Он о чем-то ругается с девушкой у стойки, но мне уже не интересно.
Бегу дальше…
Таможня пройдена. Я допиваю кофе из одноразового стаканчика, поглядывая на взлетную полосу и множество самолетов у терминала.
Есть особая романтика смотреть за этими машинами-гигантами и гадать, на каком именно полетишь. Вокруг скапливается все больше людей – это пассажиры моего рейса подтягиваются к выходу на посадку.
Становится еще более шумно: пищат дети, шумные тетки перекладывают какие-то вещи из сумок. Когда объявляют о пятиминутной задержке, гомон перерастает в возмущение.
Особенно сильно негодует тот старичок, который пришел следом за мной.
В отличие от многих, он, как и я, летит налегке – никаких огромных рюкзаков, колясок, только тонкий дипломат и планшет под мышкой.
– Заткнись, дед! – не выдерживает кто-то из толпы, я слышу гнусный хохот от двух парней моего возраста. Они явно тоже летят на отдых, это видно по расслабленному виду и банкам энергетика в руках. – Не кипишуй, все полетят!
– Имейте уважение, молодой человек! Я академик, заслуженный ученый! Нобеле… – начинает старик, но его голос тонет в объявлении о начале посадки.
Никому не интересно, кто там и что заслужил, все бегут к сотрудникам, пропускающим к заветному трапу, а я кривлюсь, глядя на всех «торопливых», потому что смысла давиться у выхода нет никакого – самолет раньше положенного все равно не улетит.
Поэтому иду в числе последних.
«Не привыкли спешить?» – раздается смутно знакомый голос позади.
Оборачиваюсь, вижу длинноволосого брюнета с острым взглядом лет тридцати – на нем старинный черный костюм, будто украденный из костюмерной фильмов про старую Англию. И что самое странное, у мужчины совершенно пустые руки – ни документов, ни билетов.
– Не привыкла, – отвечаю, испытывая странное ощущение неправильности, будто что-то не так, как должно быть, нервно дергаю плечом.
«А у вас тут забавно… – продолжает диалог незнакомец. – Не думал, что когда-нибудь увижу нечто подобное».
Ничего ему не отвечаю, странный он – псих какой-то.
Подхожу к стойке, улыбчивая стюардесса проверяет паспорт и посадочный талон, разрешает пройти дальше, и я спешу к выходу, замечая краем глаза, что странный мужчина, как приклеенный, следует за мной.
Он просто скользнул в турникет без всякого билета.
– Эй! – вскрикиваю я. – Зачем вы его пропустили?
Но меня будто не слышат, стюарды продолжают проверять последних пассажиров, да и меня ноги несут вперед.
Становится жутковато, потому что тело будто не слушается.
Мне хочется убежать, в груди поднимается страшное ощущение, что на борту произойдет что-то жуткое, и мне совершенно не хочется ни на какие юга, только подальше отсюда.
Но ноги шагают вперед, а мужчина продолжает преследовать. Я не могу даже обернуться, но спиной ощущаю, как близко он движется позади.
«Не паникуйте, Анна, – слышу его голос. – Это всего лишь воспоминания, на самом деле меня тут нет».
– Но вы есть, – спорю я. – Отойдите немедленно.
«Не могу, – отвечает голос. – Мы в каком-то роде связаны».
– В каком-то роде я оторву вам голову, когда смогу обернуться, – негодую я. – Немедленно отодвиньтесь, на два метра.
Слышится наглый смешок, и голос исчезает. Я оборачиваюсь и никого не вижу, только пассажиров.
Ноги все так же несут вперед.
Я захожу в боинг, уже другая стюардесса указывает мне в конец самолета – где-то там мое место.
Считая ряды, проталкиваюсь в хвост, пока наконец не достигаю последнего ряда. Закидываю свою сумку наверх, сажусь в кресло и сразу пристегиваюсь.
В руках теперь до одинокого пусто: мелькает мысль, что надо было записать в телефон какой-нибудь фильм и посмотреть в полете, но я тут же о ней забываю – ко мне, запыхавшись, подходит тот самый старик с дипломатом.
Его место сразу за моим, приходится подняться и пропустить, а еще помочь с поклажей, запихнуть чемоданчик к моей сумке.
– Спасибо, девушка, – благодарит он, присаживаясь на свое место. – А то никакого уважения… Пересадили на другой рейс…
Он начинает рассказывать историю о том, что должен был лететь в бизнес-классе еще вчера на научную конференцию по физике, но из-за погоды рейс отменили, а ему пришлось довольствоваться «вот этим».
Я слушаю вполуха, изредка кивая, в итоге до старика наконец доходит, что слушатель из меня так себе, и он умолкает.
В отличие от меня от летит со своим планшетом. Когда самолет взлетает, я краем глаза вижу, что он отключает интернет и листает на экране какие-то статьи. В них множество схем, непонятные мне закорючки-формулы, и я опять теряю интерес, ровно до взлета самолета.
Борт немного трясет, я вцепляюсь в подлокотники, и откуда-то сверху опять раздается голос:
«Не очень безопасный транспорт, в повозке надежнее».
