— Тебе удобно?
Малышка не ответила. Через неплотно закрытую дверь свет падал ей прямо в лицо. Щурясь, она смотрела на мужчину, как только что в кухне.
— Удобно лежать? — снова спросил Дюрица. Девочка не ответила, промолчала.
— Почему ты не отвечаешь, удобно тебе лежать или нет?
— А я и так знаю, хоть ты и не сказал, до каких лет надо дорасти, чтоб тебя убили.
— Глупая! — сказал Дюрица. — Если ты мне не веришь, я не буду тебя любить! Спи спокойно…
Хотя у него была еще куча дел, он встал, закрыл дверь и снова присел возле девочки. Пригладил на лбу волосики…
— Аника уже сладко спит…
Он продолжал гладить ее волосы. Девочка закрыла глаза. Потом со вздохом прошептала:
— О господи… господи.
Повернула голову набок, прижала к себе мишку… и вскоре Дюрица услышал ее ровное дыхание. «Спит, — подумал он, — и если не дольше, то хотя бы до утра ни о чем не будет думать».
В кухне на стене часы показывали час ночи. Дюрица сложил малышкины вещички, отнес их в комнату и положил на стул возле кроватки. Вернувшись на кухню, выдвинул ящик кухонного стола. Ящик был разделен куском картона на две части. В одной половине, аккуратно свернутые парами и скатанные в комочки лежал и черные, серые и бежевые чулки. По другую сторону от картонки лежали другие чулки, выстиранные и ожидавшие штопки. Там же лежала иголка с нитками. Дюрица вытащил их и подошел к печке. Огонь в ней уже погас. Он набросил на плечи пальто и, усевшись на низенький стульчик, разложил чулки у себя на коленях. Потом сложил их парами. Натянул один из них на штопальный грибок, продел в иголку нитку и, повернувшись к свету, ткнул иглой в чулок.
7
Вечером на следующий день — как обычно — коллега Бела вынес вино и водрузил на середину стола. Вытер руки о фартук и сел на привычное место. Ковач, столяр, спросил:
— А что с нашим дорогим Швунгом?
— Наверное, перегрузился вечером грудинкой, вот теперь желудок и лечит. А может быть, за новой грудинкой бегает, если у него вообще остались книги, которые можно загнать. Я могу еще понять, что можно раздобыть за книги мясо — коли находятся болваны, отдающие мясо за книги, — но откуда он достает столько книг, чтоб их на мясо менять, — вот это мне понять уже труднее. Где здесь торговый кругооборот? То есть, за товар — деньги, за деньги — снова товар, даже больше товару?..
— Вы уж только за него не бойтесь! — сказал Ковач. — Вам приходилось когда-нибудь видеть, чтобы агенты по продаже умирали от голода?
— Такого не доводилось, а как они разоряются — видел!
— Я и тут за него не боюсь. Читать для некоторых людей — то же самое, что для других курить или чесаться. Был у нас в армии один ефрейтор, почти до галунов дослужившийся, только не кончавший нормальной школы и не имевший аттестата. Так он, изволите видеть, все деньги на книги расходовал. И жалованье, и то, что из дома присылали. Когда получал увольнительную — в библиотеках пропадал, а если выходной на воскресенье приходился, забирался в дежурку и целый день читал…
— Я тоже знавал таких суперпижонов, — заявил трактирщик. — Знаете, кто таким же был? Помните сына старого Котенза, такой еще долговязый парнишка? Так вот он. Когда ему на несколько дней приходилось замещать в лавке отца, торговля шла — не приведи господь! Голову на отсечение дам, для дела это было чистое разорение!
Когда к нему в лавку кто-нибудь входил, он, бывало, даже головы не поднимет, пробормочет что-то себе под нос и протягивает тому сигареты, сам и не посмотрит, что, собственно, дает, только рукой ощупает — и все. Вместо «Левенте» сунет «Симфонию», вместо «Мемфиса» — «Гуннию». Даже когда деньги получал, и то глаз не отрывал от книги. Голову на отсечение дам, если это не он старика разорил…
Ковач достал сигареты и спички:
— Так того ефрейтора офицеры, когда случалось поспорить, к себе всякий раз звали, чтоб он решил, кто прав. Между прочим, когда мы не слышали, они на «ты» с ним переходили, не все, конечно, но большинство. Чего он только не знал! Зато во время его дежурства каждый делал, что хотел. И если было очень уж шумно или случался какой-нибудь скандал — он, бывало, только головой покачает: ну и ну… люди мы или кто! Тем все и кончалось…
Трактирщик вынул носовой платок, громко высморкался, словно в трубу протрубил, и сказал:
— Ай да ефрейтор, ничего не скажешь… Таким-то вот потом и подкладывают свинью!
— Знаете, как бывает!.. Вот и я всегда говорил — не бузите! Выламывайтесь при сержанте, если уж так невтерпеж! Да куда там… Чаще ведь как: чем ты к людям добрее, тем больше они этим пользуются!
— Это уж как водится! Добрым быть не стоит, что верно, то верно…
— Стало быть так! А как здоровье вашей жены, коллега Бела?
— Все хорошо. В порядке, слава богу. Временами на печень жалуется, но ничего особо серьезного нет…
— И какого черта она так болит, эта печень? Вы заметили, что чаще она у женщин болит? Моя бедная матушка, насколько я себя помню, все время ею мучилась. Прижмет, бывало, руку к правому боку и охает, а мы и не знаем, как тут быть, что ни пробовали, ничего не помогало…
— Сарваш выписал ей какое-то совершенно новое лекарство. Похоже на кубики, как шоколадки, сам черт не разберет… Но очень помогает!
