Затем все трое хлопотали, чтобы достать Басаеву автобусы для возвращения в Чечню. Ичкерийский полковник потребовал, чтобы автобусы были непременно с мягкими сиденьями и с занавесками на окнах.
В ведомствах Егорова, Ерина и Степашина, разумеется, такой роскоши не нашлось. В конце концов автобусы одолжило какое-то коммерческое предприятие, пожелавшее остаться неизвестным. Впрочем, некоторые люди утверждали, что эти автобусы стояли на въезде в Буденновск еще с 14 июня. Их охраняли трое солдат в масках.
Но и это тоже не имеет большого значения.
Пощечина, полученная Москвой в Буденновске, была настолько звонкой и унизительной, что не оставила равнодушным никого, включая и Государственную Думу, дружно проголосовавшую за недоверие правительству и жаждущую крови «силовиков».
Снова поставленный перед выбором: стрелять из танков по парламенту или выгнать оскандалившихся в Буденновске министров, Президент решил выбрать последнее. Хотя ему этого очень не хотелось.
Нервозности в ситуацию добавил еще генерал Грачев. Страшно довольный тем, что остался в стороне, министр обороны в очередном интервью заметил, имея в виду действия «Альфы»: «Можно было сделать там все более грамотно, с наименьшими потерями и главное результативно: не дать бандитам уйти. Сделано бездарно, все бездарно!»
Высказывание Грачева пришлось как раз на тот день, когда «Альфа» хоронила своих погибших в Буденновске товарищей. Грачев всегда отличался повышенным чувством такта. Разъяренные «альфовцы» не преминули напомнить министру обороны, сколько он возится уже в Чечне, сколько людей там положил и чего добился. Ему ли говорить о чьей-то бездарности?
Под эти склоки Президент уволил в отставку Ерина, Степашина и Егорова.
Последний очень остро переживал начало переговоров с Чечней, рассматривая окончание войны как личное оскорбление. Он призывал продолжать войну до победного конца и в интервью одной из Кубанских газет даже выразил готовность поступить «контрактником» в вооруженные силы и сражаться с Дудаевым до последней капли крови. Разумеется, он ничем не рисковал, зная, что в «контрактники» не возьмут, а потому, как всегда, призывал сражаться до последней капли чужой крови.
Вскоре, однако, Ерин был назначен заместителем директора Внешней разведки, что было воспринято общественностью с хохотом. У нас всегда сначала хохочут, а потом плачут.
Затем всплыл и Егоров. Оказывается, Президент назначил бывшего миннаца Председателем совета по делам казачества при Президенте РФ, а чуть позже — своим помощником по делам национальностей и региональной политике. Так что ждите вторжения еще куда-нибудь.
Только Степашин пока еще не у дел. В резерве. Уж очень на него обиделся Ельцин за «дезу» о готовности Дудаева сбежать в Турцию, полученную от ФСБ.
Все это говорит прежде всего о том, насколько узким становится круг людей, которым Президент,по известным только ему причинам, почему-то считает, что может доверять.
Этих людей, заброшенных демократической волной вместо помойки на высшие и важнейшие государственные должности, даже нельзя назвать «некомпетентными» или «непрофессиональными».
Это просто клоуны, ставящие одну за другой кровавые буффонады на теле нашей умирающей страны.
Вглядитесь внимательнее в их лица и вы убедитесь в этом сами.
Вы убедитесь также и в том, как быстро все деградирует.
Если в октябре 1993 года Президент еще достаточно ловко орудовал «заточками», то в декабре 1994 года он уже взялся за лом, который, к счастью, оказался для него слишком тяжелым.
Какой инструмент ему понадобится, чтобы победить на приближающихся выборах, ибо война предстоит жестокая?
Клыки Президента
Вальяжное лицо генерала Александра Михайлова было покрыто красными пятнами, а ничего обычно не выражающие холодные глаза генерала старались не смотреть в телекамеру. Когда это не удавалось, генеральские глаза начинали настороженно бегать, как на старинных часах-ходиках.
Генерал Михайлов — начальник Центра Общественных связей Федеральной Службы Безопасности — находился в явно чужой для себя обстановке. Его привыкли видеть в безукоризненном штатском костюме и модном иностранном галстуке за массивным письменным столом в огромном, вполне соответствующим его высокой должности, кабинете на фоне российского национального флага. Умение Михайлова нести самую дикую «чернуху», что говорится, не моргнув глазом и с самым важным видом, было общеизвестно, а потому сегодняшняя манера преподносить информацию выглядела странной, не совсем понятной и весьма тревожной.
Прежде всего, генерал находился не в своем шикарном кабинете на Лубянке, а на перекрестке двух сельских дагестанских дорог.
И одет он был не в дорогой штатский костюм, а в полный боевой камуфляж и вязаную шапочку. Если бы не холеное лицо и бегающие глазки, его можнобыло принять за какого-нибудь безвестного командира полка, пытающегося объяснить заезжим корреспондентам азы военного искусства на сильно пересеченной местности.
