Пятисотлетняя война в России. Книга вторая — страница 56 из 91

ылает в Москву. Особенно после октября 93-го.

— Я бы согласился, — продолжал настаивать Грачев. — Я — когда министром обороны ставили — тоже думал, не справлюсь. И ничего. Справился.

— И очень даже хорошо справился, — подтвердил Дудаев, улыбаясь. — Если бы мне пост министра обороны предложили, я, может, и подумал бы. А на армию не пойду. Из президентов армией командовать? Не солидно. Да и куда мне сейчас идти, когда вокруг такое творится. Вот-вот война начнется.

— Да никто воевать не собирается, — вздохнул Грачев. — Отдай пленных и согласись на переговоры. Вот и все проблемы.

— Я готов вести переговоры, — сказал Дудаев. — Вы не хотите.

— Мы не можем вести с тобой переговоры, — поправил Грачев. — Вести с тобой переговоры — значит признать Чечню независимой. Неужели ты это не понимаешь? Никто в Москве сегодня к этому не готов. Это значит, признать начало распада России вслед за Союзом. Нас же разорвут на части. Веди переговоры с Хаджиевым, с Автурхановым. Кто там еще?

— Лабазанов, — подсказал Дудаев, — которого ты произвел в полковники.

— Я его не производил, — засмеялся Грачев. — Это ты его выпустил из тюрьмы и назначил командовать чуть ли не своей охраной. Вот он и произвел сам себя в полковники. Я только молчу. Хочет человек быть полковником — пусть будет. Ну, так как?

— Что как? — переспросил Дудаев.

— Насчет переговоров с Хаджиевым, — улыбнулся Грачев.

— Я не могу вести с ним переговоры, — покачал головой Дудаев. — Меня в Грозном разорвут на куски, если я начну говорить с этими мерзавцами. Сделаем лучше так: пусть те, кто считает себя обиженными, приедут ко мне. Можно встретиться где-нибудь в Прибалтике, на Кипре или в Турции. Может быть и договоримся. Кулаками махать зачем? Выдумаете, что вас серьезно кто-нибудь сейчас боится?

— Как знаешь, — вздохнул Грачев. — Я передам, конечно. Только не согласятся они. Кто на Кипре Интерпол на уши поставил?

— Они думают, что я? — удивился Дудаев. — Мне-то это зачем?

— А кто ж еще мог, — покачал головой Грачев. — Только ты, Джохар. Это нехорошо.


Улюбающиеся генералы вышли к журналистам. Грачев, явно кокетничая перед телекамерами, заявил: «Мы поговорили откровенно, как генерал с генералом. Решили так: сначала передача пленных, потом — посмотрим, как пойдут дела». Грачев сделал паузу и добавил: «Самое главное, о чем мы договорились — это то, что ВОЙНЫ НЕ БУДЕТ!»

И генералы обменялись крепким и честным солдатским рукопожатием.

Злопыхатели и завистники, которых у Грачева после его назначения на пост министра обороны развелось как тараканов в продовольственной каптерке, утверждали, что министр, учась в Академии, на лекциях постоянно спал. Полевые учения, мол, любил, а теорию военного искусства всю проспал. Все это было, если не клеветой, то явным преувеличением.

Теорию генерал Грачев знал. Может быть немного хуже, чем Клаузевиц, но и время было другое. Он отлично знал, что при осуществлении вторжения куда угодно, будь то на чужой территории или на своей, необходимо добиться тактической внезапности. Для этого существует только один способ — уверить противника, что войны не будет, либо втянуть его в нудные переговоры, в разгар которых и нанести удар. Как сделали японцы с американцами в 1941 году. Или немцы с нами в том же году.

Поэтому сказанная Грачевым на весь мир фраза: «ВОЙНЫ НЕ БУДЕТ!» была лишь демонстрацией того, что генерал не спал на лекциях в Академии.

Впрочем, Дудаев и не тешил себя иллюзиями. Если до какого-то момента он еще надеялся, что новая демократическая Россия не осмелится на глазах всего мира развязать полномасштабную войну на собственной территории, то в последние несколько дней он получил из своих «источников в окружении Грачева» и структурах Российского Генштаба достаточно информации, говорящей о том, что Москва совершенно определенно намерена совершить вторжение в Чечню. При этом все задействованные для этой цели воинские части — главным образом, естественно, из состава Северо-Кавказского военного округа — вовсе не ориентируются на какую-то войну. Они как бы придаются для содействия силам милиции (на 3–4 дня, максимум — на неделю), чтобы помочь разоружить несколько бандитских групп. Это немного сбивало с толку. Выходило, что дезинформируя общественное мнение в стране и мире, Кремль дезинформировал и собственную армию, которая, дезориентированная подобным образом, понесет чудовищные потери, перенеся конфликт совсем в другую плоскость.

Какую же цель ставит Москва, начиная подобную операцию?

У генерала Дудаева была мощная и вполне современная разведка, структурно входя в Департамент Государственной Безопасности, возглавляемый Русланом Гелисхановым. В Грозном хорошо знали положение в России. Уже несколько лет Россия, разворовываемая всеми, кому не лень (в том числе и самим Дудаевым, совместно с его московскими и прочими компаньонами), живет в долг, достигший уже совершенно непроизносимой цифры. Шахтеры, оборонка, армия, не говоря уже о разных учителях, врачах и профессорах, месяцами не получают зарплаты. Почти 40 % населения уже живут за чертой бедности, приближаясь к черте нищеты. Острые социальные проблемы захлестывают огромную державу как щепку в океане!

