтожил всех, – и своих убийц и тех, кто просто случайно оказался рядом. Чтобы никто не мог унести эту вещь. И остался ее охранять. Но любому духу нужна подпитка. Пища. Еда. И он стал приманивать и уничтожать детей, забирая себе их жизненные силы, и таким образом поддерживать свое существование.
– Да, но почему детей? – Девочке стало жутко.
– Все просто, – пожал плечами Юлиан. – Дети доверчивее. Они неопытны, неосторожны, любопытны, любят рисковать, меньше задумываются о последствиях и склонны к бунтам. Если взрослые запрещают – значит, это надо непременно попробовать. Мертвый Дом – это загадка, которую никто не в силах разгадать. Вот дети и тянутся сюда, привлеченные тайной. Кроме того, у большинства из них нет внутренней защиты. Не стоит забывать и о жизненной силе, которой питался дух-убийца. У детей она на порядок больше, и забрать ее на порядок легче. Дети не умеют защищаться. Осторожность, скептицизм, рассудительность несвойственны юным сердцам. Я знаю. Я сам еще недавно был таким… Главное – цель. А какими силами и средствами ее достичь – не важно. У духа была цель – защитить нечто, что было неизмеримо дороже для него не только своей жизни, но и жизней всех остальных. Нечто ценное. Какая-нибудь реликвия… ключ…
– Печать, – шепотом подсказала девочка.
– Печать, – кивнул Юлиан. – Да, Печать тоже может… Погоди-погоди, – он тряхнул ее за руку, – ты о какой Печати говоришь?
– Ни о какой, – быстро соврала Анна. – Я просто так сказала. А вы про что?
Сердце на миг замерло. Что бы ни сказал ее спутник, ей все важно. Девочка почти поверила, что ночное происшествие не было сном. Она действительно была в старом доме. Действительно кое-что оттуда вынесла. И несмотря на то что тетя Маргарита не хотела в этом признаваться, Печать существовала. Но стоило ли о ней рассказывать?
– Да так, – пожал плечами Юлиан. – Ни про что.
А сердце забилось часто-часто. Печать. Наверняка одна из тех самых Печатей, которые ведьмы всей страны – и, наверное, всего мира – ищут уже много лет. В Третьем отделении пытались ловить этих охотников, но сведений было пока собрано до обидного мало. И вот девочка походя упоминает одну из самых ценных реликвий мира. Если в Мертвом Доме хранилась одна из Печатей и если Анна вышла из этого дома целой и невредимой, а дух-хранитель покончил с собой, значит, она и вынесла ее.
Юлиан испытующе посмотрел на девочку. Знает ли она, что наделала? Рассказали ли ей ведьмы о том, чем на самом деле являются Печати? Или они соврали ей и просто-напросто использовали ребенка для своих целей? Как бы то ни было, Анна являлась лишь орудием в чужих руках. И при всем желании Юлиан не мог бы привлечь ее к ответственности.