овала толчок остановившейся машины, открыла глаза, увидела многоэтажный отель, уходящий кирпичным монолитом в небо.
– Подойдет? – спросил ее таксист.
– Если дешевый, то да. – Габу вышла из машины, дождалась, когда водитель достанет из багажника чемодан с ее вещами.
– Уверены, что желаете остановиться здесь? – неожиданно заботливо спросил таксист. – Это не самое спокойное место в городе, а вы… вы совсем не похожи на тех женщин, которые обычно живут здесь.
– Видели бы вы отели в подводных городах, – снисходительно улыбнулась Габу. Таксист почему-то смутился. – Да все нормально! – рассмеялась Габу. Она поднялась по крутой каменной лестнице, вошла в скрипучие двери. Чернокожий управляющий встретил ее широкой белозубой улыбкой и совершенно холодными черными глазами. Габу заплатила за неделю вперед, взяла ключ. Управляющий проводил ее до дверей старого лифта. – Может быть, я лучше по лестнице? – недоверчиво спросила Габу, когда двери лифта открылись.
– На семнадцатый этаж? – управляющий нахмурил свои кустистые брови, покосился на чемодан Габу.
– Я сильнее, чем выгляжу, – гордо заявила ему Габу, однако уже решила, что будет подниматься на лифте. Управляющий снова улыбнулся. Белые зубы ослепили глаза. Габу нажала кнопку 17. Двери лифта закрылись. Загудели моторы. Где-то далеко раздался жалобный скрип. – Бывает и хуже, – сказала себе Габу. Лифт остановился, вздрогнул, поднялся еще на пару этажей, снова вздрогнул и на этот раз окончательно замер, позволяя дверям открыться. Габу выглянула в пустой длинной коридор, вышла из лифта. Ковер под ногами был старым и пыльным. Освещение было слабым – лампы под потолком горели через одну, да и те, что горели, то и дело начинали мигать, предупреждая о том, что могут погаснуть в любое мгновение. – Бывает и хуже, – повторила Габу, стараясь не обращать внимания на застоявшийся воздух и запах плесени. – Бывает и хуже. – Она открыла дверь в свой номер, включила свет, огляделась, продолжая держать в руках чемодан. Кровать с желтым, пропахшим хлоркой бельем, окно без занавесок, стол, на котором стоит лампа без абажура, телевизор, который можно включить за дополнительную плату, мини бар в углу, с подробным списком стоимости всех предлагаемых напитков. – Бывает и хуже, – Габу бросила чемодан на кровать, прошла в ванную, включила горячую воду. Трубы долго грохотали, затем выплюнули ржавую жижу, кашлянули, зашипели и, наконец, разродились белой от хлорки водой. Габу умылась, проверила работает ли душ. Работает. – Определенно бывает и хуже. – Она распаковала вещи, открыла окно, чтобы прогнать застоявшийся воздух. Город шумел далеко внизу, напоминая о том, что у нее есть неделя, чтобы найти работу, иначе придется возвращаться либо к брату, либо в подводный город. – Вот это действительно хуже. – Габу переоделась в свой лучший костюм, надеясь, что это поможет ей в поисках работы, покинула отель, купила пару газет с предложениями работы, сделала пару звонков, встретилась с владельцем закусочной, который долго сокрушался, что она не повар, посетила пару магазинов, надеясь устроиться продавщицей, зашла в аптеку, наудачу предложив свои услуги.
– Так вы, значит, были фармацевтом в подводном городе? – удивился хозяин аптеки, нахмурился, неожиданно просиял. – А, правда, что там свободно можно купить большинство запрещенных препаратов?
– Нет.
– Очень хорошо, – закивал хозяин, окинул Габу внимательным взглядом, сказал, что навряд ли ей удастся в этом городе устроиться на работу по специальности. – Но вот натурщица из вас, пожалуй, вышла бы не плохая.
– Натурщица?
– У моего друга художественная школа, – он протянул Габу визитную карточку. – Если надумаете, то позвоните ему, скажите, что от меня. Уверен, он найдет для вас один-два дня в неделю.
– Посмотрим, – пообещала Габу не столько хозяину аптеки, сколько себе самой. Она вышла на улицу и долго шла по тротуару ни о чем не думая. Начинался вечер, и нужно было отложить поиски работы до следующего дня. Или же нет? Габу достала визитную карточку художественной мастерской, на обратной стороне которой хозяин аптеки написал свое имя. «Да почему бы и нет?» – Габу отыскала телефон-автомат и договорилась о встрече на следующее утро. Художник был стар и высок.
– Вы ведь малани? – спросил он Габу.
– Это важно?
– Конечно, – на его узких губах появилась улыбка. – Мои ученики устали рисовать людей.
– Не думаю, что я сильно отличаюсь от них.
– Отличия внутри. – Старый мастер поднялся, обошел вокруг Габу. – Два-три раза в неделю по четыре часа в день. Вас устроит?
– А оплата?
– 16 кредитов в час, если, конечно, вы нам подойдете.
– Я думала, вы сказали, что я уже подхожу.
– Конечно, но эта работа не так проста, как кажется. Вы когда-нибудь работали натурщицей?
– Мой брат – художник. Иногда он рисовал меня. Когда я была ребенком.
– Ваш брат художник? – оживился старый мастер. – Назовите мне его имя. Возможно, мы с ним знакомы?
– Мы поссорились, и я не хочу говорить об этом.
– Понятно, – мастер тяжело вздохнул, спросил, сможет ли Габу приступить к работе на следующее утро.
– Могу хоть прямо сейчас, – сказала она.
– Вам так сильно нужны деньги?
– Мне нужна работа. Иначе придется вернуться в подводный город.
– А как же брат?
– Я сказала, что мы с ним поссорились, – Габу поджала губы, стараясь дать понять старику, что больше не хочет говорить об этом.
– У вас очень хорошо получается предавать эмоции, – похвалил он. Габу пожала плечами. Старый мастер улыбнулся, предложил ей познакомиться с группой. Габу снова пожала плечами. – Думаю, вы подружитесь, – пообещал он. – Приходите сегодня во второй половине дня. Заодно посмотрите, как работает другая натурщица.
– Если это необходимо.
– Тогда считайте, что это необходимо, – старый мастер примирительно улыбнулся. Эта улыбка подкупала, помогала расслабиться, довериться ему. «16 кредитов не так и плохо, – думала Габу, убивая оставшееся до назначенной встречи время. – Очень даже неплохо». Она прошла мимо ресторана, в котором требовались посудомойки с оплатой чуть больше двух кредитов в час. «Да можно сказать, что мне даже везет!» – развеселилась Габу. Она пообедала в кафе на открытом воздухе, прошлась по магазинам, невольно продолжая изучать предложения о работе, а не товары и в хорошем настроении пришла в мастерскую. Старый художник встретил ее в дверях. За его спиной Габу видела обнаженную девушку. Девушка была очень высокой с обритой на лысо головой и неестественно большими зелеными глазами.
– Разве она человек? – недоверчиво спросила мастера Габу.
– Люди очень разнообразны. Не правда ли? – последние его слова предназначались аудитории. Мужчины и женщины хохотнули, прокатился едва уловимый шепот. Обнаженная женщина на подиуме осталась неподвижна. Ни один мускул не дрогнул на ее лице. «Словно статуя», – подумала Габу. – Это вас смущает? – спросил ее старый мастер.
– Что смущает? – растерялась Габу, решив, что он каким-то образом смог прочитать ее мысли.
– Ее нагота, – пояснил он.
– Ах, нагота! – Габу окинула девушку беглым взглядом. – Не особенно. Тем более, пикантные места все равно прикрыты.
– Для вас важно лишь это?
– А для вас разве нет?
– Мы рисуем душу человека, а не тело, – старый мастер подумал и добавил, – не только тело. – Аудитория снова хохотнула. Мастер ударил в ладоши и громко объявил, что завтра они рисуют малани. – Сделайте шаг вперед, пусть они рассмотрят вас, – попросил он Габу. – Пусть у них появится аппетит.
– Мне тоже придется раздеваться? – спросила она, послушно выходя вперед.
– Считаете, это не стоит шестнадцати кредитов в час?
– Нет, просто никогда прежде не позировала голой.
– А как же ваш брат? Вы говорили, что он использовал вас в качестве натурщицы.
– Да, но он не просил меня снимать одежду.
– Как же тогда он вас рисовал? – старый мастер посмотрел на своих учеников. Они хохотнули, словно по команде. Габу бросила косой взгляд на обнаженную натурщицу. Девушка смотрела на нее своими большими зелеными глазами. Смотрела, как на соперницу. «Что ж, шестнадцать кредитов в час стоят того, чтобы обзавестись парой новых врагов», – решила Габу. Она повернулась к натурщице спиной и постаралась запомнить лица учеников. Эти бледные, увлеченные работой лица. Лица, совсем не похожие на лицо ее брата. Лица, вместо которых запоминались лишь мольберты, которые стояли рядом с ними, да возможно их палитры. И еще запах художественной краски. Такой знакомый запах. Запах брата. Его мастерской. Запах, который прицепился к Габу, как репей к хвосту собаки. Даже когда она покинула аудиторию. Даже когда оказалась в своем номере. После душа. В чистой одежде. Под одеялом. Во сне. Запах шел за ней по пятам. Ей снился подиум. Она была обнажена. Десятки людей без лиц изучали ее, рисовали. Она не двигалась. Не дышала. Подвижны были лишь глаза. Но все вокруг было холодным, безучастным. Лишь люди без лиц неспешно начинали обретать формы и черты. Знакомые черты, тени, цвета, линии. Габу никогда не умела рисовать, никогда даже не пыталась рисовать, но сейчас, ее фантазия, казалось, создавала лица учеников старого мастера. Знакомые лица. Даже не лица. Лицо. Одно единственное, знакомое ей лицо. Лицо ее брата. Как и в детстве, он был увлечен работой, отдавался своей работе. Он и десятки его копий, воплощенных в других учениках старого мастера. Копий, среди которых Габу не могла найти оригинал. Они все были идентичны. Все были одинаковы. Казалось, что весь мир стал одинаковым, стал обладать лицом – лицом Пилса. Отличался лишь старый мастер. Мастер, который больше не был мастером. Он стал малани. Стал красавцем Юругу. Стал тем, чьи прикосновения сводили ее сума ночь назад, волновали ее, возбуждали. Теперь же таким же чувственным стал его взгляд. Она чувствовала, как он прикасается к ее телу, ласкает ее. И сложнее всего было сохранить неподвижность, не вздрогнуть, не пошевелиться. И брат продолжал рисовать. Рисовать, воплотившись в десятки одинаковых лиц некогда таких разных людей. «Хватит! – взмолилась Габу. – Прекрати мучать меня!» Она закрыла глаза, чтобы не видеть Юругу. «Пожалуйста!» Габу услышала свой собственный голос и проснулась.