– Я останусь с Акирой, пока он меня принимает, – заявила она. – И вам не изменить мое решение.
Юко снова ахнула.
– Ты загонишь его в гроб. Разрушишь семью. Ты уничтожишь нас всех.
Нори расправила плечи.
– Мне жаль, что вы так думаете.
Ее дедушка медленно повернулся, чтобы смотреть ей прямо в лицо. Она встретилась с ним взглядом и не дрогнула, хотя на нее как будто воззрилась каменная глыба.
– Ты! – прорычал он. – Ничтожество!
Акира начал вставать, но Нори крепко его держала. Она проглотила свой страх и уперлась ногами в пол.
– Я ваша внучка, – бросила она с вызовом и, хотя голос все-таки дрогнул, продолжила: – Всегда была ею и всегда буду. Я – часть вашей семьи. Вы не можете стереть меня из памяти. Даже если убьете, я существовала. Я была здесь. И Акира выбрал меня.
В комнате воцарилась оглушительная тишина. Все замерли. У Юко отвисла челюсть, ее драгоценный этикет был совершенно забыт.
И вдруг…
На Нори навалилась чудовищная тяжесть, потом раздался звук бьющегося стекла. Аямэ закричала. Кто-то громко протопал по полу, послышался резкий удар, что-то рухнуло вниз.
Но Нори видела лишь глаза: черные, как обсидиан, на фоне белого, с красными венами, разветвляющимися, как кровавые реки.
Они были на сантиметр выше ее собственных, и Нори почувствовала, как они затягивают ее, топят. Донесся высокий тонкий свист.
Она не могла дышать. Под тяжестью горы было ни вдохнуть, ни понадеяться на вдох.
На краю сознания заплясали огненно-красные пятна. Затем в лицо над ней вцепились пальцы.
Нори не сразу поняла, что вокруг ее шеи сжимаются чьи-то руки.
Она боролась, ее маленькие ножки брыкались в воздухе, кулаки беспомощно бились о грудь, которая, казалось, была сделана из стали. Тщетно. Она знала, но все равно боролась.
Я не хочу здесь умереть!
Все было не так, как раньше. Она не смирилась. Она не смирилась с осознанием, что ее жизнь ничего не стоит, не смирилась, что ее смерть тоже не будет стоить ничего. Она не знала, чего ждать, и стоит ли ждать вообще, но она хотела увидеть, что будет дальше.
Не сейчас! Я не могу… уйти… пока…
На поверхность всплыли слова Киёми.
Подумай, какой женщиной ты могла бы быть.
Она напрягла руки. Теперь пятна исчезли, и Нори не видела ничего, кроме черноты.
В короткий проблеск ясности она услышала голос Акиры. Резкий треск, похожий на гром, а затем гора взвыла раненым медведем и разжала хватку.
Первый вздох принес боль. В углах глаз выступили слезы. Кто-то наклонился, шепнул ей на ухо:
– Нори!
Горло сдавило. Она слепо вцепилась в Акиру.
– Все хорошо, – лихорадочно повторял он. – Все хорошо, Нори.
Вернулся голос Аямэ:
– Боже, Акира-сама… у него идет кровь. Он истекает кровью.
– Плевать, – суровым голосом откликнулся Акира. – Уведите его отсюда. Обоих уведите.
И тут же вступила Юко:
– Кохей! Я предупреждала, не дай ей себя спровоцировать! Я предупреждала, что она такое, это грязное создание, мразь, дитя своей матери!
– ВЫВЕСТИ ИХ ОТСЮДА! – повысил голос Акира.
Нори попыталась сесть, однако звон в ушах был слишком сильным, и она опрокинулась на спину. Еще несколько мгновений она ничего не слышала.
Когда вернулось зрение, Нори увидела, что стол опрокинут. Повсюду валялись осколки разбитого фарфора и стекла.
А в паре метров – тяжелый подсвечник, испачканный кровью.
– Все в порядке, Нори, – пробормотал Акира, не сознавая, кого он пытается убедить. – Они уже ушли. Их нет.
Нори все еще не могла говорить. Она смотрела брату в глаза, всей душой пытаясь дотянуться до него и надеясь, что он услышит вопрос.
Акира наклонился и поцеловал ее в лоб.
– Да, – прошептал он, и она поняла, что он все услышал – так же ясно, как если бы она говорила прямо ему на ухо. – Мы заявили свою позицию. На данный момент, Нори, мы победили.
Глава двенадцатаяЕдинственное, что бессмертно
Токио, Япония
Декабрь 1953 года
Прошло несколько недель, прежде чем Нори смогла нормально говорить. Она связала себе шарф, чтобы скрыть неприглядные синяки на шее и груди, но лопнувшие кровеносные сосуды в глазах было не спрятать. Если встать слишком быстро, начинала кружиться голова, и в левом виске появлялась раскалывающаяся боль.
Акира приходил каждое утро в ее комнату, чтобы проведать, однако находил предлоги держаться от нее подальше до конца дня. Нори принимала подобное положение дел со всем достоинством, на какое была способна.
За какой-то месяц она дважды чуть не рассталась с жизнью. Наверное, брату позволительно сердиться.
Акира составил список слуг, которых следовало отпустить. Без пособия расходы пришлось сократить, чтобы растянуть скромное наследство Акиры на следующие два года. День, когда он уволил полдюжины мужчин и женщин, включая повара, был тяжелым.