Я вскидываю голову и опять вижу того мужчину-незнакомца.
– Сядьте, – шиплю я. – Вы с ума сошли, нельзя стоять в проходе!
«Мне можно», – улыбается он.
Борт опять дергает, но мой собеседник даже глазом не ведет. Не видят его и бортпроводницы, иначе почему до сих пор не сделали замечание?
Наконец высота выравнивается, тряска заканчивается и пилот разрешает отстегнуть ремни, но я не тороплюсь.
– Кто вы такой? – спрашиваю у стоящего надо мной.
«А вы не помните, рье?» – вопросом на вопрос отвечает он.
– А должна? Если сейчас же не уйдете, я сдам вас стюардам.
«Нехорошо так со своим женихом», – усмехается брюнет, а я делаю вывод, что он точно психопат, уже собираюсь позвать на помощь, как самолет опять начинает дрожать сильнее, чем при взлете.
Я поворачиваюсь к старику, сидящему рядом, тот бурчит себе под нос что-то про неумех пилотов, турбулентность и что на борту любой атеист поверит в Бога.
Старик все говорит, а я вижу дымку, возникающую вокруг его силуэта, словно дым.
В памяти всплывает жуткое знание о том, что самое страшное на борту самолета – это пожар, и уже хочу закричать, но тут самолет опять начинает мотать.
Да так сильно, что дымка, словно смещаясь в пространстве, перекидывается на меня, сгущается, а в следующий миг перед глазами все плывет.
Борт исчезает, я падаю в пустоту, стены которой состоят из плотной беспросветной субстанции.
Мне дико страшно, я пытаюсь кричать, но не слышу своего голоса. Кажется, падение продолжается целую вечность, пока внезапный свет не врезается в глаза, а мое тело – в каменную стену…
Закоулок, холод, пристань. Новый мир!
Я открываю глаза, резко вскакиваю и вижу над собой Бэдфорда и Рэкшора.
– Проснулась, летаргичка, – заявляет Кристофф, весь его вид говорит, что он зол, раздражен, но вот говорит он будто с облегчением. – Напугала до рурков. Кто в здравом уме ест концентрированный мед? Еще дешево отделалась. Всего два дня проспала.
Глава 27
Я осоловело хлопала глазами.
Тело ломило от неудобной позы, а возможно, из-за долгого лежания.
Оглянулась по сторонам.
Все те же покои, выделенные нам с Бэдфордом. Я лежала на кровати в облаке из подушек, и первое, что бросилось в глаза, – платье на мне было другим, нежели во время «дегустации» меда.
Я сощурила глаза и села рывком.
– Меня что? Переодели? – гневно спросила я.
– Разумеется, – Кристофф ответил невозмутимо. – Надо было оставить вас лежать на полу в грязной одежде, обляпанной медом. Вы в курсе, что, падая, уронили на себя всю банку стоимостью в целое состояние?
Если он надеялся вызвать во мне муки совести, то сильно ошибся, потому что я перевела взгляд на Бэдфорда, тот сидел ко мне ближе и даже зачем-то держал за руку.
Выдернула из его захвата ладонь и тут же припечатала пощечиной:
– Жених, значит!
От неожиданности мужчина вскинул брови и прижал ладонь к горящей щеке.
– Вас только это беспокоит, рье? – удивленно спросил он. – Думал, сильнее отхвачу за то, что все же влез к вам в голову.
– Подставляйте вторую щеку, – процедила я и гневно зыркнула на желтоглазого, а потом на его братца. Вздохнула, отдышалась и включила голову: – Но если я провалялась два дня, дайте догадаюсь: у вас не было иного выбора, чтобы «в меня» не влезть!
Бэдфорд поморщился.
– Я бы предпочел иные способы проникновения, но что ж поделать. Переодевала вас, к слову, Томпсон…
– Хватит уже! – рявкнул на нас Кристофф и принялся измерять комнату шагами, явно не от великого спокойствия. – Хотите узнать, что вы натворили, рье? Так я расскажу! Вы приняли убийственно концентрированную дозу меда Баскервилей. Вы вообще в курсе, что на три килограмма моих карамелек уходит всего унция?
– Да нет, откуда мне знать такие тонкости… – промямлила я.
– Спросить надо было! – новый рявк от Рэкшора заставил звенеть стены. – Далее вы провалились в галлюциногенный бред, какой ереси мы только не наслушались, дежуря возле вас двое суток.
Я невольно улыбнулась: это было бы мило, если бы меня сейчас не отчитывали, как последнюю дурочку.
– Наверное, нужно было вызывать доктора, – робко выдала я. – Промыть мне желудок…
С уст Кристоффа сорвался нервный смешок.
– Рассел, – бросил он брату. – Она еще и издевается. Мы решили, что на вас совершили покушение, и еще эта блохастая кошка путалась под ногами…
Я перевела взгляд на Бэдфорда, тот пожал плечами:
– Пришлось рассказать брату о моей маленькой тайне, – грустно выдал он. – Иначе как еще объяснить, что я узнал от животного причины вашего состояния. Анна, я оставил вас всего на несколько часов, а вы уже влипли в неприятности!