Рабочие поспешили выполнить приказ, но, когда Джошуа ловко завязал на конце веревки петлю, один из каменщиков догадался, что он намеревается делать, и робко заметил:
—Мистер Фарнам, не надо спускаться в Адский колодец. Оттуда еще никто не возвращался.
—Запомни, демоны страха боятся, когда их не боятся, — отмахнулся от него Джошуа.
Он сунул конец веревки каменщикам и велел спускать себя как можно медленнее, а веревку держать крепче крепкого. Одной рукой Фарнам цеплялся за веревку, в другой держал факел, отталкиваясь ногами от скользких камней, покрытых рунами и другими магическими знаками. При каждом его прикосновении на стене выступали капли темной жидкости, они падали вниз, откуда в ответ доносились звуки капели. Только теперь Фарнам начал постигать мистическую сущность колодца. Магические силовые линии нельзя было увидеть невооруженным глазом, но их присутствие он ощущал всеми фибрами души. В горле унего запершило от испарений, поднимавшихся со дна колодца.
Солидная комплекция Фарнама очень скоро дала о себе знать. Рабочие взмокли от пота и с трудом удерживали толстяка на весу, а дна все еще не было видно. Джошуа мог бы дать команду поднять себя наверх, однако упрямство не позволяло ему признать свое поражение. Ему стало страшно, но только на мгновение. Он тут же убедил себя, что если колодец позволил ему опуститься так глубоко, то это все равно, как если бы он получил благословение от самого пророка Теофила.
Наконец Фарнам коснулся ногами дна и тут же провалился по щиколотку в зловонную жижу. Он сразу увидел в свете факела привлекший его внимание блестящий предмет. Бросился к нему, но споткнулся и рухнул лицом в кровавую лужу. Проклиная колодец, Бевериджа и самого себя, Джошуа стер кровь, залепившую глаза, и вскрикнул от ужаса — нижние слои кладки колодца на уровне его роста были сложены из клыкастых черепов гирудов, уставившихся на него пустыми темными глазницами. Когда паника пошла на убыль, Фарнам встал и, наконец, добрался до блестящего предмета. Им оказался кусок толстого стекла закругленной формы. Повертев его в руках, секретарь понял, что нашел осколок реторты, подобной тем, какими Беверидж пользовался в ходе своих алхимических изысканий.
—И зачем вам, ваше милосердие, понадобилось швырять эту реторту в колодец? — прошептал Джошуа. — Что вы хранили в этом сосуде?
Он поднял голову: в конце уходившей вверх каменной трубы чернели подсвеченные факелами головы каменщиков.
—Эй вы, бездельники, — крикнул Фарнам, — вытаскивайте меня отсюда!
Когда Фарнам оказался наверху, каменщики поразились тому, что испачканный с головы до ног, насквозь промокший и дурно пахнувший секретарь улыбается. А он велел продолжить каменные работы и отправился менять платье. Он почуял запах тайны и готов был рыть, если понадобится, землю носом, чтобы узнать правду Конечно, опасно связываться с самим архиепископом Бевериджем, тут недолго и в пыточную палату угодить, но это его отнюдь не испугало, а наоборот, вызвало у него охотничий азарт и прилив любопытства.
Беверидж недооценил проницательность своего помощника. Он видел в нем всего лишь полезный инструмент, считал, что в благодарность за возвышение тот будет обязан ему по гроб жизни. И сильно ошибался: Фарнаму давно надоели вторые роли.
Он прихватил с собой пару документов, ожидавших подписи Великого Экзекутора, и направился в хранилище. Вращавшуюся стену успели отремонтировать. Фарнам приблизился к ней на цыпочках, прижался ухом к поверхности. Он простоял так довольно долго и толкнул стену, лишь убедившись, что из хранилища не доносится ни звука.
Фарнам уже бывал в Тайном хранилище в присутствии Бевериджа и при полном освещении, а поэтому имел общее представление о том, где что находится. Сделав несколько шагов в кромешной тьме, он наткнулся на стол, качнулся вперед и смахнул со стола нечто металлическое. Оно со звоном упало на пол. Джошуа опустился на колени, нащупал круглый поднос, а рядом с ним — кусочек пергамента. Внезапно за наружной дверью послышались шаги. У Фарнамабыло всего несколько секунд, чтобы скрыться до того, как в хранилище войдет Великий Экзекутор. Толстяк проявил необычайное проворство. Он успел поставить поднос на стол, а пергамент сунул за отворот рукава серого камзола. Бесшумно отпрянул к вертящейся стене и юркнул в коридор.
Вернувшись в кабинет, Фарнам взглянул на свой трофей: это был обрывок пергамента. Он поднес его к свече, чтобы сжечь за ненадобностью, как вдруг остановился. И даже протер глаза, чтобы убедиться в том, что его не обманывает зрение. На куске пергамента сияла, переливаясь всеми оттенками красного цвета, печать Круцифера...
Андрей проснулся от гулкой дроби: тук-стук-тук-тук-стук-тук. Открыв глаза, он увидел над собой упиравшиеся в небесную синь темно-оранжевые стволы сосен с опушенными зелеными иглами раскидистыми ветвями. Над их недвижными верхушками кружил черный ворон. На ближайшей сосне добывал себе пропитание большой дятел с красной шапочкой на голове. У него была пестрая грудка и розоватое подхвостье. Утреннее солнце уже начало подкрашивать золотистым светом густые кроны застывших в отдалении дубов и лип. В воздухе витали запахи сырости и лесных трав. Эта благостная картина вызвала у Андрея такой прилив радости, что он чуть было не рассмеялся от полноты чувств. Он вдруг почувствовал, что этот мир принял его, а сам он стал его неотъемлемой частью!