Как говорится, самое время немного повоевать!

Или, вторгнувшись в Чечню, объявить, что именно она и была виновата в том, что все реформы в России шли, как пьяные через непроходимую грязь какой-нибудь колхозной улицы.

Все это сбивало с толку и вызывало беспокойство.

Тщательный анализ обстановки давал фактически одно более-менее правдоподобное решение: вторжение в Чечню теоретически предоставляло Борису Ельцину возможность объявить по всей стране чрезвычайное положение, под шумок отменить выборы и растоптать те жалкие ростки демократии, которым удалось пробиться за 4 года сквозь железобетонные блоки якобы рухнувшего тоталитаризма.


А в Москве у здания Думы льется печально-торжественная мелодия «Прощания славянки». Владимир Жириновский вернулся из Грозного, выканючив у Дудаева еще двух пленных солдат и демонстрирует их «почтеннейшей публике» под музыкальное сопровождение и зажигательную речь.

В Грозный же прибыл Явлинский с товарищами по фракции, предложившими себя в добровольные заложники в обмен на пленных. Дудаев жертвы кандидата в будущие президенты России не принял. Он заявил, что передаст 14 пленных и 4 трупа убитых солдат депутатам литовского сейма. Депутаты уже прибыли в Москву, где их задержали по распоряжению Российского МИДа, не дав добраться до Грозного. Подумав, Дудаев махнул рукой и пожаловал Явлинского аж семью пленными и четырьмя гробами, которые Явлинский доставил в Москву на следующий день.


Следующим днем было 7 декабря. Американский доллар, чуя начавшийся в стране психоз, уверенно шел вверх, дойдя уже до 3292 рублей.

Приезд Явлинского с еще семью пленными (о гробах как-то все забыли) накалил обстановку в Думе. Владимир Жириновский, вовремя не понявший все значение происходящих событий, теперь, пытаясь наверстать упущенное, закатил очередную истерику, обвинив во всем происшедшем генерала Грачева, под чьим командованием в Вооруженных Силах страны царил неописуемый бардак.

Кроме того, Жириновский где-то добыл сведения, что 50 уцелевших русских солдат были затем расстреляны «оппозицией» за неудачно проведенный штурм Грозного.

Выступивший затем знаменитый депутат Невзоров (от Петербурга) воинственно призывал к походу на Грозный. В свое время он сделал все возможное, чтобы отмотаться от срочной службы в советской армии. Даже «косил» под психа в больницеСкворцова-Степанова. Теперь же он был готов, отъевшись на думских хлебах, воевать до последней капли крови. Разумеется, не своей. Но «лоббировал» Шурик Невзоров не армию, а ФСК. По старой памяти, когда ходил в агентах КГБ.

Поэтому он яростно вцепился в Юшенкова и «прочих демократов», которые, выручая солдат и офицеров из дудаевского плена, поставили его родные органы в совершенно идиотское положение. Впрочем, самим «органам», в течение всей своей истории находящимся в подобном, а иногда и в худшем положении, это было далеко не в новинку и, честно говоря, они совсем не нуждались в какой-либо защите со стороны Невзорова. Просто самому Невзорову уж очень хотелось продемонстрировать то высокое доверие, которое ему было оказано. Чтобы «обезопасить» своих патронов от каких-либо нападок в будущем, Невзоров потребовал снятия «демократов», так или иначе связанных с обороной и безопасностью страны, со всех думских постов..

Не успел Невзоров замолчать, как к микрофону снова прорвался Жириновский, еще не остывший от впечатлений, связанных с поездкой в Грозный. Он объявил, что только что получил точные сведения о происходящем в Чечне. Там в смертельной схватке сцепились ЦРУ и «Моссад».

Однако сенсации это не вызвало, поскольку к ЦРУ и «Моссаду» уже стали относиться как к чему-то совершенно обычному на территории России. Как это Россия и без ЦРУ с «Моссадом»? Такого просто не бывает. А то, что зловещие партнеры вдруг передрались из-за генерала Дудаева, выглядело не очень правдоподобно.

Вместо этого кто-то предложил заслушать в Думе самого Дудаева, пригласив его на ближайшее заседание.

На это лидер национал-социалистов в Думе Николай Лысенко заорал, что нечего слушать здесь «бесноватого чеченского фюрера». Лысенко считал себя единственным фюрером и ему совершенно не были нужны какие-то конкуренты.

Обстановка маразма, царящая в парламенте, была столь очевидна, что даже депутат от коммунистической партии Анатолий Лукьянов, недавно выпущенный из Лефортово по амнистии, мрачно заметил, что в России «власть ренегатов сменилась властью дегенератов» и был по-своему прав. Его тонкая поэтическая натура очень хорошо чувствовала фальшь.


Между тем гробы с погибшими российскими солдатами, доставленные Явлинским из Грозного, Министерство Обороны отказалось принимать, требуя доказательств, что покойные были военнослужащими. Машина с «грузом 200» стояла весь день у наглухо закрытых ворот Центрального военного госпиталя имени Бурденко, где ничего не хотели слушать, требуя бесчисленных справок. Депутаты бегали весь день по инстанциям. Их отсылали к министру обороны, которого никто не мог отыскать. Грачева никто не мог отыскать потому, что министр находился в Кремле, где, наконец, собрался Со