Он кивнул и вышел.
Нори осталась одна, но одиночества не почувствовала. Тепло в животе росло, пока она не засветилась в темноте, как светлячок.
24 декабря 1935 года
Я смогла. Пути Господни неисповедимы, ибо я дала своей семье то, в чем она нуждалась превыше всего: мальчика.
Прекрасное создание! Доктор говорит, что он совершенно здоров.
Муж вне себя от радости, мама едет из Киото, чтобы его увидеть. Она устроит самую большую вечеринку, которую когда-либо видел город.
Все, чего хочу я, – это отдохнуть. Они кладут мальчика мне на грудь, и я смотрю, как он спит. У него густые черные волосы и самые чудесные глаза, цвета грозового неба, как у моей семьи. На его крошечных ручках розовые ногти, а вот ступни крупные. Я думаю, он будет высоким.
Мама хочет назвать малыша в честь своего отца, а муж – в честь своего. Они хотят стреножить его с колыбели призраками мертвецов. Как будто его ноша и без того недостаточно тяжела.
Но я сама дам ему имя. Он их чудо, их наследник, – но он мой сын.
И я назову его Акира.
Стук в дверь спальни оторвал Нори от чтения.
Она осторожно сунула дневник под подушку и глубоко вздохнула. Она так долго ждала этого. Теперь трещины были заделаны наглухо.
Не дожидаясь ответа, Уилл проскользнул внутрь.
– Так и знал, что ты еще не спишь, – самодовольно сказал он.
Она встретилась с ним взглядом.
– Думаю, тебе следует уйти.
Он рассмеялся.
– Как мило! Подвинься. Сегодня ничего не будет, просто я хочу провести время рядом с тобой.
Она подняла забинтованную руку. Ночная рубашка соскользнула с плеча, и Нори ощутила на себе взгляд Уилла.
– Пожалуйста, уходи, Уильям.
Он нахмурился и скрестил руки на груди.
– Ты о чем?
Нори сделала еще один глубокий вдох.
– Теперь я понимаю тебя. Понадобилось довольно много времени, но сейчас я вижу тебя таким, какой ты есть.
Он засмеялся.
– В самом деле? И что же ты видишь, котеночек?
Нори наклонила голову.
– Ты сияешь так ярко, что сначала это меня ослепило. Действительно сияешь. Когда я впервые тебя увидела, я подумала, что ты золотой.
Уилл обнажил зубы в усмешке.
– А теперь?
Нори встала.
– А теперь я вижу, что ты похож на эмаль. Снаружи сияешь, а внутри ничего нет. И мне правда тебя жаль. Может, я и незаконнорожденная полукровка, но не настолько убога, чтобы мне нужно было красть свет других людей, заполняя дыру в себе. У тебя… у тебя есть все, и у тебя все еще ничего нет.
Уильяма словно ударили. Он постоял, раскачиваясь, затем двинулся к ней.
– Прекрати. Ты… ты в замешательстве. Ты знаешь, что я тебя люблю, малышка Нори.
– Я знаю, что ты ревнуешь меня к моему брату, – спокойно сказала Нори. – И к своей кузине. Потому что я люблю их обоих. И я никогда не смогу полюбить тебя.
– Ты ничего не знаешь о любви, – прошипел Уилл.
– Не знаю, – согласилась она. – Но однажды узнаю. Тебе не понять, потому что ты способен любить только себя. И мне тебя жаль.
– Будь я проклят, если приму от тебя жалость! – Уильям сделал три шага вперед и схватил ее за руки. – Кто наполнил твою голову этим ядом? Шлюха Элис?
– Я сама так решила.
– Невозможно, – презрительно усмехнулся Уилл. – У тебя нет собственного мнения, вот почему ты так восхитительна.
Она посмотрела в его холодные голубые глаза, не дрогнув. Удивительно, как она могла когда-либо его бояться, когда-либо думать, что его любит, думать, что он хоть чем-то похож на Акиру.
– Я не знаю, что такое любовь, – сказала она ему. – Но между нами любви нет.
Уилл сжал ее плечи.
– Прости, если я причинил тебе боль. И не надо так думать. Я никогда не хотел…
Нори грустно улыбнулась.
– Наверное, ты в это веришь. Действительно, веришь.
– Тогда…
Нори оттолкнула его прочь.
– Ты уезжаешь.
Уилл побагровел.
– Давай поговорим утром.
– Ты меня не понял. Ты уезжаешь из Японии. Возвращаешься в Лондон и берешь Элис с собой. Ты расскажешь всем, что она была образцовой леди и что из нее вышла бы прекрасная жена. Вот что ты сделаешь. Уже в конце месяца.
Уилл уставился на нее, разинув рот.
– С какой стати?
Нори указала на дверь.
– Я знаю, что твоя привязанность к моему брату искренна. И я бы избавила его от правды, навсегда. Но ты должен уйти. И дать Элис шанс жить своей жизнью.
– Еще чего! – вскипел Уилл. – Я не подчиняюсь твоим приказам. У тебя нет здесь власти. У тебя нигде нет власти. Ты живешь только из жалости тех, кто тебя выше. Никто не поверит ни единому твоему слову.
– Акира поверит, – тихо ответила Нори. Она крепко держалась за свое достоинство и не дрогнула. – И Элис поверит. И, возможно, лондонские газеты. Им, похоже, нравятся такие истории.
Он злобно покосился на нее.
– Не поверят.
