Я просыпаюсь в саду.
Должно быть, меня сюда принесли. Я чувствую запах цветов еще до того, как открываю глаза. Аромат каждого существующего экзотического цветка наполняет мое тело, я окружена им.
Это не мой сад.
Я открываю глаза и вижу, что он бесконечен; сад простирается за горизонт. Небо идеального синего цвета, а облака плотные и кремовые, как будто кондитер изготовил их вручную. Ласковое солнце заливает все вокруг мягким белым светом.
Я знаю, что это не обычный сад. Я также знаю, что мне предназначено быть здесь.
Я встаю и прикрываю глаза рукой, чтобы защитить их от света. Порезы на руках исчезли, как будто и не было.
Я слегка наклоняюсь и приподнимаю подол своего кимоно, белого, как алебастр, и сшитого из тончайшего шелка. Оно украшено крошечным мелким жемчугом и расшито кику но хана, хризантемами. Поднимаю край до талии и провожу пальцами по мягкой плоти внутренней части бедра. Мой шрам тоже исчез. Я поправляю юбку и начинаю идти, не знаю куда, но вперед.
Я иду под деревьями с низко свисающими ветвями, тяжелыми от спелых гранатов и яблок, бананов и лаймов, слив, абрикосов, вишен и фруктов, названий которых я не знаю. По высокой траве разбросаны гроздья красных цветов, похожих на упавшие фейерверки. Я наклоняюсь, чтобы поднять розовую розу.
На стебле нет шипов.
Затем доносится мягкий, прекрасный звук. Я даже не колеблюсь, прежде чем последовать за ним. Это похоже на песню сирены. Я никогда не могла устоять перед ней, да и не хотела бы сопротивляться. Я не спрашиваю себя, куда я иду или почему нахожусь в этом месте, явно не предназначенном для глаз смертных. Может быть, я мертва.
Я прижимаю руки к животу и продолжаю идти. Если я мертва, то и пусть. Это место… рай. И здесь ничего не болит. Всю свою жизнь я носила в себе тупую боль, такую постоянную, что я едва ее замечала. А теперь замечаю, потому что она исчезла.
Слышится ровное журчание ручья где-то поблизости, на фоне песни. А та, кстати, звучит теперь очень знакомо.
Я невольно иду быстрее, пытаюсь поймать мотив. Земля теплая под моими босыми ногами. Где же я слышала эту песню?
Звук становится громче и насыщеннее, омывая меня и очищая от всей боли, которую я когда-либо испытывала. Теперь я бегу. Бегу через рощу деревьев, ветви которых изгибаются, образуя нимб над моей головой. Я бегу мимо чистого пруда, где плещутся утята. Бегу, пока не оказываюсь на лугу с темно-фиолетовыми лютиками, доходящими мне до пояса, и улыбчивыми красными маками.
Сердце колотится в груди, глаза лихорадочно блуждают в поисках источника музыки. Немного впереди меня – дерево. Я вытягиваю шею, чтобы лучше видеть, и понимаю: дерево персиковое.
Тогда я узнаю.
Это «Аве Мария» Шуберта. Моя первая и единственная колыбельная.
На этот раз я не бегу. Я иду, как ребенок, который только учится ковылять. Я не осмеливаюсь идти быстрее. Я не смею дышать. Боюсь сделать что-нибудь такое, что могло бы нарушить окружающую гармонию, на каком бы плане существования я ни находилась. Я раздвигаю высокую траву и подхожу к подножию дерева.
Там, на земле, сидит Акира. Его скрипка небрежно лежит рядом.
Аники.
Именно таким я видела его в последний раз. Гладкая бледная кожа, темные, аккуратно зачесанные назад волосы; он ухмыляется, видя выражение моего лица.
Аники.
– Имото[30], – говорит он. – Давно не виделись, да?
Я плачу. Слезы текут по моим щекам, хотя мне не грустно. Я пытаюсь заговорить, однако ничего не выходит.
Акира.
А потом я бросаюсь в его объятия. Он крепко обнимает меня, прижимаясь к моей макушке. Я утыкаюсь лицом ему в шею и беспомощно всхлипываю, слушая его сердцебиение и чувствуя его обжигающее тепло. Он не пытается меня успокоить. Он просто держит меня, пока рыдания не стихают, а затем отстраняется и берет за плечи, чтобы посмотреть в заплаканное лицо.
– Ничего страшного, – улыбается он, смахивая слезу с моей щеки большим пальцем. – Теперь с тобой все в порядке. Все хорошо.
Я шмыгаю носом и смотрю в ясные серо-черные глаза.
– Ты умер, – шепчу я.
Он хихикает.
– Так и есть.
– Но… ты здесь.
Я чувствую жар, исходящий от его тела. Он очень даже живой.
– Ты настоящий.
– Да.
У меня больше нет вопросов. Мне все равно, рай это, ад или чистилище. Акира здесь. Здесь, со мной. Я прижимаюсь к его груди, как будто могу объединить нас одной лишь силой воли.
– Прости меня. Аники, прости. Это все из-за меня. Ты умер из-за меня.
Он качает головой.
– Я умер из-за страха и ненависти. Не из-за тебя.
– Погибнуть должна была я. Ты должен был жить. А я жить не могу. Я не сделала ничего важного, я не такая как ты. Я проиграла. Прости.
Акира вздыхает.
– Ахо, – говорит он наконец. – Прошло столько времени, а ты все еще не понимаешь.
