Впрочем, как их ни ешь, курица, язык и свежий хлеб хороши, и не велика беда, если в погожий жаркий день вы забрызгались газировкой. Так что на самомделе обед всем очень даже понравился, и дети съели все без остатка — во-первых, потому, что они были страшно голодны, а во-вторых, потому, что, как уже было сказано, курица, язык и свежий хлеб — вещи очень вкусные.
А теперь я обращу ваше внимание на то, что вы, наверное, замечали и сами. Когда обед задерживается и приходится долго ждать, а потом съедаешь значительно больше обычного, а потом еще сидишь на жаре на крыше колокольни — или где-нибудь в другом месте, — вас вскоре неумолимо начинает клонить в сон. А Антея, Джейн, Сирил и Роберт во многом были очень похожи на вас, и когда они съели все, что могли, и выпили все, что было, их начало неумолимо клонить в сон. Особенно Антею, потому что проснулась она очень рано.
Один за другим дети замолкали и ложились на бочок, так что не прошло и четверти часа после обеда, как все они, свернувшись калачиком и прикрывшись своими большими крыльями, мягкими и теплыми, крепко заснули. А солнце меж тем медленно садилось на западе. (Мне обязательно следует уточнить, что именно на западе, потому что так обычно пишут в книжках, чтобы некоторые легкомысленные люди не подумали, что оно садилось на востоке. Вообще-то, садилось оно не точно па западе, но довольно близко к тому.) Так вот, я повторяю, солнце медленно садилось на западе, а дети всё спали и спали, в тепле и блаженстве, потому что куда уютнее спать под крыльями, чем под стеганым одеялом на гагачьем пуху. Тень от колокольни пересекла уже церковный двор, и дом священника, и лежавшее за домом поле. И вот уже тени стали неразличимы, солнце село и крылья исчезли. А дети всё спали. Но недолго. В сумерках очень красиво, но прохладно. Сами знаете, как бы ни хотелось вам спать, вы быстренько проснетесь, если ваш брат или сестра, встав чуть раньше, стащит с вас одеяло. Так что четверо бескрылых детей, озябнув, проснулись. И проснулись дети на крыше колокольни, в густых сумерках, когда голубоватые звезды высыпали в небе над их головами — одна, две, десять, двадцать. И проснулись они далеко от дома, имея в карманах три шиллинга и полтора пенса на всех, причем после совершения весьма сомнительного поступка по части добычи жизненно необходимых вещей, за который, наверное, придется отвечать, если кто-нибудь обнаружит их с сифоном для газировки на руках.
Дети молча смотрели друг на друга. Первым, взяв в руки сифон, заговорил Сирил:
— Нам надо спуститься и поскорее избавиться от этой проклятой штуки. Уже темно, и можно незаметно оставить его на крыльце у священника. Пошли!
На краю крыши была башенка, а в башенке — дверь. Дети заметили ее, когда ели, но они не открывали ее, что, наверное, обязательно сделали бы вы на их месте. Потому что, само собой разумеется, если у вас есть крылья и перед вами открыто все небо, зачем вам открывать какую-то там дверь?
Дети подошли к двери.
— Я думаю, спускаются здесь, — сказал Сирил.
Так оно и было. Однако дверь оказалась запертой изнутри!
А вокруг становилось все темнее и темнее. И дети были далеко от дома. И на руках у них был злополучный сифон.
Я не стану говорить вам, заплакал ли кто-нибудь из них, а если заплакал, — кто именно и на сколько голосов. Вы лучше подумайте, как повели бы себя вы, окажись вы на их месте.
Глава пятаяБез Крыльев
Плакал ли кто-нибудь или нет, но какое-то время дети пребывали в полном смятении. Потом, немного успокоившись, Антея положила свой носовой платок в карман, обняла Джейн и сказала:
— Не расстраивайся, это только до утра. А утром мы помашем носовыми платками — к тому времени они просохнут. И кто-нибудь поднимется сюда и выпустит нас…
— И увидит сифон, — мрачно добавил Сирил. — И нас отправят в тюрьму за воровство.
— Ты же говорил, что это не воровство.
— Теперь я в этом не вполне уверен. — А давайте сбросим его в кусты, — предложил Роберт. — И никто нам ничего не сделает.
— Ага, — криво усмехнулся Сирил. — И попадем в голову какому-нибудь прохожему. И нас обвинят еще и в убийстве.
— Но не сидеть же нам здесь всю ночь! — сказала Джейн. — Я хочу чаю.
— Зачем тебе чай? — спросил Роберт. — Ты только что пообедала.
— А я хочу! — настаивала Джейн. — Особенно, если, по вашим словам, нам придется просидеть здесь всю ночь. Пантера, я хочу домой! Хочу домой!
— Тихо, тихо, маленькая, — успокаивала ее Антея. — Не надо. Как-нибудь все уладится.
— Пусть ревет, — сказал Роберт. — И погромче. Глядишь, кто-нибудь услышит и выпустит нас.
— И увидит сифон, — сказала Антея. — Какой ты, Роберт, жестокий! Джейн, будь мужчиной. Мы все в одном положении.
Джейн постаралась «быть мужчиной», и ее рев сменился тихим сопением и всхлипами.