Трактирщик взял у столяра из пачки сигарету. Ковач протянул ему спички.
— Он — из настоящих господ, — продолжал хозяин кабачка. — Такого тонкого человека редко встретишь, даже среди врачей, это я вам говорю…
— А вы знаете, что он ассистентом работал?
— Как же, конечно! А знаете, почему из больницы ушел? Ну так вот: попался один очень сложный случай, и он высказал мнение, которое расходилось с мнением профессора. Произошла ссора. Потом, разумеется, оказалось, что все именно так, как он предсказал, но больной уже умер…
— Вот оно что… из-за этого и ушел?
— Именно!
— И правильно сделал. Я бы тоже ушел…
— Уходя, сказал, что его доброе имя не позволяет ему оставаться в таком месте.
— А вы видели его руку? — трактирщик выставил перед собой ладонь. — Говорят, он проводил опыты с каким-то новым лекарством и всю руку себе сжег. С тех пор кожа у него на этой руке словно белой пленкой покрылась…
— В общем, — заключил столяр, — я так скажу — нам остается бога благодарить, что он в наших местах живет… Это такой доктор, что и в Вене мог бы за себя постоять, не только что в Пеште…
— Как это мог бы? — нахмурился хозяин кабачка. — Вы, стало быть, думаете, что его не приглашали? Его хотели в один большой санаторий взять, но он ответил, что не может своих больных оставить! Что говорить, не много в стране таких врачей! Так ведь, господин часовщик? — обратился он к Дюрице, который, откинувшись на спинку стула, вертел в руках стакан. — Ведь мало таких врачей в стране найдется?
— Нет, не мало! — возразил Дюрица.
— Как? — воскликнул хозяин кабачка, — вы не верите, что его хотели пригласить в Вену, а он — такой уж человек — не пожелал здесь своих больных бросить?..
— Не верю! — ответил Дюрица и улыбнулся. — Но вам не стоит из-за этого огорчаться…
Ковач махнул рукой:
— Бросьте, не обращайте на него внимания! И оставим этот разговор!
Трактирщик побагровел:
— Скажите, случалось ли, чтоб вы не прекословили? К чему бы не выказали пренебрежения?
— Оставьте его… — попросил Ковач.
— Вы хоть раз были довольны чем-нибудь, как оно есть?
— Едва ли… — ответил Дюрица. — Но что я могу поделать? Так уж получается…
— Похоже, нынче вам дома с пакостями не шибко повезло, вот теперь весь день и испорчен! Скажите, дорогой, что-нибудь сорвалось? Вид у вас такой, словно уксуса глотнули…
— А когда он другой был? — спросил Ковач. И пододвинул пепельницу хозяину кабачка. — Нет, вы только взгляните!.. Взгляните на этого царя царей Кирая {6}, как он без удержу на людей прет?!.
Книготорговец и впрямь со всего маху распахнул дверь и уже с середины комнаты начал расстегивать пальто:
— Мир и благословение — всем добрым людям! Ну, как дела, коллега Бела? Экономим на топливе? Для своих гостей дров жалеете?
Подскочив к печке, приложил ладонь: О-о! Уже греется, нагревается!
Сбросил с себя пальто.
— Мое почтение… мое почтение… — раскланялся он, затем обратился к часовщику:
— Пардон! К вам, господин мастер, это не относится…
— Как там туман? — спросил хозяин кабачка, перевертывая стаканы.
— Туман господствует, глубокочтимые друзья! Заявил, как считают некоторые, — беру, мол, власть в свои руки… Беру власть в свои руки! Беру власть в свои руки!!! И не собирается уходить…
Хозяин кабачка улыбнулся:
— Уйдет, дружище, уж поверьте, уйдет, — в один прекрасный день и следа не останется!..
Дюрица повертел в руках стакан:
— Вы так думаете?
— О-о, мы заговорили, дорогой? Почтили всех своим вниманием! Ну, что вы на это скажете — никто его не спрашивал, а он взял и заговорил!
— Потому что я в этом не уверен! — ответил Дюрица.
— А в чем можно быть уверенным, милейший? За что можно ручаться на этом свете, скажите-ка мне?..
Ковач толкнул трактирщика в бок:
— За грудинку и за подобные лакомства — они не подведут!
— Это уж разумеется! Смотрите-ка — мы совсем о них забыли! Ну как, пришлось-таки попачкаться дома с грудинкой?
Ковач наполнил стаканы:
— Всю слопали, господин книготорговец? И ваш животик все поглотил?
Книготорговец закурил:
— Данке шён, — кивнул он столяру, кладя пачку сигарет на место. — Да, все поглотил, дорогой друг! И что из того, что поглотил? К тому же вместе с салями — что вы на это скажете?
— И после этого вам все еще охота быть книготорговцем? — спросил хозяин кабачка. — Что это за работа, выдайте нам секрет?
— А у самих у вас что за работа? Выкрадывать денежки из рук почтенных клиентов, не так ли? Если вас когда-нибудь прикроют, прямо идите ко мне… к Швунгу, что запинается книгами, вам понятно? К Швунгу! Он примет вас в свою лавочку, и вы будете таскать за ним его портфель.