Роджер повертел в пальцах ручку с золотым пером, покачал головой.
– А в тех случаях, когда слияние проходит успешно, результаты могут и не закрепиться, – продолжала Нола.
– Вы правы. Большинство людей с синдромом расщепленной личности, для которых слияние вроде бы прошло успешно, через некоторое время, под давлением обстоятельств, снова «расщепляются». Порой новых личностей даже становится больше. Нола, я действительно не могу дать вам гарантий. Нам остается только попытать счастья.
– Я – не подопытный кролик.
– Зафиксированы случаи, когда слияние приводило к полному излечению. Вот и все, чем на сегодняшний день могут похвастаться психиатры, занимающиеся мультяшками. Сейчас речь не о долгосрочных перспективах слияния; сейчас речь о вашей жизни. Сохранить жизнь – моя первейшая обязанность как врача. Переломный момент настал. Вам всем угрожает опасность. Как профессионал я предлагаю оптимальный выход.
– Почему вы решили начать с меня?
– Потому что стратегия начинать с конца и двигаться к началу хорошо себя зарекомендовала. Вы были созданы последней – значит, слиться с Салли должны первой. Вдобавок вы образованны, умны, хладнокровны и самолюбивы. Эти качества усилят Салли. После первого слияния ей будет легче перенести оставшиеся.
– Если я соглашусь, буду ли я после слияния знать, что происходит?
– Наверняка не скажу; по моей теории, хоть что-то знать вы должны. Вы ведь станете частью Салли, следовательно, у вас с ней будет общее сознание.
– А как насчет Джинкс?
– Очень надеюсь, что Салли, усиленная вашей личностью, сумеет воздвигнуть интеллектуальный барьер, который не выпустит Джинкс из мрака. Позднее, когда Салли обретет чувственность Беллы и оптимизм Дерри, образуется этакий выпускной клапан. Вчетвером вы будете успешно подавлять гнев и агрессию Джинкс.
– Вот, значит, что вы имели в виду, говоря об обеих техниках – слиянии и вытеснении. Четверых вы намерены соединить, пятую – вытеснить.
– Не обязательно вытеснить. Подавление гнева – обычное дело для психически здорового человека. – Роджер откинулся на спинку вращающегося кресла и посмотрел Ноле прямо в глаза. – Мне нужно ваше согласие, Нола.
– Я считаю, что вы не имеете права разрушать индивидуума. Я – есть, я – реальна. Пусть я лишена отдельного тела, зато имею разум. Cogito ergo sum[23].
Роджер хлопнул ладонями по подлокотникам кресла, резко поднялся, забегал по кабинету.
– Я не отрицаю вашего существования, Нола. Но ведь любая из вас имеет право вести самостоятельную жизнь. Будь вы соединены на физическом уровне, как сиамские близнецы, вас следовало бы разделить, подарить каждой из вас отдельное бытие. Но как дать каждой из вас, личностей, альтеров – отдельное тело? А координировать свои потребности, желания, действия вы не можете, что стало в последнее время яснее ясного. Вы – словно бесплотные духи. Поэтому необходимо попробовать слияние. То, что мы сделаем, не уничтожит вас, о нет. Слияние…
– Изменит меня.
– Этого не избежать.
– А если я не желаю меняться? Я вполне довольна собой нынешней.
– Вы полагаете, что разума, образованности и гордости довольно для того, чтобы быть полноценным человеком?
– А разве не так?
Роджер в стремлении убедить Нолу простер к ней руки.
– Полноценная человеческая личность помимо разума и гордости обладает эмоциями, испытывает сексуальное влечение, способна сопереживать. Есть и другие признаки человечности, которых вам, Нола, недостает. Я не уничтожу вас, не бойтесь. Я помогу вам стать человеком. Того, что свершится здесь, не достичь посредством умных книг, фильмов из категории «не для всех», изобразительного искусства и классической музыки. Скажу вам честно, Нола: вы нуждаетесь в слиянии с остальными альтерами и с Салли не меньше, чем они нуждаются в слиянии с вами.
– Я подумаю.
– Разумеется. В вашем распоряжении целые выходные. Можете посоветоваться с остальными, а можете принять решение самостоятельно. Если согласитесь, мы проведем слияние в понедельник.
Роджер попрощался с Нолой, не загнав ее во мрак и не выпустив Салли.
Мы пришли к молчаливому соглашению дать Ноле оторваться в эти выходные. Я внушила остальным, что это, пожалуй, будут последние ее два дня, и все меня поддержали. Не мешать Ноле в субботу и воскресенье – только справедливо.
И Нола принялась отрываться. По-своему, конечно. Вот это был кошмар. В пятницу до ночи Нола слушала Бетховена и Баха. Я чуть не рехнулась. Потом подумала: наверное, чтобы принять решение, Ноле нужна особая музыка, и терпела молча.
В субботу Нола ходила в музей Современного искусства и в Метрополитен-музей, а вечером – на тоскливую, занудную, затянутую, всю такую артхаусную пьесу для высоколобых. После пьесы ужинала в одиночестве во французском ресторане. Нола заказала эскарго, и я заинтересовалась, что бы это могло быть. Когда блюдо принесли, меня чуть не стошнило. Я достаточно намучилась, привыкая, по милости Нолы, к устрицам и моллюскам, но чтобы улитки!.. Брр! Впрочем, если честно, улитки на вкус оказались совсем неплохи.
