Всю свою жизнь она чувствовала себя слоном в посудной лавке. А в его честном взгляде она была лебедем.
Хотя они уже давно отказались от формата «десять минут», Нори знала, что в конце концов он скажет ей слова, которые она боялась услышать. Потому что она должна ему отказать. И это разобьет ему сердце, а делать это ей категорически не хотелось.
Ноа был добросердечен, честен, великодушен и полон смеха. Зрелый не по годам, он все еще был полон идеализма. Он был замечательным человеком. И он идеально вписывался в беспорядочные скачки ее психики.
И все же Нори была совершенно уверена, что не способна на ту любовь, которой он заслуживал. Ее сердце вырвали из груди на обочине темной дороги.
Во время празднования нового тысяча девятьсот шестьдесят пятого года Нори сделала все, чтобы остаться незамеченной. Дом Элис наполнился хорошо одетыми незнакомцами, и Нори не хотелось, чтобы на нее глазели, как на цирковой аттракцион. Она спряталась высоко в ветвях дерева, подвернув свое черное платье и оставив туфли на земле.
Деревья росли повсюду. Нори была безмерно благодарна им за постоянство.
Кто-то окликнул ее по имени. Она крепко ухватилась за ветку, прежде чем посмотреть вниз. Там стоял Ноа в теплом зимнем пальто и шарфе, который она ему подарила.
– Спускайся, или я поднимусь к тебе! – игриво крикнул он. – И поскольку я не умею лазить по деревьям, то, скорее всего, раскрою себе череп.
Она знала, что он этого не сделает, но все равно спустилась.
Ноа улыбнулся.
– Нори.
И от того, как он произнес ее имя, ей захотелось убежать.
– Ноа…
Он поднял руку.
– У меня есть еще десять минут.
По теплому свету в его глазах она поняла, что они пришли к неизбежной точке.
Она знала, что он скажет, и знала, что должна ответить ему.
Единственным звуком был ветер, шелестящий в деревьях, и неприятно громкое биение ее сердца.
– Не надо, – прошептала Нори.
– Я тебя люблю.
Ну вот. Сказано.
Остановись. Пожалуйста, не надо.
Ноа одарил ее мягкой улыбкой.
– Я знаю, ты хотела бы, чтобы этого не было, – произнес он. – Я бы тоже хотел, чтобы этого не было. Но это так. Я тебя люблю, Нори, и тут ничего не поделаешь. Я любил тебя вчера. Я буду любить тебя завтра.
Не надо.
– Я не жду, что ты что-нибудь скажешь, – продолжил он. – Я знаю, ты думаешь, что я люблю тебя только потому, что ты красивая. И ты действительно красивая, Нори. Но причина в другом. Я не ребенок – я перед тобой не преклоняюсь. Я вижу тебя такой, какая ты есть. Я вижу, что ты упряма, что сегодня ты хочешь одного, а завтра – совсем другого. Ты понятия не имеешь, кто ты и кем хочешь быть. Ты думаешь, что жизнь для тебя кончена, потому что твоего брата больше нет, и ты просто заполняешь время до смерти. И ты считаешь, что я просто мальчик, который ко всему этому слеп.
Теперь Нори действительно не могла дышать. Ноа взял ее за руку, и она была слишком ошеломлена, чтобы протестовать.
– А еще я знаю, что мне нравится, как ты напеваешь по утрам, – продолжал он, и хотя его рука дрожала, голос звучал уверенно. – Мне нравится, как твои кудри отказываются ложиться набок. Мне нравится, что ты думаешь, будто мед лучше бриллиантов. Мне нравится, как ты нежна со всеми Божьими созданиями. Я люблю твой острый ум и твое стойкое сердце. Я люблю… Боже, я люблю в тебе все, Нори! Даже то, чего я не хотел бы любить. Я люблю тебя больше, чем… чем все, о чем я когда-либо мог мечтать. Вот почему я знаю, что это чувство настоящее. Потому что я никогда не мог себе представить ничего подобного. Я никогда не мог себе представить тебя. – Он отпустил ее руку.
Его красивое лицо превратилось в напряженную маску. Он поцеловал ее, всего один раз, и она почувствовала глухую пульсацию в самой сердцевине своего существа.
– Выходи за меня замуж.
Ее рот открылся и закрылся.
– Если ты не хочешь меня, я уеду, – тихо сказал Ноа. – Нет смысла пытаться тебя избегать. Ты для меня все.
Он в последний раз вымучил улыбку и вернулся в дом.
Нори опустилась на землю и закрыла лицо руками.
Иди за ним.
Вставай. Вставай.
Но она не могла.
На следующее утро Элис нашла ее сидящей у камина в кабинете.
– Ноа собирает вещи, – сказала она. – Можешь сказать мне почему?
Нори тихо застонала.
Элис села рядом с ней.
– Он признался в любви, да?
Она кивнула.
Элис взяла ее за руку.
– Дорогая, ты должна была знать.
– Но почему ему надо было это говорить? – вырвалось у Нори. – Теперь он должен уйти, а я не хочу, чтобы он уходил.
Элис погладила ее по волосам.
– Ты тоже его любишь.
– Ты же говорила мне, что он бедное ничтожество, – усмехнулась Нори. – Что он ниже меня.
– О, так и есть. Но, думаю, он хороший человек. И думаю, что он понравился бы твоему брату.
Не было более высокой похвалы.
Нори закрыла глаза.