Что же привело Начальника Центра Общественных Связей ФСБ с Лубянки на забытый Богом перекресток двух сельских дорог в горной дагестанской глуши вблизи чеченской границы, которая десятки лет считалась чисто условной, а ныне считалась государственной, и не только потому, что на ней были развернуты погранзаставы, которые по своему статусу могли находиться ТОЛЬКО на государственной границе России, а еще и потому, что на территории Чечни второй год бушевала полномасштабная война, а пограничные с Чечней республики Северного Кавказа считались как бы нейтральными, самим этим фактом подчеркивая суверенность мятежной республики Ичкерия.
Слова, произносимые генералом Михайловым перед десятками телекамер и микрофонов, временами заглушались грохотом артиллерийской канонады и ревом идущих на бреющем полете вертолетов с пакетами боевых ракет на подвесках.
Вся Россия, затаив дыхание, ждала новостей из этой дагестанской глуши, где один из командиров чеченского сопротивления Салман Радуев, заняв со своими бойцами круговую оборону в ранее совершенно безвестном поселке Первомайский, и прикрывшись взятыми, как водится, заложниками, успешно отражал атаки федеральных войск.
А генерал Михайлов, три раза в день комментировавший боевую обстановку в районе этого дагестанского села, делал это потому, что руководил операцией по взятию Первомайской не кто-нибудь другой, а лично шеф ФСБ Александр Барсуков, недавно произведенный президентом Ельциным в генералы армии и теперь подтверждающий свое высокое звание.
Отправившись в Дагестан, генерал армии Барсуков взял с собой и весь свой оперативный штаб, включая и начальника Центра Общественных Связей генерала Михайлова.
Туда же, под Первомайское, прилетел со своим штабом и Центром Общественных Связей, еще один генерал армии — министр внутренних дел Куликов, а чуть позже и третий — директор Федеральной Пограничной службы генерал армии Николаев.
Такое скопление генералов армии под каким-нибудь населенным пунктом последний раз наблюдалось в апреле 1945-го года под Берлином. Но сейчас стоял не апрель 1945-го, а январь 1996-го года. Да и село Первомайское никак нельзя было сравнить с Берлином, где, как известно, советская армия освобождала «все прогрессивное человечество».
Под Первомайским освобождали захваченных бойцами чеченского сопротивления заложников, а потому по селу били установки залпового огня «Град» почти с тем же ожесточением, с каким в апреле 1945-го года «Катюши» били по Берлину.
Может быть от этой аналогии и несколько странного способа освобождения заложников так тревожно бегали глаза генерала Михайлова, а лицо покрывалось красными пятнами.
Разъясняя журналистам тактику федерального командования (три генерала армии!), Михайлов уверял, что все заложники давно расстреляны чеченцами.
Поэтому не остается ничего другого, как сравнять дагестанское село с землей.
Почему?! — спрашивали журналисты, и новые красные пятна покрывали вальяжное лицо генерала. Что он мог сказать? Что уже более 300 раненых эвакуировано из-под Первомайского, что покрытые снегом поля зеленеют от неубранных трупов мотострелков, спецназовцев, собровцев, что уже случилась истерика с самим генералом армии Барсуковым, схватившим было автомат с явным намерением лично возглавить очередную атаку на село. Повисшие на генерале армии адъютанты и телохранители отняли у него автомат, вежливо, но твердо удерживая своего шефа на месте.
— Что я Ельцину доложу?! — кричал, пытаясь вырваться из железных рук подчиненных, директор ФСБ.
Это был крик души!
Всем своим стремительным взлетом, напоминающим взлет космической ракеты, сорокасемилетний генерал армии был обязан президенту Ельцину.
Начинал Михаил Барсуков командиром взвода Кремлевского полка, где простым сержантом начинал свою службу и всесильный Александр Коржаков — ныне начальник службы безопасности Президента, которого все существующие в России исследовательские и аналитические центры, следящие, как и положено в демократическом государстве, за рейтингами всех более-менее известных в стране политиков и общественных деятелей, единодушно уже в течение полутора лет называли самым влиятельным, а следовательно и самым могущественным политическим деятелем России после самого президента Ельцина, разумеется. Впрочем, так говорилось скорее из вежливости в официальных рейтинговых презентациях.
Но Россия была и осталась страной слухов. А слухи возносили генерала Коржакова гораздо выше самого Президента, и целый ряд газет самого разного направления уверяли, что «страной правит телохранитель президента».
«Власть в стране захвачена начальником дворцовой стражи!»
Все с готовностью верили в это. Стоило вылететь с должности какому-нибудь высокопоставленному чиновнику, как все это объяснялось тем, что он «не понравился Коржакову». И наоборот — «он дружен с Коржаковым», а потому быстро пошел вверх.
Так и быструю карьеру генерала Михаила Барсукова объясняли тем, что Коржаков не забыл своего старого командира взвода, где он сам тянул лямку сержантом, и, став главным телохранителем страны, рекомендовал Барсукова на пост коменданта Московского Кремля.