Однако кошмарнее всего было воскресенье. Позавтракав бейглом с копченым лососем, Нола целый день читала «Нью-Йорк таймс». От первой страницы до последней! Можно подумать, ей в жизни больше такого счастья не выпадет! Короче, ад кромешный, а не выходные.
Впрочем, даже после десяти полос «Нью-Йорк таймс» Нола не определилась. К вечеру на нее напала хандра, она даже начала думать о самоубийстве.
Тут я по-настоящему испугалась. Никогда еще Нола не была такой удрученной. Она то представляла, как сигает с крыши, то прикидывала, не проще ли перерезать вены. Потом ей на ум пришел стих какой-то Дороти не то Перкер, не то Паркер[24], и Нола принялась смеяться. Типа, что за дурацкий выбор – распрощаться с собственной индивидуальностью или с самой жизнью. Измучившись, Нола полезла в шкафчик за снотворным, но я, слава богу, еще на прошлой неделе подсуетилась спустить таблетки в унитаз. Тогда Нола уселась за стол, взяла лист бежевой писчей бумаги, которую сама покупала, и принялась писать.
«Мой разум противится слиянию. Быть иль не быть, спрашиваю я себя, однако гамлетовский вопрос пустячен в сравнении с моей дилеммой. Речь не о бытии либо небытии; речь о том, чтобы стать другой личностью – или умереть. Честно говоря, для меня предпочтительнее второй вариант. Знаю, это эгоистично. Проблема осложняется новой информацией: покончив с собой, я покончу со всеми остальными. Умереть, уснуть. Уснуть! И видеть сны, быть может… Но! Какие сны приснятся в смертном сне? И куда девать вот этот страх чего-то после смерти? Так трусами нас делает раздумье…»[25]
Пока Нола писала, у нее было странное ощущение. Нет, депрессия никуда не делась, только теперь Нола смотрела на себя как бы со стороны, прекрасно осознавая, что впадает в слезливую сентиментальность. Ощущение прогрессировало, и настал момент, когда Нола как бы отделилась от себя, воспарила и увидела свое тело за письменным столом. Нола повернула голову. Позади нее стоял некто. Лицо было размыто, Нола не различала даже, мужчина это или женщина. Волосы до плеч, на голове – индейская плетеная повязка, фигуру скрывает белое одеяние, пышное и легкое, как облако.
– Кто ты? – спросила Нола.
– Я – твой помощник.
– Что-то я тебя не помню.
– Я существую совсем недавно.
– А сейчас зачем ты здесь?
– Чтобы ты не причинила себе вреда.
– Я имею право сама распоряжаться собственной жизнью.
– Жизнь – не твоя собственная, и ты это знаешь. Ты ведь уже думала об ответственности перед остальными.
– Что мне делать?
– Послушайся доктора Эша. Он хороший человек. И мудрый врач.
– Этот хороший человек хочет уничтожить меня, слить с безмозглыми созданиями, которые он почему-то – вероятно, от большого ума – называет моими альтерами.
– Верь доктору Эшу. То, что он намерен сделать, не уничтожит тебя. Твоя жизнь порой достигает больших высот благодаря твоему разуму, но это пустая жизнь. Разум – еще не все. Отказываясь от слияния, ты обедняешь себя. Единственный выход – сдаться. Пожертвовать своей индивидуальностью ради большой цели.
– Помоги мне. Я не умею сдаваться.
– Умеешь. Только не хочешь вытащить это умение наружу. А я могу лишь направлять тебя.
– Тогда направь. Мне страшно.
Фигура шагнула к Ноле. Вспыхнул свет, и вдруг фигура как бы слилась с Нолой, будто фокус навели. Больше Нола уже не видела очертаний помощника отдельно от себя.
– Теперь ты убедилась, дитя мое, это совсем не больно!
– Убедилась. Кстати, я по-прежнему чувствую себя – собой. Значит, и после слияния будет именно так?
– Да, именно так.
Нола села на стул, задумалась. Ей вспомнилась статья одного калифорнийского психиатра. В ней, в статье, тоже нечто подобное было описано.
– То есть ты – внутренний я-помощник?
– Я помогаю всегда, когда во мне нуждаются.
– Ты тоже – альтер?
– Нет. В отличие от вас четверых, я не отдельная сущность. Я лишь выполняю функции помощника и защитника. Я одновременно пребываю в тебе и во вселенной, а появляюсь только тогда, когда в этом есть необходимость.
– Сейчас как раз такой момент. Научи меня, что делать.
– Доктор Эш говорит, решение должна принять ты сама, причем без всякого давления со стороны. Я могу лишь поддержать тебя, чтобы тебе достало сил сделать правильный выбор.
– Ты прямо фея-крестная!
– Да, меня и так называют. А еще я – гуру и учитель. Это одно и то же.
– Хорошо, что у нас есть внутренний я-помощник. Это облегчает задачу.
– Пора решаться, дитя мое.
Нола сидела, замерев, долго-долго, пока не озябла. Тогда она взяла ручку и в конце своего безадресного послания приписала: