Девушка появилась словно из ниоткуда.
– Акира-сама?
Акира не смотрел на Нори.
– Проследи, чтобы поставили прибор для моей сестры.
Аямэ кивнула и так же быстро ушла.
Акира повернулся к застывшей Нори.
– Не плакать. Не разговаривать. Не шевелиться. Твое лицо должно быть неподвижным, как у трупа, ясно?
– Обещаю. Даю слово.
– Сегодня мы солдаты. Понимаешь?
Нори кивнула. Ради него она будет храброй.
Лицо Акиры смягчилось.
– Если станет страшно, подумай о музыке. И почувствуешь себя в безопасности.
В столовой было накрыто для вечернего чая. Идеальный фарфоровый сервиз, начищенное серебро. Посреди стола – композиция из белых хризантем и незнакомых Нори красных цветов.
Кресло Акиры стояло во главе стола, второе – напротив. Чуть позади каждого из больших кресел стояло кресло поменьше.
Акира был неподвижен, как камень, перед ним стоял нетронутый чай. Нори была рада, что может немного спрятаться. Ее бравада испарилась. Сцепив руки на коленях, она отчетливо осознавала цвет своей кожи, которая покрылась еще и легким загаром. Волосы, выпрямленные днем, снова начали курчавиться.
Стараясь думать о другом, она сосредоточилась на затылке Акиры. Его волосы немного вились на затылке, как и у нее. Сегодня от него пахло чистым бельем.
Двери открылись, и Аямэ объявила о прибытии гостей.
Юко вошла первой. На ней было красное кимоно с золотым оби, в левой руке она сжимала такой же золотой веер.
Руки и ноги Нори онемели.
Следующим шел ее дедушка, мужчина, которого раньше она видела только мимоходом. Кохей Камидза был крупным, как бык, и словно заполнил собой всю комнату, просто войдя в нее. Темные твердые глаза сверкали как алмазы, темная борода выделялась на фоне седых волос. Даже под развевающимися одеждами чувствовалась сила.
Его взгляд, впершийся в Нори, причинил ей почти физическую боль, и девочка прикусила внутреннюю сторону щеки зубами, чтобы не закричать.
Юко холодно огляделась и подождала мгновение, но Акира не встал ее поприветствовать, Акира вообще не шелохнулся.
Бабушка кивнула, будто делая пометку, и опустилась в меньшее кресло, позволив мужу занять кресло побольше. Однако то, как ее еще стройное тело было наклонено вперед, не оставляло сомнений в том, кто будет контролировать разговор.
Долгое мгновение царила тишина. Нори не сомневалось, что все слышали, как бешено бьется ее сердце в груди.
Юко улыбнулась.
– Почтенный внук. Я по тебе скучала.
Она жестом велела слуге, стоявшему в углу, налить ей чаю.
– Рада видеть тебя в добром здравии, – продолжила Юко, и любой, кто не знал ее, подумал бы, что это не более чем дружеский визит.
Акира наклонил голову.
– Бабушка.
Следом он кивнул дедушке и получил кивок в ответ.
– Итак, – произнес Акира очень спокойно. – Сразу к делу?
Кохей шевельнулся в кресле, и когда он заговорил, его голос был похож на низкий раскат грома:
– Послушай меня, мальчик, шалость зашла достаточно далеко. Ты вернешься с нами домой. Сегодня.
Акира не дрогнул.
– Не вернусь.
Юко взмахнула веером.
– Ну, ну, аната[26]. Акира ясно дал понять, что хочет остаться в Токио. Думаю, мы можем позволить ему остаться на несколько лет. Молодые люди должны распоряжаться определенной степенью свободы.
У Нори задрожали руки. Пришлось спрятать их поглубже в рукава, чтобы никто не заметил.
– Понимаю, – продолжала Юко, – ты считаешь, что мы поступили несправедливо по отношению к девочке. Ты пошел на многое, чтобы ее найти и вернуть. В самом деле, ты проявил замечательную сообразительность. Я тебя явно недооценила.
Брови Акиры сдвинулись.
– Ты считаешь, что поступила справедливо? – спросил он холодно. – До сих пор?
Юко взмахнула рукой.
– Я выполнила свой долг. На самом деле именно из-за моего мягкого сердца вопрос до сих пор не решен. Мне следовало быть осторожнее.
Нори почувствовала, как закипает гнев. Она не ждала извинений, но бабушка, похоже, сожалела лишь о том, что не отослала ее достаточно далеко.
Юко повернулась к Нори, окинула ее задумчивым оценивающим взглядом. По легкой ухмылке было ясно, что она не нашла ничего ценного. Опять.
– Ты добрый мальчик, Акира, но зря тратишь время.
Акира ощетинился.
– Я не нуждаюсь в твоем одобрении. Главное, согласитесь оставить нас в покое.
Юко прищурилась.
– Значит, так? Ты твердо решил пойти по этому пути?
Акира скрестил руки на груди.
– Если вы пришли сюда меня переубедить, боюсь, вы зря тратите время.
Нори не смогла сдержать усмешки. И это не ускользнуло от деда, который бросил на нее безжалостно ледяной взгляд.
Бабушка вздохнула.
– Что ж, хорошо, можешь остаться здесь, в Токио. Но ты должен вернуться в Киото на лето после двадцатого дня рождения. Тебе еще многое предстоит усвоить.
Акира постучал пальцами по столу.
– Двадцать пятого дня рождения.
Юко не мешкала ни секунды:
– Двадцать первого.
