теперь был в несколько раз больше себя обычного, и, конечно же, порции показались ему просто крохотными.
Роберт мигом все это проглотил и с голодным стоном потребовал хлеба. Но Марта осталась глуха к его просьбе. Ей было некогда. К ней по пути на ярмарку в Бененхерсте собирался заехать егерь, и она торопилась как следует приодеться к моменту его прибытия.
– Как я хотел бы тоже пойти на ярмарку, – сказал Роберт.
– Нельзя тебе никуда ходить в таком диком размере, – решительно запротестовал Сирил.
– Почему? – удивился Роберт. – На ярмарках, между прочим, всегда показывают великанов, и они даже больше меня.
– Нет, и хватит об этом, – принялся было вновь за свое Сирил, но Антея вдруг выкрикнула такое громкое и неожиданное «ой!», что братья принялись дружно ее колотить по спине, решив, что она подавилась сливовой косточкой.
– Нет, – ответила она им, едва дыша от стучания по спине. – Это не сливовая косточка, а идея. Давайте действительно отведем Бобса на ярмарку и будем там брать за его показ деньги. Хоть какая-то польза от Саммиада.
– Отведем Бобса на ярмарку, – передразнил ее тот с высоты своего гигантского роста. – Скорее уж это я вас туда отведу.
Идея всем, кроме Роберта, очень понравилась, сестры и брат начали дружно его убеждать, и, когда ему предложили двойную долю от всего, что удастся выручить, он согласился. В каретном сарае стояла старая маленькая коляска, под названием экипаж для гувернантки. И так как детям хотелось как можно скорее добраться до ярмарки, они решили, что она будет им очень кстати.
Роберт впрягся в нее, остальные уселись внутрь, и он гигантскими шагами повлек их к цели. Ему это было теперь не труднее, чем утром катить Ягненочка в тележке с надписью «Почта». Ну, а Ягненочек со своим разыгравшимся насморком, конечно, остался дома.
Когда вас в экипаже для гувернантки везет не пони, а человек-гигант – это поистине странное и захватывающее ощущение. Поездка всем очень пришлась по душе, кроме Роберта и еще нескольких человек, которые встретились им на пути. Они, по достаточно точным словам Антеи, «прямо как шли, так и остолбенели», что, впрочем, ни в коей мере не помешало детям благополучно добраться до Бененхерста. Роберт укрылся в каком-то пустом сарае, а остальные направились на территорию ярмарки.
Там были качели, гудящая веселые мелодии и сверкающая огнями карусель, тир и павильон, где сбивают кокосовые орехи на выигрыш. Сирилу очень хотелось заполучить такой или хоть побороться за это, но он превозмог себя и проследовал вместе с сестрами к женщине, заряжающей маленькие ружья возле мишени из ряда бутылок, подвешенных на веревках перед холстом.
– Ну, маленький джентльмен, – улыбнулась она. – Коли желаете, пенни за выстрел.
– Нет, спасибо, – с важным видом покачал головой Сирил. – Мы здесь по делу, а не развлекаться. Кто у вас здесь хозяин?
– Че-его? – вытаращилась женщина.
– Хозяин. Начальник. Босс этого шоу, – пояснил Сирил.
– Тогда вон тама, – указала она на мужчину в грязном льняном пиджаке, дрыхнувшего на солнцепеке. – Токмо я вам не особо рекомендую его будить. Характер-то у него сложный. Особо в такие вот жаркие дни. Лучше б вам погодить в ожидании, пока он сам глаза продерет.
– У меня очень важное дело, – принялся объяснять Сирил. – И очень для него выгодное. Уверен, ему станет жалко, если мы с этим уйдем к кому-то другому.
– Ну, если это касается денег и вы не шутите, – проявила гораздо больше внимания женщина. – Об чем у вас речь-то?
– О великане, – коротко бросил Сирил.
– Ну, точно шутите, – погас мелькнувший было огонь в глазах женщины.
– Пойдемте, и сами увидите, – вмешалась Антея.
Женщина с сомнением повела головой, затем окликнула ободранную девчонку в полосатых чулках и коричневом платье, из-под подола которого выглядывала очень грязная нижняя юбка, и, велев ей приглядеть за тиром, сказала:
– Ну, ладно. Только по-скорому. Но коли шутки решили шутить, лучше уж сразу признайтесь. Я-то, может, и мягкая, как молоко, а вот у Билла-то моего характер…
Антея первой пошла к сараю. Джейн, Сирил и женщина последовали за ней.
– Сейчас вы увидите настоящего великана, – объявила она. – Это гигантский мальчик из Норфолка, где живем мы с сестрой и наш брат, – указала она на Сирила. – Мы сразу не повели его прямо на ярмарку, потому что все на него начинают тут же таращиться и впадать в столбняк. Зато вы можете его показывать им за деньги. Если заплатите нам, мы согласны. Но только придется вам заплатить нам достаточно много, потому что мы обещали ему двойную долю от всего заработанного.
Женщина что-то тихо и быстро забормотала. Дети расслышали «чокнутая», «мозги набекрень» и «крыша у некоторых-иных едет так, что только держись», хотя и не очень-то поняли, какой смысл она во все это вкладывала. Но когда она цепко схватила Антею за руку, та невольно задумалась, что если Роберт успел куда-то уйти или вернуться к прежним своим размерам, их явно ждут крупные неприятности. Правда, она почти тут же и успокоилась. Ведь дары песчаного эльфа, даже самые каверзные, ни разу еще не исчезли прежде заката. А Роберт бы в своем нынешнем виде нипочем не решился куда-то уйти один.
