– Что делать, знаешь? – уточнил Пако.
– Я всегда знаю, что делать, – голосом Мэй Уэст проговорила Белла, забираясь в коляску и беря поводья. – Так-то, красавчик Пако.
– Отлично, – хохотнул Пако. – В кабине тоже есть микрофон. Я тебя объявлю, а тебе надо будет спеть пару песенок на свой вкус, а потом махать всем этим пижонам, пока я три раза не проеду перед ними. Ползти буду как черепаха, сразу предупреждаю. Потом остановлюсь посреди зала, а ты займешься лотереей.
Появление платформы было встречено бурными аплодисментами.
– Привет, Бетти Уинз!
– Спой для нас, Бетти!
– А сиськи у тебя настоящие?
– Кто из жеребцов нынче у тебя в фаворе, Бетти?
– А кто на очереди?
Белла взяла микрофон и спела «Кэмптонские скачки». Аудитория взорвалась овациями.
Пако поблагодарил всех за то, что пришли на мероприятие. Бетти Уинз собиралась вытащить мячик из лотерейного барабана. Все время на нее были направлены объективы кинокамер.
– Бетти, мои мячики лучше!
– Бетти, захочешь погарцевать – я к твоим услугам!
Белла помахала рукой, сняла жокейский шлем, крутнула барабан, извлекла несколько мячиков и объявила:
– Каждому симпотному победителю достанется бонус – мой поцелуй.
Толпа восторженно завопила.
Белла продолжала заигрывать со зрителями. Потом заметила кинокамеру, облизнула губы и с интонациями Мэрилин Монро произнесла в микрофон:
– Измельчал шоу-бизнес. Чтобы получить эту роль, мне даже спать ни с кем не пришлось.
Под рев зрителей Белла исполнила зажигательный танец с элементами стриптиза.
Затем она вытащила пять выигрышных номеров. Владельцами первых трех билетов оказались мужчины; каждому достался поцелуй. Под конец Белла исполнила «Мое сердце принадлежит папуле». Ей аплодировали стоя. Несколько мужчин помоложе вспрыгнули на платформу. Пако газанул, двинулся к выходу. Охрана с большим трудом согнала посторонних с платформы.
– Вы были неподражаемы, – сказал Тодд.
Белла вновь поцеловала его в губы, на сей раз – еще более страстно.
– Пойдемте, – выдохнул Тодд.
– Куда?
– Вы переоденетесь, я отвезу вас домой.
– Нет, я хочу сделать ставку. Еще ведь будет один забег.
– Стэн говорит, фаворитов определить невозможно.
– А кто это – Стэн?
Тодд долго смотрел на Беллу, соображая. Качнул головой.
– Вы – не вы. Я это сразу понял, еще возле раздевалки.
– Как это – не я? А кто же?
– Женщина, которая была с Элиотом. Которая танцевала до упаду и просила называть ее Беллой.
– Ты меня совсем запутал, котик, – пропела Белла, забравшись пальцами к Тодду за пазуху. – А эти придурки мне надоели. Пойдем. Я вся горю.
Пока Белла переодевалась, я долбила ей мозг: хочу выйти, хочу выйти.
– Мы ведь договорились, – отшучивалась Белла.
– Я тебе весь выигрыш отдам, все четыреста семьдесят баксов, только скройся!
– Нетушки! Я пела, я зажигала. Значит, и деньги мои, и время тоже.
– Ты об этом пожалеешь, Белла.
– Чего?! Ты сама согласилась на мои условия. Поздняк метаться.
Мне оставалось только отступить. Возле раздевалки Беллу дожидался Тодд.
– Если уж вам неймется сделать ставку, не шикуйте. Стэн говорит, шансы у лошадей примерно равны.
– Пусть себе говорит.
Белла подошла к окошку, где принимали ставки на пятьдесят долларов и выше, и поставила все четыреста семьдесят долларов на победу Сумрачной Салли. Думала, очень остроумно. Сумрачная Салли пришла четвертой.
– Ну и что ж, – сказала Белла, сексуально потягиваясь. – Зато нервишки пощекотала.
– Вы умеете проигрывать.
– Про деньги, как и про мужчин, я всегда говорю: свято место пусто не бывает.
Тодд отвез Беллу домой, и она пригласила его выпить.
Он шагал за ней по лестнице, а я кляла себя за идиотскую сделку. Если Белла вздумает переспать с Тоддом, неминуемо появится Джинкс. Бестолочь Белла о Джинкс и не вспоминает, а зря.
Тут меня осенило. Сделку-то я заключала, остальные не в курсе. Значит, можно выпустить кого-нибудь другого и устроить Белле жестокий облом. Но кого выпустить? С Нолой хлопот не оберешься. Значит, подойдет дуреха Салли.
Белла пошла в спальню переодеться во что-нибудь более удобное, а Тодд занялся напитками. Тогда-то я и стала выталкивать на свет Салли. Та упиралась, не желала включать мозг. Белла попробовала возмутиться, дескать, нечестно это.
Но кто ее слушал?
И вот Салли завязывает поясок новенького розового банного халата и слышит какие-то шумы из гостиной. Пугается, конечно. Выглядывает, видит Тодда с бокалом в одной руке и телевизионным пультом – в другой.
– Решил похозяйничать, – объясняет Тодд. – Надеюсь, вас покажут в вечерних новостях.
Салли медленно-медленно идет к нему, тянет время, соображает, о чем это он толкует и с какой стати ее будут показывать по телевизору.
– Почему вы так думаете?
– А помните, сколько кинокамер было на ипподроме?