Некоторое время все молчали. Затем Сирил сказал:
— Вот что. Сифон может нас выдать, я спрячу его под одежду. Глядишь, никто и не заметит. А вы все будете загораживать меня. В доме священника горит свет, там еще не легли спать. Нам надо просто крикнуть во всю глотку. Кричим на счет три. Ты, Роберт, крикнешь «Ту-тууууу!!!», как паровозный гудок, а я крикну «Э-ге-гей!!!», как это делает папа. А вы, девочки, кричите что хотите. Раз, два, три!!!
Вечернюю тишину разорвал дикий вопль в четыре глотки, и служанка священника, которая, стоя у окна, уже взялась рукой за шнур, чтобы опустить шторы, замерла на месте.
— Раз, два, три!!!
И новый вопль, пронзительный и многоголосый, заставил встрепенуться сов и скворцов, что гнездились под крышей колокольни. Служанка опрометью бросилась вниз по лестнице на кухню и, прежде чем грохнуться в обморок, поведала слуге священника, кухарке священника и двоюродному брату кухарки священника, что увидела привидение. Разумеется, это было неправдой — наверное, от жутких воплей у девушки просто сдали нервы.
— Раз, два, три!!!В эту минуту священник уже стоял на пороге — он сразу понял, в чем дело.
— Дорогая, — сказал он своей жене, — не иначе как в церкви кого-то убивают! Дай мне скорее шляпу и толстую трость и скажи Эндрю, чтобы шел за мной. Наверное, это тот самый сумасшедший, который украл из кладовки курицу и язык.
Когда священник открыл входную дверь, дети увидели свет и на его фоне — черный силуэт. Они замолкли, чтобы отдышаться и посмотреть, что священник будет делать.
Когда же тот вернулся в дом за шляпой, Сирил поспешно сказал:
— Наверное, он считает, что ему просто почудилось. А ну-ка, глоток не жалеть! Раз, два, три!!!
На этот раз глоток и впрямь не пожалели, так что жена священника обхватила супруга руками и громко запричитала, впрочем, ее возгласы напоминали лишь слабое эхо только что раздавшихся воплей.
— Не ходи! — умоляла она мужа. — Не ходи один! Джесси! — крикнула она служанке, которая уже пришла в себя и вышла из кухни. — Зови скорее Эндрю. Там опасный сумасшедший, пусть немедленно пойдет и схватит его!
— Это еще кто кого схватит, — пробормотала Джесси себе под нос на ходу. — Эй, Эндрю! В церкви кто-то вопит как резаный. Госпожа говорит, что ты должен пойти и схватить его. — Один не пойду, — сказал Эндрю тихо, но твердо, однако хозяину он громко сказал: — Иду, сэр.
— Ты слышал эти крики?
— Да вроде что-то такое было…
— Тогда пошли, — велел священник. — Дорогая, я должен идти! — сказал он жене, мягко подталкивая ее в гостиную.
Затем он захлопнул дверь и решительно направился к церкви, таща слугу за руку.
Их встретила очередная порция воплей.
— Эй! — крикнул Эндрю, когда установилась тишина. — Это вы звали?
— Да! — крикнули откуда-то издалека в четыре голоса.
— Похоже, они где-то в небе, — сказал священник. — Очень интересно.
— Вы где? — крикнул Эндрю.
— На! Крыше! Колокольни! — ответил Сирил, стараясь кричать внятно, медленно и громко.
— Спускайтесь! — крикнул Эндрю.
— Не можем! Дверь заперта!
— Господи! — воскликнул священник. — Эндрю, возьми на конюшне фонарь. Может, позовем кого- нибудь из деревни?
— Да уж, этот псих тут не один. Чтоб я провалился, если тут нет какого-нибудь подвоха! На кухне сидит двоюродный брат кухарки, он знает, что делать с такими проходимцами. И у него есть ружье, сэр. БЕЗ КРЫЛЬЕВ
— Эй, внизу! — крикнул Сирил с колокольни. — Поднимайтесь и выпустите нас!
— Уже идем! — крикнул слуга. — Только за полицией сходим и за ружьем.
— Зачем ты лжешь, Эндрю? — спросил священник.
— С такими так и надо, сэр.
Эндрю отправился за фонарем и за двоюродным братом кухарки, а жена священника умоляла их всех быть поосторожнее.
Уже в полной темноте они шли через церковный двор и переговаривались. Священник был уверен, что на колокольне находится сумасшедший и что именно он написал идиотское письмо и украл из кладовой язык и все прочее. Эндрю ожидал какого-нибудь подвоха, только двоюродный брат кухарки шел и помалкивал.
— Много крику, мало дела, — только и сказал он. — Настоящие разбойники так не голосят.
Он вообще-то не боялся, но ружье прихватил. Именно поэтому его и попросили первым подниматься на колокольню по крутой темной лестнице. Он шел впереди, держа в одной руке фонарь, а в другой ружье. Эндрю шел следом. Потом он утверждал, что пошел впереди хозяина, потому что был храбрее его, хотя на самом деле он просто ожидал подвоха и совсем не желал идти последним, опасаясь, что в темноте кто-нибудь подкрадется сзади и схватит его за ноги. По узкой винтовой лестнице они поднимались все выше и выше и добрались наконец до площадки звонницы, где, словно огромные волосатые гусеницы, свисали привязанные к языкам колоколов веревки с обтрепанными концами. Затем снова по лестнице, еще врлше, к немым колоколам, и еще выше по лестнице с широкими ступенями, а затем еще выше по узкой каменной лесенке. А в конце ее была дверь. И дверь эта была заперта с внутренней стороны.
Двоюродный брат кухарки, лесничий, храбро стукнул башмаком в дверь и громко крикнул: