А в стране бушует антиалкогольная кампания, которая должна, по замыслу КПСС, поднять производительность труда деградирующего пролетариата и колхозного крестьянства.
Новорожденная гласность пробивается на страницы газет и на экраны телевизоров с душераздирающими призывами: «Четырехлетняя девочка больна лейкемией. В нашей стране эта болезнь не лечится. Необходимы 3 тысячи долларов, чтобы спасти ей жизнь…»
Молчит огромная страна. У кого есть доллары, кроме КПСС? Но КПСС подобных призывов никогда не слышала, не слышит и сейчас. А если у кого и припрятано пару тысяч в валюте, и рад бы он помочь больной девочке, но боится. А не чекистская ли это провокация? Покажешь доллары — и сядешь на 10 лет. Лучше отмолчаться. «Западногерманская фирма… берет лечение девочки на себя и приглашает ее с родителями в Гамбург…» Но пока мама девочки будет оформлять документы на выезд в ФРГ (Зачем она едет? Действительно ли девочка больна и ее нельзя вылечить дома? А не являются ли ее родители носителями государственных секретов?), девочка уже умрет…
А затем наступил Чернобыль.
Было бы неправильно сказать, что, наконец, к перечню войн, развязанных коммунистическим режимом против народа, прибавились и атомная война. Она не началась, а продолжалась. Уже первые атомные взрывы проверялись на заключенных, которых использовали в качестве рабочей силы на полигонах. Даже в силу самой причастности к этим работам «зэки» подлежали поголовному уничтожению. А вопрос, каким способом их всех уничтожить, являлся несущественным. Какая разница — расстрелять их или поместить в бараке в эпицентре ядерного взрыва? Последнее даже можно считать более гуманным. Беда была только в том, что все эти несчастные (а их было около 200 тысяч) не подверглись научному исследованию (вот ведь промашка!) после воздействия на них ядерным оружием большой мощности. Да ладно! Главное, на этих испытаниях убедились, что атомное оружие убивает. Теоретические выкладки и практические результаты полностью совпадали. Но этого, понятно, было мало.
В те годы родилась вредная теория, что создание ядерного оружия якобы положило конец войнам, поскольку ни один государственный деятель не осмелится подобное оружие применить, хотя бы подчиняясь инстинкту самосохранения. Тем более, что мало кто знал истинные последствия применения подобного оружия, как говорится, «на натуре». Две хилые атомные бомбы, сброшенные на Хиросиму и Нагасаки, не дали ответов на подавляющее число вопросов, тем более, что полученные ответы были засекречены американцами, а добывать их традиционными методами разведки — нет времени, да и хлопотно, тем более, что власти уже не верили нислужбам безопасности, ни своим союзникам, которые могли подбросить нашим шпионам откровенную «туфту».
Поэтому решили действовать просто и оптимально, испытав атомную бомбу на собственной армии (так или иначе армию нужно было сокращать), а заодно и на населении.
План этот созрел еще при жизни товарища Сталина и был представлен великому вождю маршалом Жуковым — еще в бытность того командующим Уральско-Приволжским военным округом. Великий вождь план одобрил, но осуществить не успел.
Маршал Жуков, став после смерти Сталина заместителем министра обороны СССР, в обновленном виде представил этот план «либералу» Никите Хрущеву, который этот план принял с восторгом. План был прост как и все гениальное. Заключался он в том, чтобы собрать на Тоцком полигоне войска численностью около 40 тысяч человек, разместить там различные образцы боевой техники, соорудить разные виды строений, нагнать даже домашний скот и сбросить на них атомную бомбу в 100 килотонн, то есть в два раза большей мощности, чем та, что во время войны уничтожила Хиросиму.
Для полной аналогии бомбу должен был сбросить бомбардировщик Ту-4, скопированный один к одному с американской «суперкрепости» В-29, известной под названием «Энола Гей». Кроме того, в районе полигона находилось около 15 деревень, что делало эксперимент еще более интересным и познавательным.
Войска предупредили, что будут проведены испытания нового оружия, и посадили в одних гимнастерках и пилотках в окопы неполного профиля с приказом немедленно после взрыва наступать в сторону эпицентра. Жителей деревень вообще ни о чем не предупреждали, а, напротив, убеждали не верить слухам, никуда не уезжать, — ничего, мол, страшного не произойдет — полигон же «в целых пяти километрах» от деревни. Разумеется, что при такой организации дела вопрос об эвакуации населения даже не ставился. Мало того, даже стихийная эвакуация была сорвана властями, поскольку отсутствие населения в близлежащих деревнях привело бы к потере чистоты эксперимента.
14 сентября 1954 года атомная бомба мощностью 100 килотонн взорвалась над Тоцким полигоном. Несколько тысяч человек были убиты на месте. В госпитали Самары, Свердловска и Оренбурга потоком пошли обожженные, ослепшие, оглушенные. Три близлежащие деревни сгорели до тла. На остальные выпал радиоактивный пепел, а ядерный смерч прошелся по округе радиусом до 50 километров. С раненых, оглушенных, обожженных и ослепших сразу взяли подписку о неразглашении, и они умирали с «осознанием оказанного им доверия», как недавно (летом 1996 года) заметил некий партбосс (конечно, от партии Зюганова), находящийся на пенсии.
В 1955 году через ядерный гриб на полигоне Новой Земли заставили пролететь целый полк бомбардировщиков Ил-28, экипажи которых заранее подписали бумаги о том, что «никогда никому не сообщат», по какой причине они начнут умирать через два месяца. Поскольку времена уже были послесталинские, то есть «либеральные», то полигон на Новой Земле обслуживали уже не заключенные, асолдаты строительных батальонов, не носившие тогда погон и в просторечье именуемые «партизанами». После первого проведенного на них ядерного эксперимента «партизаны» подняли восстание, в ходе подавления которого были уничтожены до единого человека.
Если прибавить к этому общеизвестные взрывы на ядерных объектах под Челябинском, Хомутском и в других местах, то можно сказать, что атомный этап Пятисотлетней войны бушевал на одной шестой части суши целое послевоенное десятилетие.
За всеми этими событиями с ужасом следила американская разведка. Если преступники в Кремле с такой легкостью используют ядерное оружие против собственного народа, пусть даже в научных целях, можно представить, с какой легкостью они применят его в настоящей войне, скрывшись в подземных бункерах и «оказав доверие» населению атакуемой страны принять на себя ответный удар ядерного возмездия. А поэтому во всех делах с Москвой Запад был чрезвычайно осторожен и не менее сговорчив. Так всегда ведут себя с психопатом, у которого в руках бритва.
Так что, в принципе, Чернобылем можно было удивить только сидящее в потемках информационной блокады собственное население. «Рановато объявили вы о гласности, Михаил Сергеевич, — размышлял вслух министр обороны. — Не поторопились бы, никто о Чернобыле и заикнуться бы не посмел!».
И он был прав! Бедой для властей было то, что эта катастрофа произошла в эпоху «гласности» ипредметно продемонстрировала миру, что советский «мирный атом» не менее опасен, чем военный.
Радиация, превышающая по уровню радиацию атомных бомб, взорвавшихся над Хиросимой и Нагасаки, поразила сотни тысяч людей и огромные территории Украины, Белоруссии, Прибалтики и России. Радиоактивное облако прошло по Восточной и Центральной Европе, достигнув Швеции. Американские разведывательные спутники быстро сообщили о размерах катастрофы. Западные страны с ужасом приступили к немедленной эвакуации своих граждан из пораженных районов. На новорожденную гласность тут же наступили сапогом и чуть не раздавили ее в пеленках. Кремль отреагировал на катастрофу в своих лучших традициях.
Крик ужаса и отчаяния, изданный западными средствами массовой информации, был объявлен «провокационной шумихой, имеющей цель вызвать очередную антисоветскую истерию». Пожарные тушили пожар на взорвавшейся АЭС в одних гимнастерках. Никто и не думал приступать к эвакуации жителей хотя бы из эпицентра взрыва. Телевидение с упоением показывало влюбленных, слушающих пение соловьев над Припятью (передача так и называлась «Соловьи над Припятью» и демонстрировалась на третий день после катастрофы), и улыбающихся молодых мамаш с грудными младенцами в колясках и на груди. Бойкие телерепортеры совали им микрофоны, задавая идиотский вопрос:
— Как вы себя чувствуете?
— Отлично! — широко улыбаясь, отвечали молодые женщины.
— А что вы скажете о той пропагандистскойшумихе, которая поднята на Западе по поводу аварии на атомной станции?
— Что, это в первый раз? — возмущались женщины. — Они любому поводу рады, чтобы лишний раз вылить свою злобу на наш народ и наш строй.
Через полгода их дети начнут умирать один за другим, а общее количество погибших детей засекречено до сих пор…
Пока Москва делала все возможное, чтобы скрыть или приуменьшить размеры катастрофы, на Западе она уже предстала со всей очевидностью своих глобальных последствий. Огромная площадь зараженной территории, потери пахотных земель и поголовья скота, необходимость переселения огромных масс жителей, попавших под атомный удар, промышленные потери — все это складывалось в сотни миллиардов долларов и требовало усилий, которые были явно не по плечу Советскому Союзу.
А катастрофы пошли одна за другой. Тонули океанские лайнеры и стратегические подлодки, бились пассажирские и военные самолеты, летели под откос поезда, взрывались нефте- и газопроводы, горели цеха заводов и фабрик. Сурово мстили демоны Кореи. Еще более сурово мстила семидесятилетняя оккупация страны бандой преступников. Но беспощаднее всего мстила порочная экономика рабовладельческого государства, созданного на базе безумных идей. Государства, мрачной иронией истории заброшенного в виде изолированного средневекового анклава в мир XX века.
Чернобыльский взрыв стал катализатором целой серии необратимых событий. Агонизирующая империя