– Я не справлюсь, – прямо сказала она. – Честно. Я могу справиться с несправедливостью. Я могу справиться с трагедией. Я могу справиться с потерей.
– Но ты не можешь смириться с мыслью, что тебе пора быть счастливой? – мягко улыбнулась Элис. – Это так пугает тебя, что ты готова потерять его?
Нори так сильно прикусила губу, что почувствовала вкус крови.
– Я не знаю.
– Так решай поскорее. Он спросил, не может ли мой водитель отвезти его на вокзал.
– Скажи мне, что делать! – взмолилась Нори. – Элис, ты знаешь, что такое любить. Ты понимаешь мужчин. Скажи мне, что делать!
Подруга вздохнула.
– Дорогая, я не могу указывать тебе, что делать. Ты должна сама пройти свой путь. Или можешь прожить свою жизнь как часть моей, если хочешь. Спроси себя: есть ли в тебе хоть какая-то частичка, которая желает большего?
Нори покачала головой.
– А если я сделаю неправильный выбор?
Элис поцеловала ее в щеку.
– Что бы ты ни выбрала, – прошептала она, – я всегда буду тебя любить. И двери моего дома всегда будут открыты для тебя.
Нори ждала его у подножия лестницы.
Ноа спустился, одетый в пальто и сжимая в руках небольшой чемодан, и спокойно на нее посмотрел.
– Пропусти. Меня ждут.
Она проглотила комок в горле.
– Пожалуйста, не уезжай.
Он приподнял бровь.
– Почему?
– Я не хочу, чтобы ты уходил, – пробормотала она.
Нори знала, что он хотел услышать, но сказать это не могл-а.
– Этого недостаточно.
– Ноа! Я пытаюсь!..
– Пытайся усерднее. Я не приму половину тебя.
– Не будь таким упрямым!
– Кто бы говорил! – усмехнулся Ноа. – Ты отодвигала меня при каждом удобном случае, а теперь приказываешь мне остаться.
– Я прошу тебя, – прохрипела Нори. – Я не приказываю. Я прошу, не оставляй меня.
Он поставил чемодан на пол и скрестил руки на груди.
– Почему я должен остаться?
– Девочки тебя обожают. И в Корнуолле для тебя ничего нет, ты сам так говорил. И ты… ну, ты…
Он вздохнул.
– Если это все, что ты хочешь сказать, Нори, мне нужно успеть на поезд.
Нежно, очень нежно он отодвинул ее в сторону. Нори повернулась, чтобы посмотреть ему в спину, и ее в полную силу поразило, какое это было знакомое зрелище.
Спина того, кого она любила.
Будь храброй.
Нори бросилась к Ноа, обхватила руками за талию.
– Останься, – прошептала она, чувствуя, как слезы катятся по щекам. – Я люблю тебя, Ноа. Я люблю тебя всем, что осталось от моего сердца.
Он повернулся и обхватил ее лицо руками.
– Ах, любовь моя! Неужели это было так трудно?
Она подавила рыдание.
– Не уходи. Никогда не оставляй меня.
Он ее поцеловал.
– Не уйду.
И тогда произошло самое странное: Нори ему поверила.
– Так ты выйдешь за меня замуж?
Она засмеялась, когда он высоко поднял ее на руках.
– Может быть, завтра.
Глава восемнадцатаяХризантема
Лондон, Англия
Май 1965 года
Платье было сшито. Элис наняла армию швей, чтобы изготовить произведение искусства цвета слоновой кости, которое отдавало дань уважения кимоно, с длинными расклешенными рукавами и глубоким вырезом.
Церемонию решили провести в небольшой часовне, расположенной в развалинах замка. Шарлотта была в восторге и потребовала, чтобы именно она выбирала платья подружек невесты, в то время как Матильда, которая только училась спорить, настаивала на том, чтобы эта обязанность легла на нее.
Элис обсуждала с Джорджем, в каком из их многочисленных загородных домов следует поселить молодоженов.
Ноа повысят до личного секретаря Джорджа с существенным повышением дохода.
Нори была благодарна, но, по правде говоря, почти не обращала на это внимания. В тех редких случаях, когда ей удавалось вырваться из объятий Ноа, все, чего она хотела, – это мечтать.
Ее счастье было полным.
Ну, почти.
Чего-то не хватало. Он был бы счастлив увидеть ее свадьбу.
Именно в те солнечные дни она наконец рассказала Ноа о дневниках. По какой-то причине она хранила этот секрет. Этот и еще один – она никогда не говорила о той ночи, когда умер Акира. Когда умерла она. Никогда.
Нори взяла Ноа за руку и повела его на каменную скамью под березами, раскинувшими веер защищающих ветвей. Последний из дневников ее матери, который она так и не закончила читать, тяжело лежал у нее на коленях.
Ноа поднял искренние голубые глаза.
– Почему ты его так и не прочитала?
Она махнула рукой, как бы говоря, что на то были тысячи причин. Он поймал руку и поцеловал.
– Боишься, что твоя мать расскажет о твоем отце? Или напишет о тебе?
Нори заерзала.
– Я читала их, потому что хотела знать, каким человеком она была. До меня. Я никогда не хотела знать, какой она стала после меня. Не зря же я ничего не помню. Может, мне не суждено это знать.
– Думаешь, она тебя презирала? – спросил Ноа с той прямолинейностью, которую Нори так сильно ненавидела и любила. – Думаешь, это она и расскажет в дневнике?