– Я умею готовить, – напыщенно заявил Акира.
Разумеется, он никогда не пытался даже вскипятить воду. Нори без единого слова взяла на себя обязанность готовить.
Ей разрешили ходить на рынок, но только в сопровождении Аямэ. Нори краснела, чувствуя на себе взгляды, но упорно торговалась за рыбу и наполняла свой матерчатый мешок сезонными фруктами. Она уговорила Акиру раздобыть ей пару кулинарных книг, и ей нравилось часами сидеть на кухне, сосредоточившись на идеальном балансе специй или же идеальной текстуре корочки для выпечки.
Приготовление пищи, как оказалось, успокаивало разу-м.
Акира объявил о своих планах доучиться в новом году, вернувшись в старую школу в Токио. Школа находилась под покровительством его покойного отца. Кроме того, все знали, что Акира – тэнсай, гений. Никто не хотел стоять у него на пути.
А пока Акира занимался музыкой, часами корпя в спальне над новыми произведениями. Хотя он отказался впускать Нори внутрь, она сидела под дверью и слушала, как он играет.
И подозревала, что он знает о ее присутствии.
Нори ждала, сколько могла. Утром в канун Рождества она постучала в спальню Акиры.
– Аямэ? – спросил он из-за двери.
– Это я.
То, как он закатил глаза, было буквально слышно. И после краткой, всего на удар сердца, паузы Акира отозвался:
– Ладно.
Нори вошла. Повсюду была музыка; он в прямом смысле обклеил стены страницами, вырванными из партитур. И полностью их исписал аккуратным почерком с завитушками. Ее взгляд привлек пустой лист, на котором было всего несколько нот. Написанных рукой Акиры.
– Ты что-то сочиняешь?
Акира покраснел.
– Ничего особенного. Только начал.
Нори улыбнулась:
– Отандзёби омэдэто годзаймас, нии-сан. С днем рождения, старший брат.
Акира фыркнул:
– А я-то надеялся, что ты забудешь.
– Я знаю, ты не любишь дни рождения.
– Весьма.
Нори помялась.
– Я не отвлеку тебя надолго. У меня есть подарок.
– Я же просил ничего мне не дарить! – Акира откинулся на подушки.
Нори вытащила из длинного рукава кимоно сверток.
– Я сама сделала.
Она протянула брату сверток, и тот осмотрел его с видом, который выводил Нори из себя – видом уже готового к разочарованию человека. Поняв, что она не собирается уходить, пока он не откроет подарок, Акира со вздохом потянул за оберточную бумагу.
Внутри был носовой платок из шелка цвета слоновой кости с тремя маленькими скрипичными ключами, вышитыми по углам золотой нитью. В правом нижнем углу она изобразила иероглиф его имени.
Акира поднял на нее взгляд.
– Сколько попыток ушло, прежде чем получилось?
Нори быстро спрятала руки, покрытые крошечными уколами иголки.
– Не много.
– Дюжина? – ухмыльнулся Акира.
Она отвела взгляд.
– Чуть больше.
Акира засмеялся.
– Ну, я ведь просил не утруждаться.
– Я помню. – Нори прикусила нижнюю губу изнутри.
Он ткнул в партитуру, которую держал на коленях.
– Как видишь, я занят.
– Это же твой день рождения, – возмутилась Нори. – Мы должны его отметить.
Акира пожал плечами.
– Люди рождаются, люди умирают. Что тут отмечать?
Она уже не в первый раз была поражена его цинизмом.
– Жизнь?
Он пожал плечами.
– Мне надо работать.
В этот момент предполагалось, что Нори должна уйти.
– По-моему, ты на меня злишься, – рискнула она заговорить. – Это так?
Акира цыкнул.
– Нет.
– Если это из-за случившегося с дедушкой…
– Ты не виновата, – резко ответил Акира. – Виноват я сам. Тебе не следовало там быть. Я знал, что твое присутствие его распалит. Я не просто так все распланировал.
– Это я настояла, – угрюмо покаялась Нори. – Я его унизила. Я виновата.
– Я знал, что тебе нельзя доверять, – произнес Акира. – Знал, как никто другой. И все-таки поддался твоим детским уговорам. Больше не повторю этой ошибки.
Она шагнула к нему.
– Аники…
Он вскинул ладонь, не давая ей приблизиться.
– С этой минуты я хочу, чтобы ты делала, как я говорю. Больше никаких обсуждений.
– Но…
– Я не собираюсь спорить. Просто делай, как я говорю.
Нори посмотрела на брата. Его молчание сказало ей все.
– С днем рождения, – пробормотала она снова и вышл-а.
Норико попыталась заговорить с ним на следующий день, но Акира прошел мимо, не сказав ни слова. И она будто ощутила дуновение холодного ветра. В течение следующего месяца Нори видела брата очень редко. Скоро Акире предстояло вернуться в школу на последний год. Хотя она и не ждала момента, когда его не будет несколько дней, так было бы лучше, чем откровенный бойкот.
В восемнадцать брат был наполовину взрослым, только в двадцать он достигнет полного совершеннолетия. Нори утешала себя мыслью, что пройдет еще несколько лет, прежде чем он вернется в Киото. Но она знала, что Акира никогда не станет довольствоваться тем, чтобы, подобно сестре, сидеть у огня и вязать. Он честолюбив и неугомонен; рано или поздно приливы и отливы унесут его прочь.