– Нет, неправда, – возразил Дюрица.
– Вы что же, – воскликнул хозяин трактира, – не верите, что его приглашали в Вену, а он не хотел здесь своих больных бросить, потому что такой уж он человек?
– Не верю, – ответил Дюрица и улыбнулся. – Только не стоит из-за этого огорчаться.
Ковач махнул рукой:
– Не обращайте внимания. Не надо ему перечить.
Трактирщик побагровел:
– А бывало, что вы о чем-то не высказали прямо противоположного мнения? Есть что-то на свете, чего вы не презираете?
– Да оставьте его, – бросил Ковач.
– Вы когда-нибудь были чем-то довольны? Соглашались, что может быть нечто хорошее само по себе, просто как оно есть?
– Едва ли, – ответил Дюрица. – Но что делать? Так получается.
– Сдается, не удалось вам сегодня дома достаточно пакостей совершить, весь день насмарку. Скажите, милейший, что-то нынче пошло не так? У вас такой вид, будто вы хлебнули уксуса.
– Да у него завсегда вид такой, – сказал Ковач. И пододвинул пепельницу трактирщику. – О, поглядите-ка. Поглядите на этого Швунга, он как на крыльях летит.
Книжный агент и впрямь со всего маху распахнул дверь и уже на пороге стал расстегивать пальто.
– Мир дому сему и всем добрым людям! Что такое, дружище Бела? Экономим на отоплении? Жалко дров для своих гостей?
Он на ходу приложил ладонь к печке.
– О-о! Уже греется, греется.
Кирай сбросил с себя пальто.
– Мое почтение… мое почтение, господа, – раскланялся он и, обратившись к Дюрице, добавил: – Пардон! К вам, мастер, это не относится.
– Как там туман? – спросил хозяин трактира, переворачивая стаканы.
– Господствует, достопочтенные друзья. Заявил, по утверждениям некоторых: беру, дескать, власть в свои руки. Беру власть! В свои руки! И не думает уходить.
Трактирщик улыбнулся:
– Ничего, друг мой, уйдет, уж поверьте, уйдет, и следа не останется.
Дюрица повертел в руках стакан.
– Вы так думаете?
– О-о, вы заговорили, мой ангел? Почтили вниманием. Ну что вы на это скажете – никто его ни о чем не спрашивал, а он взял и заговорил.
– Потому что я в этом совсем не уверен, – ответил Дюрица.
– А в чем можно быть уверенным, милый друг? Скажите мне, есть в этом мире что-нибудь незыблемое?
Ковач толкнул трактирщика под локоть:
– Грудинка и прочие такие деликатесы. Куда уж незыблемей.
– Это само собой. Ишь ты, об этом я не подумал. Ну и как, налопались дома грудинки?
Ковач наполнил стаканы.
– Всю умяли, господин агент? И пузо не треснуло?
Книжный агент закурил.
– Благодарствую, – кивнул он столяру, кладя пачку сигарет на место. – Да, умял, мой любезный друг. Подчистую, к вашему сведению. Причем с зимней салями – что вы на это скажете?
– И после этого вы по-прежнему остаетесь книготорговцем? – спросил хозяин трактира. – Признайтесь, как вам это удается?
– А вам как удается? Вы по-прежнему тянете денежки из карманов людей, которые зарабатывают их в поте лица? Если вас когда-нибудь прикроют, милости прощу, приходите ко мне – книгоноше Швунгу, да-да, к Швунгу. Он возьмет вас в дело, и будете таскать за ним его портфель.
Он кивнул в сторону Дюрицы:
– Что, принес он ваши часы?
– Принес, принес, – ответил трактирщик. – Для такого халтурщика очень неплохо сработал.
Кирай задул спичку.
– Это вам так кажется, милый друг. Вы полагаете, если часы ваши ходят, значит, все хорошо? Поди, выкрал из них все ценное и слепил абы как, лишь бы шли, пока вам не отдаст. Вы когда-нибудь видели порядочного часовщика?
– Слышите, что он о вас говорит? – обратился трактирщик к Дюрице.
Тот приветственно поднял стакан:
– И что, он тогда не умрет?
Ковач хлопнул себя по макушке:
– Ну вот, снова-здорово! Приехали, что называется.
– Когда «тогда», друг любезный? – спросил хозяин трактира.
– Когда я вам так часы починю, что вовек не сломаются!
– Он опять за свое, – кивнул Кирай в сторону часовщика. – Что, мастер, не далась ночью цыпочка?
Трактирщик поднял стакан:
– Будем здоровы!
Выпив и обтерев губы, он облокотился о стол:
– Послушайте, господин Люцифер… Часовых дел ломастер. О чем другом не скажу, но одно знаю точно – свою шкуру я протаскаю подольше вашего. Вы поняли, что я хочу сказать? Нечистая приберет вас настолько быстрее, насколько моя черепушка глупее вашей.
– Вы так думаете? – спросил Дюрица.
– Да-да, старина. Ровно настолько я проживу дольше вашего. Ни кирпич мне на голову не упадет, ни машина меня не задавит, ни грибами я не отравлюсь. Я буду умирать от старческой немощи, когда ваши приятели уже давно утащат вас в ад.
– А вы уверены, что вам на голову не упадет кирпич?
– Уверен, мой милый друг, потому что я не хожу под карнизами и не шатаюсь посередине улицы.
– И грибов не едите?
– Не ем. Что вы на это скажете? И грибов не ем.