Акира поколебался.
– Договорились, – неохотно произнес он. – Двадцать первого дня рождения. Но только на июль и август.
– И ты должен жениться, – продолжала выдвигать требования Юко, положив ложку сахара в чай. – Я подберу подходящую невесту.
Верхняя губа Акиры дернулась. Это была самая неприятная часть соглашения.
– Подходящую? Нельзя ли уточнить? – сухо поинтересовался он.
– Разумеется. Она должна быть хорошенькой и строго воспитанной, из достойного рода. С неполным образованием – этого достаточно, чтобы читать с детьми, но не ученая. Я не допущу, чтобы женщина задирала нос.
– Ладно. Но я не женюсь еще несколько лет.
– В твоем возрасте я была замужем. Твоя мать… – Юко помолчала. – Лучше бы она вышла замуж юной, а не уезжала в Париж. Там ее испортили. Она научилась дерзким манерам. Здесь тоже подвела моя слабость.
Акира не отреагировал.
– Я женюсь в двадцать пять. Не раньше. И супруга останется здесь, со мной, в Токио.
Нори не могла представить брата женатым человеком. Акиру не интересовало ничего, кроме музыки.
Юко приняла это условие без борьбы.
– И, конечно, девочка должна уйти. Ни одна благо-воспитанная невеста не согласится делить дом с уб-людком.
У Нори перехватило дыхание. На мгновение она забыла о приказах и открыла рот, чтобы заговорить, но Акира опередил ее на шаг.
– Нори остается, – просто сказал он.
Юко захлопнула веер.
– Я заплачу за то, чтобы у нее было собственное поместье где-нибудь за границей. У нее будут слуги, о ней будут заботиться. Очевидно, ты чувствуешь за нее ответственность – ошибочно, конечно, – но я это понимаю. Мать ужасно тебя подвела; она передала тебе свое бремя. Но теперь я могу забрать его у тебя. Ты хочешь, чтобы она была в безопасности. Я это организую. Тебе больше не нужно о ней беспокоиться.
Акира даже не стал притворяться, что принимает предложение.
– Нори остается, – повторил он.
– На несколько лет…
– Столько, сколько она захочет. Она остается.
Нори склонила голову. Она этого всего не заслуживала.
– Твое поведение в высшей степени неразумно, – зашипела бабушка. – Она настолько ничтожна, что тебе не стоит о ней даже думать.
Нори вздрогнула, почувствовав, как часть ее сознания отстраняется от происходящего.
Позже разучу что-нибудь новое. Сонату. Сама научусь, будет для аники сюрприз. Моцарта или Листа. Что угодно, только не Бетховена.
Акира подавил раздражение.
– Меня не интересует твое мнение, бабушка. А теперь давайте обсудим пособие, о котором я просил. Сойдемся на разумной сумме.
Лицо Юко стало бесцветным.
– Акира, – выдавила она после долгого молчания, – это будет крахом всего. Ты слишком молод, чтобы понять. Я тебя умоляю. Послушай меня. У тебя нет ни матери, ни отца. У тебя нет никого, кто мог бы направлять тебя. Только я. Ты должен слушать меня, свою бабушку. Я единственная, кто остался, кто в состоянии наставить тебя на правильный путь. Это твоя судьба.
Нори узнала ту же восторженную убежденность, которую видела, когда бабушка ее продавала. Взгляд пророка, уверенного в своей цели, в своей связи с божественным.
Акира остался безучастен.
– Я говорил с адвокатом о Нори, – негромко произнес он, словно знал, что наносит смертельный удар, и хотел его смягчить. – Я хочу выправить ее документы, чтобы она смогла пойти в школу. Она останется со мной.
Юко ахнула, как будто кто-то пронзил ее сердце. Она согнулась пополам, обхватила голову руками и замерла.
Нелепо, но Нори почувствовала к ней жалость.
Ее дедушка поднялся. Вены у него на лбу, казалось, вот-вот лопнут.
– Не потерплю! – прорычал он. – Ублюдка следовало пристрелить, как собаку, в тот день, когда ее подбросили к нашему порогу. Я не позволю ей погубить тебя, мальчик. Я не позволю тебе забыть, кто ты, для чего ты был рожден. Я этого не потерплю!
Акира поморщился, но не дрогнул.
– Я так понимаю, пособие не обсуждается?
Лицо Кохея стало ярко-красным.
– Будь ты проклят!
Акира развел руками. Его глаза блестели.
– Я никогда не забуду, кто я такой. Когда я стану главой семьи, я изменю все. Я изменю путь Камидзы; я приведу эту семью в современную эпоху. Дам ей жизнь. Дам ей человечность. Обещаю, дедушка.
К Юко вернулось самообладание. Она положила руку на плечо мужа, чтобы удержать его, и бросила острый взгляд на Нори.
– Что насчет тебя, девочка? – выплюнула женщина. – Есть пожелания? Я могу дать тебе землю, деньги. Если ты просто уйдешь и оставишь эту семью в покое, я прослежу, чтобы о тебе позаботились. Я был не права, наказывая тебя, теперь я это вижу, – и предлагаю тебе награду.
Чего ты хочешь?
Нори уже однажды задавали этот вопрос.
Нори встала, не успев себя остановить. Ее тело двигалось само по себе, ведомое глубокой внутренней силой, которую она не могла контролировать. Она обвила руками шею Акиры и сжала его воротник в кулаке. Она схватила его, словно он был преданной охотничьей собакой.