Открыв дверь сарая, Сирил позвал:
– Эй, Роберт!
Сено заворошилось. Роберт принялся выбираться наружу. Сперва на поверхности появилась ладонь, затем вся рука, затем ступня в гигантском ботинке, затем нога целиком.
Увидев руку, женщина вскрикнула:
– Ой!
Ногу встретила восклицанием:
– Ну ничего себе!
Когда же, неспешно и тяжело, на поверхности показалось его огромное тело, она шумно втянула воздух и принялась говорить много таких удивительных разностей, в сравнении с которыми «чтоб меня», «чокнутая», «мозги набекрень» и «крыша у некоторых-иных едет так, что только держись» показались детям простыми, милыми, ласковыми и понятными словами.
– Ну, и сколько ж вы за него хотите? – наконец перешла она на нормальный язык. – Даю что угодно в пределах разумного. Мы ему сконстролим специальный фургон. Да я даже знаю, где такой есть. Так что лучше подержанный купим. В нем прежде слоненка возили, да он уже помер. Так что этому вашему ровненько подойдет. Ну, называйте цену. Он ведь у вас, видать, добрый, да? Они, великаны-то эти, обычно спокойные. Правда, столь крупного не видала еще. Ну, чего там дальше тянуть. Называйте цену. Мы ему и кровать, как у герцога, обеспечим, и еду, и одежду. Он ведь башкой-то у вас точно тронутый, иначе нужны бы вы ему были его водить. Ну, сколько денег, вас спрашиваю?
– Вам бы об этом лучше спросить не их, а меня, – вмешался в беседу Роберт. – И башкой я не больше тронутый, чем вы сами. А представление вам сегодня могу устроить за… – Он умолк, набираясь решимости назвать сумму, которая представлялась ему огромной, и выпалил: – Пятнадцать шиллингов.
– Пойдет, – с такой скоростью согласилась женщина, что Роберту стало ясно: продешевил, мог бы запросто попросить как минимум тридцать.
– Пошли-ка теперича к моему Биллу, – заторопила женщина. – Условишься с ним о цене за сезон. До двух фунтов в неделю начнешь заколачивать, парень. Только ты, знаешь, покамест-то как-нибудь съежься, чтоб задарма народу в глаза не бросаться.
Но как он ни пригибался, за ним все равно немедленно собралась толпа, во главе которой он и ступил на затоптанный луг, где раскинулась ярмарка, и прошествовал по пожухшей пыльной траве к самому крупному павильону.
Роберт, с трудом протиснувшись в дверь, скрылся внутри, а женщина побежала за своим Биллом, который и оказался мужчиной, самозабвенно храпевшим на солнцепеке. Когда его разбудили, он совершенно не выказал радости. Сирил, подглядывавший сквозь дырку в брезентовой стене павильона, видел его перекосившееся от злобы лицо. Резко сев на траве, Билл потряс всклокоченной головой и занес над женщиной увесисто-агрессивный кулак. Она что-то быстро проговорила ему. До Сирила донеслись слова «чистая правда» и «коль прямо сейчас подойдешь, так счастливый билет свой вытащишь», после чего он, так же как Роберт, понял: с пятнадцатью шиллингами они явно продешевили.
Билл на неверных ногах прошаркал к палатке. Оказавшись внутри и увидев немыслимые параметры Роберта, он сипло воскликнул:
– Ежик малиновый! – после чего произнес еще много разнообразных слов, а затем извлек из кармана своего белого, но изрядно запачканного пиджака пятнадцать шиллингов медными монетами и шестипенсовиками и протянул их Роберту. – Вот сегодня закончится представление, и условимся, сколько в дальнейшем получать будешь, – с сиплой радушностью перешел к делу он. – Как говорится, утка к обеду есть, хозяин доволен. Бьюсь об заклад, у тебя с нами будет такая счастливая жизнь, что никуда уйти не захочется. Петь-то умеешь? Или сплясать там что?
– Не сегодня, – ответил Роберт, мысленно отвергая возникшую было идею спеть любимую мамину песню «Однажды майским вечером».
– Кликни-ка Леви, – повернулся к женщине Билл. – Пусть снимет его для афиши. И в шатре приберись. Занавес сооруди хоть какой-нибудь. Жаль, у нас нет трико ему по размеру. Ну, к концу-то недели сделаем. Молодой человек, – опять повернулся он к Роберту. – Твое блестящее будущее в наших надежных руках. Правильно, что ко мне обратился, а не к таким, о ком я много чего могу тебе рассказать. Знакомы мне личности, которые бьют своих великанов и впроголодь держат. Так что уж прямо скажу: повезло тебе, парень, неслыханно. Я же тихий, как агнец. Пальцем тебя не трону.
– Ну, этого я не боюсь, – глянул на агнца Роберт.
Распрямиться в этом шатре он не мог и сидел на корточках, но даже в таком положении был много выше всех остальных.
– Вот только я что-то проголодался, – продолжил он. – Мне обязательно нужно поесть перед представлением.
– Эй, Бекка, – немедленно просипел агнец Билл. – Собери-ка ему на стол самое наилучшее.
Мужчина и женщина чуть пошептались, но до того тихо, что дети услышали только: «Вечером и бегом» и «Завтра же первым делом». А потом Бекка отправилась за едой.