Костер почти потух. Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить друзей, которые все еще спали, Брюсов положил на подернутые пеплом угли несколько сучьев. Выпрямился во весь рост, потянулся и вдохнул полной грудью напоенный утренней прохладой воздух. Он отлично выспался, был полон сил и радужных надежд.
До этого прекрасного утра Андрей видел только черную сторону Уайтроуза. Теперь он понял, что мнение, составленное о королевстве по темницам Трибунала Священной Экзекуции, разбойничьему притону и мрачным улицам, по которым пришлось скрываться от погони, являлось ошибочным. Мир, в котором он оказался, был по-своему прекрасен. Брюсову показалось, что ему никогда еще не доводилось видеть такого голубого неба и белоснежных перистых облаков. Сверкала на траве еще не успевшая подсохнуть роса. Может быть, раньше, в своем мире, он просто не удосуживался любоваться рассветом и радоваться наступлению нового дня? Так или иначе, Андрей пребывал в прекрасном настроении. Он решил заняться завтраком и уже тянулся к остаткам зайчатины, когда почувствовал смутное беспокойство. Что-то было не так. Он слишком расслабился. Андрей осмотрелся. Что его могло беспокоить? Шакелас! Его на поляне не было. Куда могла исчезнуть голова без ног?
Андрей вздохнул с облегчением, когда Баффи вынырнул на поляну, неся за отросшие волосы голову принца горбунов. Тандерхаунд бережно опустил ее на траву.
—Какая чудность! — застрекотал горбун. — Баффи быстро рость. Он стать ноги принца. Мы быть на прогулка.
Пока Ригглер седлал лошадей, Андрей спросил у Шакеласа:
—Сколько миль до горы Айронмаунтен?
—Ночь быстра, день долог. Перейтить Борд-Ривер... Сутки ехать на закат.
Брюсов кивнул и тут же замер с открытым ртом. От ручья после умывания возвращалась Эсквилина. С первой их встречи Андрей признал, что она красива, но только теперь понял насколько. Девушка шла, подняв глаза к небу, и лучи утреннего солнца ласкали ее порозовевшие от холодной воды щеки, касались волос, окружая голову огненным ореолом. Тонкая и гибкая, как стебелек цветка, талия вызывала желание обнять, а розовые влажные губы — впиться в них поцелуем. Сердце юноши забилось сильнее, он позабыл о Шакеласе и не сводил глаз с Эсквилины. Девушка перехватила его взгляд, улыбнулась, но, заметив, что все на нее смотрят, приняла серьезный вид. Протянула Брюсову охапку трав с белыми цветками и продолговатыми луковицами.
—Это дикий чеснок. Нам стоит свить из него жгуты и повесить на шеи. Гируды страшно не любят этого растения.
—Я тоже от него не в восторге. Слишком уж противный запах, — подал голос Тритемий. — Но Эсквилина права, на Кровавых Землях пригодится любая мелочь, способная защитить от чад Тьмы.
Жгуты из стеблей чеснока свили всем, включая Шакеласа, которому, за неимением шеи, надели венок из чеснока на голову. Горбун сразу обеспокоился тем, как он выглядит в этом венце.
—Да ты в нем просто душка, — засмеялась колдунья.
—В Андерленд я иметь золотой корон, — заметил Шакелас. — И настоящий тел.
Теперь к продолжению путешествия были готовы решительно все. Покидая замечательную поляну, Андрей обернулся. Ему хотелось навсегда запомнить место, где впервые за время пребывания в королевстве Уайтроуз он почувствовал себя счастливым. Он знал, что вступает на дорогу, полную опасностей, и чувствовал, что отныне о покое можно позабыть.
Глава 16О любовных порывах и о пользе подозрений
Тобиас, новый жеребец Гилберта, сменивший, но не заменивший ему Контрфорса, средним шагом въехал во внутренний двор Трибунала. Гилберт ловко спешился и поднял глаза на крылатую статую Девы, возвышавшуюся посреди белой чаши с водой. Она одновременно напоминала и ангела, и белого лебедя. Капитан видел ее множество раз, но только теперь поймал себя на мысли, что она кого-то ему напоминает. И вдруг понял кого, Фиону! Конечно же, Фиону! Разница лишь в том, что у Девы волосы золотистые, а у Фионы черные как смоль. Его возлюбленная была прекрасна, как Пресвятая Маргарита, и так же заслуживала преклонения и обожания! Капитан еще больше укрепился в желании соединить свою судьбу с очаровательной леди Бомонт.
Дежурный экзекутор выбежал из дверей Трибунала навстречу капитану, собираясь рапортовать о происшествиях за ночь, но Гилберт бросил ему поводья и уверенным шагом, не останавливаясь, проследовал мимо него. Оказавшись в коридорах Трибунала, он поспешил в покои Бевериджа. Уже перед самой дверью в кабинет дорогу ему преградил встревоженный его решительным видом Фарнам.
—Господин капитан! Архиепископ Беверидж ни под каким видом не может вас принять! Он очень занят!