Салли опешила.
– Что вы вообще делаете в моей квартире? И при чем здесь ипподром?
– Нет, только не это! – Тодд поставил бокал и приготовился ретироваться. Задом стал пятиться в прихожую. – В кого она теперь перевоплотилась?
Салли смотрела строго.
– Не знаю, что за игру вы затеяли, Тодд. Я целый день дома провела.
– Целый день? А это как вы объясните? – И Тодд указал на телеэкран.
– …на нью-йоркском ипподроме, – вещал диктор, – прошли рысистые бега. Как обычно, зрителей развлекала всеобщая любимица Бетти Уинз, которая сегодня была в ударе.
У Салли чуть глаза не выскочили, когда она увидела в телевизоре саму себя.
– Боже!
– Если вы целый день дома провели, это тогда кто?
– Я… – выдохнула Салли. – Но я ничего не помню…
Она смотрела, как зажигает на платформе Белла, как виляет бедрами, поет и непристойно шутит. По щекам Салли катились слезы.
– Это не я. Этого не может быть. Я не такая. Я ничего не помню.
Тодд попытался ее успокоить, но она отшатнулась.
– Не трогайте меня! Я должна подумать. Мне нужно остаться одной и все взвесить.
– Будь по-вашему, я уйду. Но вы уверены, что вам не нужна помощь? И вот еще что: я люблю вас, Салли. Помните об этом.
Заперев за Тоддом дверь, Салли выключила телевизор и долго таращилась в пустой экран.
Больше она уже не могла отрицать диагноз. Она видела все своими глазами.
Тишина была жуткая, а Салли так мучилась, что мне стало ее жаль. Ведь если разобраться, с нее сорвали маску, за которой она благополучно пряталась. И вот она будто смотрит в зеркало – и видит все, что происходило в течение долгих лет во время ее провалов. Салли думала, ее злые люди обвиняют чуть ли не во всех смертных грехах, лгуньей называют, наказывают, за спиной перешептываются, пальцем у виска крутят. А тут выясняется, что все обвинения – заслуженные! Она и вправду творила бог знает что!
– Я жить теперь не хочу!
Возглас, а точнее, вой вырвался из самого сердца Салли.
И тут же неизвестный голос ответил:
– Ты должна жить!
– Кто это говорит? Чей это голос? Ты что – один из моих альтеров?
– Нет. Я за тобой присматриваю.
– Я страдаю расщеплением личности. Я ненормальная. Я хочу умереть!
– Теперь, когда ты знаешь правду, ты сможешь вылечиться. Не сдавайся.
– Сил нет терпеть этот ужас! Дай мне умереть!
Салли схватила стакан, шарахнула об столешницу и осколком принялась пилить себе запястье.
– Ты видела Беллу, – вновь зазвучал голос. – Тебе известна правда. Скоро ты признаешь также и остальных своих альтеров – не только разумом, но и чувствами. Расскажи обо всем доктору Эшу. Лечение отныне пойдет ускоренными темпами.
Салли потеряла сознание.
Не представляю, чей это был голос. Может, мы все рехнулись.
В пятницу Салли честно все выложила Роджеру Эшу. Тот расстроился.
– Я планировал столкнуть вас с вашими альтерами. Но я хотел сам при этом присутствовать. Ваше осознание правды должно было произойти при мне, под моим наблюдением. Кто мог подумать, что собственного альтера вы увидите по телевизору!
– Я хотела умереть, доктор. Никогда в жизни мне не было так плохо.
– Знаю, знаю, это очень болезненный опыт. Вы сделали первый шаг на пути к исцелению, сломали первый выстроенный вами барьер – барьер отрицания самого факта болезни. Зато теперь, когда вы на эмоциональном уровне приняли всех ваших альтеров, вы сможете двигаться к нормальной жизни вполне осмысленно. Как только вы и ваши альтеры научитесь считаться друг с другом, основная опасность минует. В чем она заключается? В том, что никто из вас не представляет, чем заняты остальные.
– Простите, что пыталась убить себя.
Роджер несколько секунд пытливо смотрел на Салли. Затем произнес веско, подавшись к ней, приблизив лицо к ее лицу:
– Это меня крайне беспокоит.
– Я больше не буду.
– Сейчас, Салли, ваша психика очень неустойчива. Вы подвергаетесь опасности. Вам следует лечь в больницу. Ненадолго. До тех пор, пока не будет выстроено взаимопонимание между вами и вашими альтерами.
Салли чуть не задохнулась.
– Лечь в больницу? Зачем? Я не сумасшедшая. Вы сами говорили, что я не сумасшедшая!
– Говорил и сейчас повторю. Просто следующий шаг к исцелению будет решающим, и для вашей же пользы необходимо, чтобы вы находились под наблюдением специалистов двадцать четыре часа в сутки. Сами подумайте, вдруг вас снова постигнет провал?
Салли качала головой и хмурилась.
– У меня всю жизнь провалы, и ничего. Никто меня в больницу не укладывал. Вы что-то хотите со мной сделать, да?
Роджер взял ее за руки, заглянул в глаза.
– Салли, я уже неоднократно вводил вас в состояние гипноза и будил, оставляя за вами право помнить весь сеанс, или часть его, или вообще не помнить. И до сих пор вы просыпались с абсолютно чистой памятью. Понимаете, что это значит? Я вам объясню. Вы, Салли, всякий раз ставите столь сильную блокировку, столь активно отрицаете своих альтеров, что терапия не приносит ни малейшей пользы. Мы с вами просто на месте топчемся, если уж совсем простым языком говорить.