Создавалось впечатление, что, несмотря на сходства и различия, все примерно одинаковое, и теперь мне хотелось начать задавать вопросы, а Кристофф явно был настроен на завтрак, заявив, что без еды согласен исключительно убивать.
Оттого и повел нас в другое, не пострадавшее вчера крыло дома.
– Зимняя столовая без окон, – представил он, пропуская меня и Томпсон вперед.
Я осмотрела еще одно аскетичное помещение, в котором даже взглядом кроме стола зацепиться было не за что.
– Без окон, картин и украшений, – озвучила мои мысли рьина. – Скучно живете, рьен Рэкшор.
– Предпочитаю жить без пыли, – ответил он. – Бэлла накроет здесь.
Последним зашел Бэдфорд.
Осмотрелся и, кажется, даже обнюхался.
– Женщину тебе надо, – многозначительно произнес он.
– А тебе понадобятся новые зубы, если сейчас же не заткнешься, – отозвался хозяин дома и прошествовал к центральному месту за столом.
На завтрак была овсянка – липучая и гиперсладкая.
Я вяло ковырялась в ней, пока Рэкшор наворачивал ложку за ложкой. Прекрасный аппетит был и у рьины Томпсон.
– Так когда мы будем восстанавливать мой дом? – поинтересовалась она, откладывая приборы.
– Мы?! – многозначительно удивился Кристофф. – Кажется, я ясно дал понять, что не собираюсь в этом участвовать.
– Ой ли, молодой человек? – Рьина походила на довольную борзую, которая учуяла дичь, и теперь ни за что ее не упустит. – Я тут все внимательно слушала и, кажется, стала невольным свидетелем событий, тянущих на государственную тайну. И за свое молчание я бы хотела…
– Это каких таких событий? – напрягся Кристофф. – Если вы про визит Алмура с его шмотками, то это событие видела вся улица.
– О нет, – рьина понизила голос до шепота. – Я про карамельки…
Я подавилась очередной ложкой каши, замер и Кристофф. Даже Бэдфорд посмотрел на Томпсон многозначительно и уважающе.
– А вы быстро сообразили, – похвалил он. – Впрочем, у меня тоже вопросы. С чего бы мой брат так небрежно выдал свои секреты? Конфеты, на улице, да еще и прилюдно… У меня ушло несколько лет, чтобы узнать, в каком магазинчике Кристофф добывает контрабанду.
Тут встряла я.
– Серьезно? Конфеты – запрещенка? Признаться, в это даже поверить сложно было. – А вы полны сюрпризов, рьен Кристофф.
Блондин сидел и злобно пялился то на Томпсон, то на меня, Бэдфорда так вообще был готов спалить заживо.
– Конфеты не запрещены, – начал он, – имею право.
– Да-да, – закивала Томпсон. – Из меда фей… Если мне не изменяет память, уже лет как триста запрещены среди менталистов. На вас странно влияет, слышала – усиливает способности и не только.
Мысленно я поставила себе галочку: узнать побольше о феях и что там за мед такой странный. Но, судя по тому, что Кристофф напрягся, Баскервили были неправильными пчелами, и мед несли с особенностями.
А ведь Бэдфорд вчера съел одну конфету. Я перевела взгляд на Рассела и тут же опустила. Рьен смотрел на меня, поигрывая пальцами по столешнице. Задумчиво.
– Что-то не так? – спросила я.
– Не знаю, – отозвался он, – но вы какая-то не своя. Беспокойная…
Я хмыкнула.
– Вам кажется, в рамках происходящего я – образец спокойствия. Впрочем, пока вы не начали конфетную тему, у меня было несколько вопросов. Но они подождут.
– Нет-нет, – неожиданно живо заговорил Кристофф. Похоже, теперь и он зацепился за смену тем. – Что там у вас за вопросы были?
Я пожала плечами и честно спросила:
– Про ваш мир. Меня заинтересовало отсутствие табака, но при этом другие вехи исторического развития явно общие. Как так вышло?
Рассел хмыкнул.
– А мы почем знаем? Нужно сравнивать.
– Именно этим я и хотела заняться. В нашем мире табак привезли с другого континента… – начала я, и меня перебила Томпсон.
– Другого?! – Ее тон был совершенно удивленным. – У вас их что, много?
– А у вас нет?
Несколько мгновений все за столом переглядывались, пока Кристофф тяжко не вздохнул:
– У меня в кабинете есть карты, сейчас принесу. – Ему пришлось подняться из-за стола и, бурча о том, что невозможно поесть нормально, покинуть столовую.
Вернулся он быстро, принеся несколько скрученных свитков.
– Вот одна из самых последних редакций, – произнес он, разворачивая на свободном участке стола бумагу.
А я, поднимаясь со стула, уже подозревала, что увижу.
От края до края листа распластался один-единственный здоровенный континент, невероятно похожий на тот, о котором в школе рассказывают на географии.
Пангея.
В нашем мире она раскололась на несколько частей, но тут была целее некуда. Я провела пальцем по нескольким особенно крупным горным хребтам, руслам рек – и даже сомнений не оставалось: если разрезать карту по этим границам, выйдут вполне себе привычные для меня Америки, Африка, Евразия, и даже кусок Австралии наметился.
– И никакого метеорита у вас не пролетало? – задала следующий вопрос я. – Большого такого, который уничтожил динозавров?