– Может, и не поверят. Но не помешают мне говорить. И я не смогу предотвратить то, что случится с тобой, если мой брат когда-нибудь узнает правду. Или он не рассказывал тебе о нашей семье?
Уильям побелел. На его лицо легло выражение загнанного в угол волка, которого овцы наконец перехитрили. Нори поняла, как легко ему, должно быть, было манипулировать ее неуверенностью. Нори ее буквально излучала, а Уилл и так слишком проницателен.
– Я не хочу тебя оставлять, – прохрипел он. – Я…
Она покачала головой.
– Прости. Ты… ты был… – она колебалась. Даже сейчас она не испытывала к нему ненависти. – Спасибо тебе за все, чему ты меня научил. Надеюсь, ты обретешь покой.
Уилл сглотнул.
– Не заставляй меня возвращаться туда! Они все… Никто из них не похож на тебя.
Нори улыбнулась.
– Не трагедия.
Он пораженно на нее уставился.
Трагедия заключалась в том, что, если бы его так щедро не баловали, не убеждали с рождения в собственном превосходстве, он, возможно, вообще не стал бы таким. Но теперь уже ничего не изменить.
Нори протянула руку.
– Прощай.
– У нас есть… у нас есть еще немного времени…
– После сегодняшнего вечера ты больше никогда не будешь со мной разговаривать. Ты не будешь пытаться застать меня в одиночестве. Наша игра окончена, Уильям.
Уилл выглядел пораженным в самое сердце.
– Я так не хочу.
– Я знаю, – мягко ответила Нори. – Но так хочу я. Поэтому прощай.
По выражению ее лица он понял, что надежды нет.
– Я действительно хотел… – он замолчал. – Ох, Нор-и.
Она ничего не сказала. Больше сказать ей было нечего.
Нори смотрела ему вслед, а когда дверь закрылась, почувствовала легкий укол грусти. Но ее затмило чувство безграничной свободы.
Она вспомнила давнее любимое стихотворение.
Мне жизнь моя
Печальна и невыносима,
Но не могу я улететь,
Поскольку я не птица.
Нори подошла к окну и распахнула его. Луна была наполовину скрыта облаками.
Пожалуй, я смогу быть птицей.
Токио, Япония
Октябрь 1956 года
Холодным октябрьским утром кузены Стаффорд наконец собрались уезжать. После долгих просьб и неохотного одобрения Уилла Элис наконец разрешили вернуться домой. Нори и Акира проводили их до порта, откуда океанский лайнер повезет пассажиров на Запад.
Элис плакала навзрыд, прижимаясь к Нори. Ее макияж давно размазался.
– Я бы хотела, чтобы ты могла поехать со мной, – всхлипнула она.
– Я буду писать тебе каждую неделю, – пообещала Нори, поглаживая светло-серебристые волосы подруги. – Обязательно рассказывай мне о предстоящих замечательных вечеринках и о красивых платьях. И когда отец устроит твой брак с красивым джентльменом, я захочу знать об этом все.
Элис утерла лицо рукавом.
– Я ужасно люблю тебя, моя милая девочка.
Нори улыбнулась и поцеловала ее в обе щеки.
– И я тебя.
Расставание Уилла и Акиры было заметно более сдержанным. Они пожали руки и что-то пробормотали друг другу. По всей вероятности, они снова увидятся, возможно, раньше, чем хотелось бы Нори.
– До встречи, – произнес Акира. Он не смог скрыть разочарования в голосе, и Нори подавила в себе вину за то, что их разлучила.
Уилл кивнул.
– Закончи свое произведение. Оно будет великолепным.
– И твое. Возьми несколько фермат. Знаешь, как я их ненавижу.
Уилл ухмыльнулся. Кто-то с борта крикнул им, чтобы срочно поднимались – ждать не будет.
– Что ж, до свидания, – сухо обратился Уилл к Нори.
Она склонила голову.
– Счастливого пути, мистер Стаффорд.
Если он ожидал, что она передумает в последний момент, то ему было суждено разочароваться.
Нори повернулась к Элис.
– Не позволяй им сломать тебя, – шепнула она.
Элис ослепительно улыбнулась.
– Не в этот раз.
Они сели на корабль. Акира положил руку на плечо Нори, и они смотрели, как лайнер удаляется все дальше и дальше, пока не исчезает в серых сумерках.
– Будешь по ним скучать? – застенчиво спросила Нор-и.
Акира вздохнул.
– Немного. Но я всегда знал, что им придется ве-рнуться.
Она почувствовала, как ее снова захлестывает поток вины.
– Что ж, впереди Вена, которую ты с нетерпением ждешь. Всего через две недели ты уедешь.
Глаза Акиры загорелись.
– Я взволнован, – признался он – И уже велел слугам, чтобы все для тебя подготовили. Ты ни в чем не будешь нуждаться, я обещаю.
Нори подавила усмешку. Она управляла домом уже много лет. А брат даже не знал, где стоит солонка.
– Хай, аники.
– Ты не спешишь домой? У меня есть несколько часов. Могли бы съездить в город.
– Давай, здорово.
Он внезапно нахмурился.
– Я бы не хотел, чтобы ты выходила без пальто. Заболеешь.
Нори покрутила носом, глядя на него.
– Ты слишком много беспокоишься. Я практически неуязвима.
Он снял пальто и накинул ей на плечи.
– Надень мое.
– Аники, ты замерзнешь!