– Миледи?
– Оставь нас. И никого не впускай в комнату, пока я не скажу.
Она кивает и выходит.
Нори ерзает.
– Я вижу, у тебя роскошная жизнь, дорогая. Как мы с тобой мечтали раньше.
Я изумленно смотрю на нее.
– Ты… ты здесь.
Она улыбается.
– Да.
Я чувствую прилив ярости.
– Где ты была?!
Нори отводит взгляд. Очевидно, не удивлена.
– Все довольно сложно.
– Ты могла бы написать! – возмущаюсь я. – А ты просто исчезла с лица земли на семь чертовых лет. Я думала, ты умерла. Ты позволила мне думать, что ты умерла.
Нори склоняет голову.
– Прости. Если хочешь, чтобы я ушла…
Я хватаю ее за руку.
– Чушь! Я больше никогда не выпущу тебя из виду.
Она смеется.
– О, Элис, я так скучала по тебе!
– Тебе сказали, что у меня есть дети? Две девочки. Шарлотта и Матильда.
– Они прекрасны, дорогая. Не могу дождаться, чтобы познакомиться с ними должным образом.
– Я тоже жду, – говорю я и понимаю, что мне неловко.
Она целует мои раскрасневшиеся щеки.
– Как чудесно.
Я пристально смотрю на нее. Она расцвела. Нори – милая девушка, даже с опущенными уголками рта.
– А как ты?
Она колеблется.
– На самом деле история не такая уж интересная.
– Я все равно хочу ее услышать, – настаиваю я.
Нори молчит и не двигается.
А потом начинает говорить. Она рассказывает мне все, и я сразу понимаю, как ей было одиноко и как сильно она верит, что заслужила это одиночество.
Мой гнев исчезает.
Все это время она мучила себя. То, что она сейчас здесь, означает, что она готова прекратить мучения.
– Почему ты сразу не приехала ко мне? – плачу я. – Я бы о тебе позаботилась. Мы были бы как сестры!
Краска отливает от ее лица.
– Я не хотела быть рядом с тобой. Точнее, я не хотела, чтобы ты была рядом со мной. Я плохая, Элис. Я была убеждена, что я…
Я смотрю ей в глаза.
– Что?
Она прикусывает нижнюю губу.
– Ничего. Не имеет значения. Теперь я здесь.
Меня это не удовлетворяет, но я знаю, что лучше не давить. Она похожа на испуганную кобылку – в любой момент убежит. Попробую еще раз завтра, когда она соберется с силами.
Ей просто нужно время.
Я сажусь и обнимаю ее. Мы держимся друг за друга, как испуганные дети.
– Ты сегодня же перевезешь вещи, – говорю я ей. – И останешься здесь со мной. Ты будешь тетей моим девочкам и крестной матерью моему мальчику, когда он родится.
Нори издает тот тихий звук, который всегда издавала, когда пыталась не заплакать.
– Это опасно, – произносит она.
Понятия не имею, о чем она говорит. Знаю лишь, что отчаянно в ней нуждаюсь, всегда нуждалась, и теперь наконец она вернулась ко мне.
– К черту безопасность. Ты остаешься.
Нори улыбается, и по крайней мере сейчас ее глаза ясн-ы.
– Я остаюсь.
Последние семь лет не прошли для Нори даром – она выросла в утонченную, культурную молодую женщину, с болезненно приобретенным женским знанием того, что есть нечто большее, всегда большее, что можно взвалить на наши плечи.
И что мы не можем этого показывать.
Мой муж ее обожает.
Она рассказывает ему о своих путешествиях, а иногда по вечерам они вместе играют в шахматы. Она умеет готовить его любимую жареную утку, и муж говорит, что она может оставаться столько, сколько захочет.
Как я и предполагала, обе девочки легко поддаются ее чарам. Она ставит для них кукольные представления и читает им перед сном.
Она любезна с прислугой, и все они стараются изо всех сил делать для нее всякие мелочи. Так что в целом ее знакомство с моим домом прошло с большим успехом. Но я не могу не хотеть, чтобы она принадлежала только мне. Я даже нанимаю учительницу музыки для девочек – чтобы им было чем заняться в течение дня, чтобы я могла побыть с ней наедине.
Я таскаю ее по всему городу – ну, по хорошим районам города – и покупаю ей все красивые вещи, какие только могу придумать. Мне нравится ее наряжать; она все еще моя маленькая куколка.
Я, конечно, замечаю взгляды. Наверняка она тоже их замечает, но никогда не вздрагивает. Иногда поворачивается и мягко кивает, а наглец краснеет и торопливо уходит.
Пройдет совсем немного времени, и мой кузен поймет, что он был прав и что он действительно видел ее в Париже. Мы это не обсуждаем.
Теперь, когда у меня есть дети, я чувствую ее намного лучше, потому что она сама почти как ребенок. Она молчит, но ее глаза и легкие движения тела выдают страх. Она несет страх с собой, как вторую тень.
Я беру ее за руку, когда мы сидим на моей любимой скамейке в парке и смотрим, как оранжевое солнце опускается за облака. Сегодня я помогала ей оформить документы, чтобы она навсегда осталась в Лондоне.
Я чувствую тепло в животе и накрываю его другой рукой. Я знаю, что мой сын тоже счастлив.
– Нам надо официально тебя представить.
Нори смеется.
– Не будь глупой.