Ответ прочла на озабоченных лицах: метеорита явно не было, динозавров тоже.
Похоже, местная эволюция пропустила этот этап, сразу перейдя от обезьяны к человеку, магическому и прямоходящему.
Жаль только, местный Дарвин в этом мире не родился, а если и родился, то со здешней строгой системой домов вряд ли стал ученым. Небось так и сгинул за скучным и однообразным занятием.
– А религия? – задала я следующий напрашивающийся вопрос. – У вас есть боги? Черти? Ад? Рай? И кто такие рурки, в конце концов?
– Сказочка для детей, – фыркнул Рассел. – Хотя выражение прижилось. Но никакого ада или рая, что это вообще?
– Потом расскажу, а что за сказочка? – не унималась я.
– Поучительная страшилка-притча, – равнодушно отозвалась Томпсон. – Был когда-то рурк-Создатель и рурк-Разрушитель, повелевавшие всеми видами магии. Демиурги – всесильные. Любая сила была им подвластна. Создатель сотворил наш мир и всех живых существ, даровал им магию, подобную своей. Но зло не дремало, Разрушитель решил, что магия должна принадлежать лишь ему, а не каким-то там «насекомым». А началась Великая Битва. Рурк-Создатель, потративший множество сил на сотворение мира, проигрывал, в то время когда зло истребляло все живое, отбирало у них магию. Разрушитель буквально осушал своих жертв и всю украденную силу разливал по золотым колбам. Каждый сосуд – определенный вид сил.
Я слушала затаив дыхание, уж слишком яркие параллели звучали со знакомой мне Библией, интересовало, куда все сведется в итоге. К культу рурка-Создателя? Но я не припоминала ни одной церкви в городе.
Томпсон же продолжала:
– И когда Разрушитель почти завершил свое злое дело, Создатель нанес последний решительный удар, стоивший жизни ему и его врагу. Добрый рурк пожертвовал собой ради нас, а золотые колбы упали на континент и разбились. И там, где магия проливалась на землю, образовывался новый дом. Так появились Вивьерны, Грефы, Ормунды, Дастрадты и прочие. А вот рурки исчезли. С тех пор у каждого дома свой талант, и развивать другие, даже если пробудятся, без перехода в иной дом запрещено.
– Не запрещено, а невозможно, разные виды магии не живут в одном теле, иначе бы у нас было полно спятивших от всемогущества псевдорурков, – встрял Кристофф. – Это сказка, чушь! Мы проходили на истории магии менталистов в академии. Притчу придумали несколько тысяч лет назад, чтобы у нашего общества были столпы для опоры и стабильности. У всех должно быть свое место, иначе наступит хаос.
Я не сдержалась и скривилась, и это не укрылось от Рэкшора.
– Вы не согласны, рье?
– В корне, и уже не раз говорила об этом при случае. В моем мире нет подобных ограничений, и никакого хаоса не наступило. Меня учили рисовать, немного играть на музыкальных инструментах, я чуточку умею шить, да и в целом всесторонне образованна. И не скажу, что мне это каким-то образом повредило. А у вас в мире все очень сложно. Не представляю, как люди могут мириться с таким порядком, и не верю, что нет недовольных. Взять тот же дом Крыс, если бы не рамки вашего общества, наверняка кто-то из представителей этого дома мог бы стать отличным ученым, художником, музыкантом.
– Еще скажите менталистом… – усмехнулся Рэкшор.
Я покачала головой.
– С этим, наверное, были бы проблемы, но все остальное не требует магического таланта, хоть вы и утверждаете обратное. Достаточно усердия и терпения. Но вы загнали эти дома в трущобы и отзываетесь о них, как о мусоре. Я даже на миг не допускаю, что люди оттуда так просто все это сносят. Наверняка их это злит.
Судя по поджатым губам Кристоффа, я попала в точку.
– Недовольные есть всегда, – наконец изрек он. – И моя работа состоит в том, чтобы их искоренять.
Я бросила на него очередной рассерженный взгляд, и такая злость взяла. Да так резко, что захотелось вот в этот же миг, прямо сейчас, дать Кристоффу такой подзатыльник…
Я потрясла головой, и наваждение исчезло. Ну в самом деле, чего это я? Нашла на что злиться.
Разговор слепого с глухим. Он не понимал меня. Смотрел с высоты своего правящего дома, веря в собственную правоту.
Я перевела взор на Бэдфорда, он тоже, как и прежде, моего недовольства не разделял, за небольшим отличием от брата.
Рассел смотрел на меня с непрекращающимся интересом, в глазах появился нездоровый блеск, такой до этого бывал у Кристоффа, когда он взирал на меня, словно на мышь подопытную.
– Ты видишь то же, что и я? – задал он вопрос непонятно кому, но продолжая смотреть мне в глаза.
– Что я вижу? – озадаченно спросила, но ко мне неожиданно подошел Кристофф.
– Да, уже минут двадцать как наблюдаю. Но ты же не видишь поля, Бэдфорд. Как понял?
– Получилось повлиять. Я ее разозлил, – отозвался Рассел. – Похоже, щиты, которые были на рье, спали.
– Нет, – Кристофф покачал головой и, подойдя ко мне ближе, провел ладонью в десяти сантиметрах от лица, будто щупал что-то невидимое. – Щиты на месте, но ослабли. Мерцают… Интересно, с чего вдруг?