Улыбка сползла с лица нилашиста, он пристально посмотрел на хозяина и рассмеялся:
– Спасибо. Вы очень любезны, но я обойдусь.
Второй поднял стопку:
– За победу!
Нилашист кивнул и переложил перчатки в другую руку.
– Ух ты, мать честная, – крякнул грузчик. – Откуда такое добро?
– Еще стопку? – спросил второй.
– Чистый огонь, – продолжал восхищаться грузчик.
– Налейте ему еще.
Хозяин трактира, передавая палинку, поинтересовался:
– А может, хотя бы вина?
– Благодарствую! Право слово, вы очень любезны. – Он огляделся по сторонам: – Уютное у вас заведение. – И провернулся к стойке: – А вы, стало быть, тут хозяин?
– Он самый, – подтвердил трактирщик.
– Это дело хорошее, – одобрил нилашист и посмотрел на часы. – Славное, скажу я вам, дело.
– А уж палинка – просто класс. Давно такой не отведывал, – сказал грузчик, ставя стопку на стойку. – Ты, должно быть, проныра, коли умеешь такую добыть.
Старший нилашист оторвал взгляд от часов и холодно посмотрел на спутника.
– Что вы хотели сказать, не понял? – просил он у здоровяка.
– Да это я так, ничего особенного, – начал было оправдываться грузчик, но осекся, крякнул и вытянулся, смущенно моргая.
Нилашист повернулся к хозяину:
– Прошу прощения, сколько с меня?
– Один пенгё двадцать филлеров, – ответил тот.
Здоровяк полез за бумажником – большим, коричневым, раздувшимся от сотенных купюр.
– Я сам, с вашего позволения.
Старший нилашист вынул из кармана мелочь и положил на стойку:
– Благодарствуем.
Грузчик, еще подержав к руке свой бумажник, сунул его обратно в карман, а нилашист, натягивая на руки перчатки, спросил как бы между делом:
– Дом, что слева от вас, кажется, 17/b, не так ли?
– Да, – ответил хозяин трактира. – А наш дом – семнадцатый.
Перчатки были надеты. Стоявший рядом грузчик переступил с ноги на ногу и передвинул кобуру револьвера на живот.
– С вашей стороны, – сказал старший нилашист, – было большой любезностью угостить нас замечательной палинкой.
– К вашим услугам, – ответил хозяин трактира.
– Доброй ночи!
Грузчик вскинул в приветствии руку:
– Стойкость! Да здравствует Салаши!
– Доброй ночи, – ответил хозяин.
Нилашист кивнул головой в сторону компании. Потом сделал знак своему напарнику:
– Ну, пошли! – И показал на дверь.
Когда они удалились, трактирщик еще раз вытер стойку, потом вернулся к столу. Сел, стал прикуривать сигарету. Сперва, поверх спички, он посмотрел на Дюрицу, потом – на Швунга. И наконец, бросив спичку, повернулся к фотографу:
– Выпьете еще что-нибудь?
– Сволочи, – сказал Дюрица.
Дружище Бела повторил свой вопрос:
– Так как, не прикажете?
– Нет, нет, спасибо, – ответил Кесеи.
– Он спрашивал про 17/b? – тихо осведомился Ковач. – Я правильно понял?
– Да, – подтвердил трактирщик.
Ковач посмотрел на книжного агента, потом – на фотографа:
– Ну, раз так, пора бы и нам по домам.
– Будем здоровы! – сказал хозяин.
– До завтра! – сказал Кирай, поднимая стакан.
Фотограф обратился к Дюрице:
– Простите, но ведь мы так и не закончили наш разговор.
– Ну, снова-здорово, – отозвался книжный агент. – Вы все про то же? С ума можно сойти.
– Видите ли, – сказал фотограф, – дело в том, что я мог бы ответить на ваш вопрос.
– Неужели? – удивился часовщик, тяжело поднимаясь со стула и направляясь к вешалке, чтобы отыскать свое пальто.
– О да, к тому же, как вы могли заметить по сегодняшнему разговору, я имею твердое мнение обо всем, что происходит в мире.
– Ах, вот как, – сказал часовщик. – Но это же превосходное качество.
– Разумеется. И поэтому, я полагаю, не будет неожиданностью, если я отвечу «да».
– Что значит «да»? – спросил Дюрица, сняв с вешалки пальто и шляпу.
– Да. Я выбрал Дюдю. Несчастного раба то есть, – ответил фотограф и вспыхнул так, как еще ни разу. Он сидел за столом один. Остальные, поднявшись, уже одевались.
– Дюдю, – повторил фотограф.
Часовщик посмотрел на него. Потом, сняв с вешалки пальто книжного агента, сказал:
– Вот ваше пальто, господин Кирай.
– Спасибо, сударь, – поблагодарил Кирай.
Ковач стоял, сунув руки в карманы, и молча смотрел на фотографа.
– Да ну ее к дьяволу, эту чушь, – вмешался хозяин трактира.
Но Ковач спросил у Кесеи:
– Вы действительно сделали такой выбор?
Тот кивнул, не спуская глаз с Дюрицы:
– Таков мой выбор.
Дюрица повесил зонтик на руку.
– Это ложь. Вранье, – сказал он.
Лицо Кесеи побледнело.
– Что? Простите, как вы сказали?
– Я сказал, что вы лжете, – повторил Дюрица и повернулся к хозяину трактира: – Ну что же, все по домам, дружище Бела? – Прижимая пальто к животу, он протиснулся между столом и стенкой.
Фотограф поднялся со стула.
– Но позвольте, господин Дюрица, – пробормотал Кирай.
– Это я-то лгу? – побледнев, прерывающимся голосом проговорил фотограф.
– Да, лжете, – еще раз повторил Дюрица.
– Это я лгу? – вцепившись пальцами в край стола, фальцетом выкрикнул Кесеи.
– Не обращайте внимания, – сказал книжный агент и, поспешно пройдя к вешалке, отнес фотографу его пальто.
– Как же это вы не подумали, прежде чем говорить такое. Ох, накажет вас Господь Бог, – с укоризной глянул он на часовщика и неодобрительно покачал головой.
Но Дюрица как ни в чем не бывало поправил на шее шарф и водрузил на голову шляпу.
– Расходимся, господа?
Дружище Бела уже собрал стаканы и направлялся с ними к стойке.
По-видимому, о чем-то задумавшись, он ничего не слышал из того, что происходило у стола. Неподалеку от стойки он остановился и посмотрел на дверь.
– Сдается мне, тот еще негодяй, – пробормотал он, качая головой. – Нутром чую: отъявленный негодяй.
Кесеи вышел из-за стола.
– Такого мне еще никто не говорил.
– А я говорю, – произнес Дюрица. – Да вы, господин Кесеи, не принимайте это близко к сердцу. Ну солгали, с кем не бывает.
– Мне сдается, – заговорил Ковач, – что господин Дюрица, пожалуй, слегка через край хватил, но сердиться на это не следует. Он человек неплохой, хотя и с причудами. Уж можете нам поверить, мы его знаем. И кстати, как бы это сказать?.. Мне кажется, что вы сделали очень смелое заявление, господин Кесеи.
Он оглянулся на остальных.
– Но это правда! – топнул в пол своей деревяшкой фотограф. – Это глас моей совести, веление сердца, в конце концов, довод разума.
– Разумеется, мы вам верим, – успокоил его Кирай. – Отчего бы нам сомневаться в правдивости ваших слов? Вы, несомненно, как думаете, так и говорите, ведь это же совершенно естественно.
Он собирался подать фотографу его пальто, но тот неожиданно повернулся к Дюрице:
– Сию же минуту возьмите свои слова обратно.
Дюрица перевесил зонтик на другую руку.
– Вы идете, Ковач?
Кесеи перевел взгляд на Ковача:
– Вы тоже не верите мне, господин Ковач?
Ковач смущенно забормотал:
– Ну как вам сказать… не то чтобы я… но понимаете… тут такой вопрос… дело нешуточное, как я уже говорил… а вы вот поторопились с ответом…
– Короче, вы сомневаетесь в моей искренности?
– Ну нет, этого я не говорил.
– Так, – сказал фотограф. – Мне все понятно.
У стола снова появился дружище Бела.
– И вы тоже сомневаетесь в правдивости моих слов? – обратился к нему Кесеи. – Тоже не верите, что я выбрал порядочность?
– А вы уже выбрали?
– Да. И выбрал порядочность. Я хочу стать Дюдю.
Хозяин трактира почесал в затылке:
– Н-да, уж очень трудное это дело, сударь… такое решение.
– Вы верите мне или не верите?
Трактирщик окинул вопрошающего взглядом:
– Вам разве не все равно, верю я или нет? Вам это важно или то, что вы выбрали? Чего вы еще хотите?
– Нет, вы ответьте! Верите или не верите? – снова топнул Кесеи своей деревяшкой в пол. Лицо его было смертельно бледным.
– Послушайте, – сказал, чуть помедлив, дружище Бела. – Во-первых, придите в себя и охолоните. А во-вторых, я не могу никого судить, я ведь трактирщик, а не батюшка.
– Одним словом, вы не желаете отвечать мне прямо и по-мужски – как есть?
Трактирщик склонил голову набок и тихо сказал:
– Я вас не обижал, гость мой любезный, так уж и вы не обижайте меня. И в-третьих, знаете ли, кто уверен в себе, не кричит. А заодно уж скажу вам еще, что из человека невыдержанного, нервного – вот как вы сейчас, – не получится хорошего Дюдю! Для этого надо быть таким, как…
Не зная, чем закончить, хозяин трактира замолк. Подошел к фотографу, взял из рук Кирая пальто.
– Не стоит, сударь, спорить из-за такой глупой игры, уж поверьте мне, – сказал он и, раскинув пальто, подал его фотографу.
Кесеи стоял не двигаясь. Потом он закрыл глаза.
– Я понял… Я все, все понял.
– Одевайтесь, пожалуйста, – вежливо произнес дружище Бела. – Уж и не знаю, господин Дюрица, за каким лешим вы вечно выдумываете такие глупости?
Кесеи надел пальто.
– Спасибо, – еле слышно сказал он. И, снова закрыв глаза, добавил: – И простите меня.
– Ну что вы, чего там. Это я прошу извинения, – сказал трактирщик и отодвинул стул, освобождая фотографу дорогу.
– Выпито вино до дна, значит, на покой пора! – продекламировал Кирай, подкинув вверх портфель. – Вот где истина, господа. Тут она, в этом портфеле, дьявол ее побери.
– Только не забудьте нашпиговать ее чесноком, – напутствовал его хозяин трактира.
– Хотите, скажу, сколько вы понимаете в приготовлении грудинки, дружище Бела? Ни вот столько! – Кирай показал кончик пальца.
– Это верно, – отвечал трактирщик. – Ну а что полагается тому, кто в нем знает толк?
Фотограф надел шляпу.
– Спасибо за доброе вино, хозяин!
– Не стоит. Мне было очень приятно.
Кесеи обвел взглядом компанию – глаза были черные, глубоко посаженные, окруженные синевой.