Я поднимаю глаза, чтобы взглянуть на него сквозь ресницы.
– Что?
– Каждый выбор, который я когда-либо делал, был моим собственным. Я ни о чем не жалею.
– Но если бы ты никогда не встретил меня…
Он приподнимает мой подбородок и смотрит мне в глаз-а.
– Нори, – произносит он очень тихо, – я бы предпочел умереть молодым, чем прожить сто лет, не зная тебя.
У меня нет слов. Все, о чем я могу думать…
– Почему?
Он пожимает плечами.
– Ты моя сестра.
– Скажи мне, что делать, аники, – умоляю я. – Пожалуйста.
Акира грозит пальцем.
– Ох, Нори, ты ведь знаешь, что я не могу этого сделать. Ты должна выбрать свой собственный путь.
– Я не в состоянии, – шепчу я.
Все пути передо мной извилистые, и я не вижу, куда они ведут. Нет выбора, который не потребовал бы жертв; нет способа избежать боли.
– Что, если я приму неверное решение?
Акира запускает руки в мои кудри.
– Неважно, что ты выберешь. Просто продолжай идти вперед.
– У меня нет сил. Я не хочу возвращаться. Пожалуйста, не заставляй меня возвращаться.
Акира кладет мою ладонь на сгиб своей руки.
– Это не от меня зависит, – мягко говорит он. – Если твое время не пришло, ты не сможешь здесь остаться.
– Но я мертва? – Это наполовину вопрос, наполовину утверждение. Тем не менее надежда в моем голосе неоспорима. – Это рай.
Акира снова пожимает плечами.
– Ты знаешь, что я не верю в рай, Нори. Это всего лишь сад.
– Мне все равно, – причитаю я. – Я просто хочу остаться с тобой. Пожалуйста.
Я умоляю его побыть со мной еще несколько минут, еще несколько секунд.
– Пожалуйста, не заставляй меня жить в мире без теб-я.
Глаза Акиры наполняются теплом, и он наклоняется, чтобы поцеловать меня в центр лба.
– Нори, ты сильнее, чем думаешь. Я тебе больше не нужен.
– Не оставляй меня, – шепчу я, прислоняясь лбом к его лбу.
Я уже знаю, что он прав, и я не смогу здесь остаться. Я почти слышу, как падают песчинки в песочных часах. Времени мало. Если для нас двоих и существует вечность, то она начнется не сейчас.
Акира крепко обнимает меня, прижимая к себе изо всех сил.
– Никогда, – говорит он, – я никогда тебя не ос-тавлю.
Потом мы молчим. Нельзя тратить оставшееся время на слова.
Я не могу сказать Акире ничего такого, чего бы он уже не знал.
Я закрываю глаза, чтобы не видеть, как темнеет небо и исчезает сад. Пришло время возвращаться.
То, как Акира в последний раз обнимает меня, последний легкий, как перышко, поцелуй в макушку, говорит мне, что он тоже это знает.
Но я не буду прощаться.
Я увижу его снова.
Я смотрю в его глаза, надеясь, что они скажут все то, на что у меня нет времени. Каким-то образом я понимаю, что это будут мои последние слова. Это конец моего чуда. Я держу его за руку, даже когда какая-то невидимая сила тянет меня прочь.
– Ты мое солнце.
Он подносит мою руку к губам и целует ее. А потом улыбается мне. Даже когда тьма подступает к нему сзади, чтобы поглотить, я вижу его прекрасную улыбку.
И я все еще слышу его голос.
Голос слабый из-за внезапного звона в ушах, но я слышу. Слышу его ответ.
И ты – мое.
На следующий день Нори снова встретилась со своей бабушкой. Отметины на ее руках были скрыты широкими рукавами белого кимоно. Волосы, разделенные пробором посередине и выпрямленные, ниспадали до талии. Она стояла прямо и гордо.
Страх исчез.
Лицо Юко было напряженным и кислым.
– Я думала, ты уехала.
– Я пришла дать вам свой ответ.
Юко усмехнулась.
– Ну что ж. Не держи меня в напряжении.
Нори сделала глубокий вдох.
– Мой ответ – да.
Глаза Юко расширились.
– Ты… ты согласна?
– Согласна.
– Хвала Господу, – выдохнула бабушка. На короткое мгновение она, казалось, вернулась к жизни. – Бог говорил с тобой, не так ли? Он показал тебе, что твоя судьба – служить нашей семье? Ты пришла взглянуть на то, что я всегда стремилась тебе показать?
Нори сложила руки перед собой.
– У меня есть на то собственные причины.
Я изменю эту семью, аники. Я избавлю ее от страха и ненависти и наполню человечностью и любовью. Я буду использовать свою силу, чтобы помогать слабым, какой всегда была я. Я восстановлю истинную честь нашего имени.
Как ты и хотел, как ты поступил бы на моем месте. Клянусь.
И когда моя работа на земле будет закончена, я приду к тебе.
Пожалуйста, дождись меня.
В саду.
Киото, Япония
Декабрь 1965 года
Ребенок родился в поместье Камидза пятого декабря.
Пути Господни действительно неисповедимы, ибо он был совершенно здоров, со светлой кожей, пышной копной вьющихся песочно-каштановых волос и янтарными глазами своей матери. Все отметили, какой он красивый.
Что еще более важно, это был мальчик.
Юко заявила, что это Божий знак, что дом благослов