– Вот это правильно, Бела, дружище, – воскликнул книжный агент. – Не есть грибов, не стоять под карнизами и не ходить по проезжей части. Это правильно.
– Ну а как же иначе. Иначе не выжить, – ответил хозяин трактира.
Ковач прокашлялся и, улучив момент, обратился к часовщику:
– Если позволите, сударь, я хотел бы вас кое о чем спросить.
Швунг подмигнул трактирщику:
– Воспитанный человек, а? Если позволите… Сударь… Вас когда-нибудь в рамку вставят, мастер Ковач. Клянусь богом, вставят. Вы видите, – кивнул он Дюрице, – он точно не умрет, а в святые угодники попадет. И ангелы вознесут его на небеса, как деву Марию.
– Я только хотел спросить, – продолжал Ковач, – в связи с разговором вчерашним. Ну, в общем, по поводу смерти и все такое.
– Ба-а, – удивился трактирщик, – вы все о том же? Ну точно в рай попадете.
– А я о чем говорю, – подхватил книжный агент.
Дюрица выудил из кармана мундштук.
– Я слушаю, господин Ковач…
От мундштука потянуло табачной вонью, и Кирай, откинувшись на спинку стула, вопросил:
– Скажите, маэстро, у вас вообще имеется что-нибудь не вонючее? Нельзя ли вам что-нибудь предложить вместо этой зловонной дряни?
– Я уже говорил, – отвечал часовщик, – что, когда буду умирать, завещаю этот мундштучок вам.
Трактирщик протестующе поднял руку:
– Вы не так говорили. Вы сказали: на смертном одре разорвете его к чертям.
– Пусть будет так, – сказал Дюрица. – Так о чем вы хотели спросить? – обратился он к столяру.
– О том, что… – начал было Ковач.
– Вам вообще удалось заснуть нынче ночью? – перебил его Кирай.
– По совести говоря, – продолжал столяр, – я очень много размышлял над тем делом.
– Милый друг, – похлопал его по плечу дружище Бела. – Вас точно готовят к тому, чтобы вознести на небо. Но ничего постыдного в этом нет.
Ковач смущенно оглянулся по сторонам, а затем, как человек, хорошо все обдумавший, быстро-быстро заговорил:
– Я пришел к убеждению, что не очень-то правильно терзать человека такими вопросами. И вообще, сам вопрос тоже не очень правильный.
Швунг ударил в ладоши:
– Да что вы говорите! И как это вы додумались?
– Вы настоящий гений! – воскликнул дружище Бела. – И ради этого стоило целую ночь не спать.
– Прошу вас, дайте договорить, – с обидой воззвал к ним Ковач.
– Продолжайте, пожалуйста, – подбодрил его Дюрица. – Не обращайте на них внимания.
– Так вот, – подавшись вперед, продолжал Ковач, – вопрос этот, на мой взгляд, ошибочный потому, что порядочным человеком может быть не только тот, кто живет как этот Дюдю, а негодяем – не только тот, кто ведет себя подобно тому второму, Томотаки, или как там его зовут. Я, конечно, не Какатити, совсем нет, но все же не мог бы назвать себя безупречным во всех отношениях человеком. Вместе с тем обстоятельства моей жизни вовсе не таковы, как у Дюдю, и все же не назову себя негодяем. Сожалею, что не могу объяснять понятнее, хочу только сказать, что я, если можно так выразиться, человек рядовой, маленький человек, не очень хороший, но все же и не подлец, не жулик. Такой же, как все. И если подумать – наверное, все мы такие же рядовые люди, как все другие. Никем на свете не помыкаем и ни над кем не властвуем.
– Об этом могли бы спросить у супруги дружища Белы, – перебил его Кирай со смехом.
– А вам лучше бы помолчать, любезный, – заметил трактирщик.
– Все мы такие же люди, как все, – продолжал столяр, – как бог знает сколько миллионов других. Не лучше, но и не хуже, и я считаю, что это не так уж мало. Людей без изъянов, вестимое дело, нет. И все от того зависит, хватает ли у человека достоинств, чтобы одержать верх над недостатками. Вот что я хотел сказать. Не знаю, понятно ли выразился.
– Да чего уж тут непонятного, – отозвался хозяин трактира. – Паровозы мы не крадем и на стол не гадим. Все просто.
– О том и речь, – подхватил Кирай.
– Вот-вот. Примерно это я и хочу сказать, – проговорил Ковач, которому одобрение окружающих придавало все больше смелости. – Мы не встреваем в дела, которые нас не касаются, живем своей скромной жизнью, иногда лучше, иногда хуже, только и всего, ведь так? Время наше минует, и когда нас не станет, никто уж и не узнает, кто мы, собственно, были, о нас не напишут в книгах: были – и нету нас. Дел великих, как говорится, не совершали, не были ни героями, ни злодеями, просто старались жить так, чтобы нам никто не вредил, но и чтобы другим по мере возможности жизнь не портить. И вся недолга. Вы меня понимаете, господин Дюрица?
– Еще бы ему не понять, – вмешался книжный агент, берясь за бутылку, – он прекрасно все понимает.
– Да уж точно, – подвинул вперед стакан трактирщик. – Мы – пылинки на карте мира, и это правильно. Крохотные пылинки, и не такое уж это последнее дело – быть такими пылинками. Ведь так, господин Кирай?
– Именно так, как вы сейчас проблеяли. Будьте любезны, подвиньте стакан поближе…
– Разве не так? – спросил Ковач Дюрицу.
– Все так, – сказал Дюрица.