– Я серьезно. Стервятники не улетят, пока не насытятся сплетнями. Половина города знает, что ты живешь со мной, слухи с каждым днем становятся все более нелепыми. Лучше взять все в свои руки.
Она вздыхает.
– Пусть болтают, мне все равно.
– Они пялятся, – указываю я, и она фыркает.
– Да, я заметила. Вероятно, думают, что я ужасно уродлива.
Я закатываю глаза, потому что она действительно так считает. Что же такого надо было твердить ей годами на том чердаке, чтобы она всей душой в это поверила!
Но тогда я тоже виновата. Я всегда была легкомысленной, всегда с радостью вписывалась в иерархию, основанную на внешности. Мне казалось, что лишь так я могу что-то выиграть.
Теперь мне за себя стыдно.
– Мы устроим прием, – предлагаю я. – Маленький. Закрытый.
Нори убирает руку.
– Лучше не надо.
– Дорогая, это вполне нормально. Все молодые леди, вступая в брачный возраст, посещают бал дебютанток.
Нори медленно поворачивается, чтобы посмотреть на меня. Я вижу, как дрожит ее улыбка.
– Элис, – мягко говорит она, – я не леди. И меня не надо представлять. Я довольна тем, что спокойно живу с тобой и твоими детьми.
Но в этом-то и проблема. Она не понимает, что всегда лучше быть в центре внимания на собственных условиях. Ибо, видит бог, они все равно будут говорить о тебе. Я знаю это, и я знаю, что это правда. Я не настолько глупа, как все всегда пытались заставить меня поверить.
И так как она в моем доме, говорить будут и обо мне.
Я уже слышала, как Мэри Ламберт, моя партнерша по теннису, намекала, что мы с Нори любовницы. Что я прячу ее из злобной ревности и запретной похоти.
Какая чушь.
Я поворачиваюсь к Нори и сжимаю ее руку.
– Пожалуйста, позволь.
Ее губы изгибаются, и я понимаю, что победила.
– Честно маленький? – смотрит она на меня подозрительно.
– О, конечно. Мы устроим его в загородном доме в Лондоне.
Нори сдается.
– Как тебе угодно.
Виндзор, Англия
Июнь 1964 года
Маленький. Закрытый.
Маленький… закрытый.
В большом бальном зале загородного поместья Элис, в нескольких милях от Виндзорского замка, собрались две сотни человек.
Именно так она выживала – пряталась глубоко внутри себя, где ничто не могло ее коснуться. Годы тянулись, одна холодная зима сменялась другой, а она тихо плыла по течению. Едва держа голову над водой.
Но она дала обещание. Аямэ. И Акире.
Даже сейчас при мысли о брате у нее чуть не подкосились колени.
Одиночество и усталость, наконец, взяли верх и привели ее в объятия последнего близкого человека. Однако сейчас Нори жалела, что не осталась в арендованном коттедже, или в гостиничном номере, или в каюте ко-рабля. Страннице надлежит жить в одиночестве. Отрицание этого вело к катастрофе. И все же впервые с тех пор, как много лет назад ее солнце зашло, она была по-настоящему растеряна. Отчаянно хотелось верить, что она уже достаточно наказана.
Над поверхностью вод возникло какое-то движение, и рядом проявилась крупная женщина в розовом платье, длинных белых перчатках и слишком большом количестве сверкающих украшений.
Тонкие черты Элис почти терялись на широком, белом, как луна, лице.
Джейн. Возраст: тридцать один год. Сестра Элис, которую она ненавидит. Хотя и не так сильно, как другую.
– Вам нравится в Лондоне, мисс Норико?
– О, – проговорила Нори, – да, спасибо. Элис так любезна, что пригласила меня.
Джейн прищурилась.
– И как вы познакомились с моей дорогой младшей сестрой?
Привычная ложь.
– Мы познакомились в пансионе, – повторила Нори как попугай. – Было очень весело.
Джейн кивнула. Она, конечно, знала, что Элис не ходила в пансион для благородных девиц. Но пропустила замечание мимо ушей.
– А что привело вас сюда теперь?
Нори разгладила юбку своего лавандового платья. Это была самая простая вещь, которую она смогла найти в шкафу Элис.
– Я просто путешествую.
Джейн энергично закивала.
– Полагаю, вы скоро вернетесь в Китай? Или останетесь?
Нори почувствовала прилив раздражения.
– В Японию. Я никогда не была в Китае.
Джейн махнула рукой, словно не имело значения, какая из диких восточных стран была ее родиной.
– Планируете остаться здесь?
– Элис просила меня остаться, да.
Джейн растянула тонкие губы.
– Понимаю… У вас нет собственной семьи? Нет денег? Значит, намерены жить с моей сестрой за ее счет?
Нори покраснела.
– Вижу, на вас ее платье, – продолжила Джейн, сверкнув проницательными голубыми глазами. – Впрочем, вам оно идет больше. И все же, мисс Норико, мне интересно, что вы надеетесь извлечь из ситуации.
Нори почувствовала то, чего не чувствовала уже давно. Это была всего лишь искра, но она определенно была: гордость.
– Моя семья в родстве с императорским домом моей страны, – тихо сказала она. – У меня достаточно денег.
Это было отчасти правдой. Большая часть унаследованных денег сохранилась. Сочетание скромной жизни и случайной подработки по вязанию свитеров или вышиванию занавесок означало, что она все еще обеспеченная женщина.