о клуба «Арлекино» Алексей Гусев, и президент республики Беларусь Александр Лукашенко, прибывший в Сочи из Киева, где вел тайные переговоры с президентом Кучмой об «интеграции».
А на российском телеканале в программе «Вести» появился сбежавший из Грузии и пригретый ФСБ в Москве бывший генерал-лейтенант КГБ и бывший шеф грузинской госбезопасности Игорь Георгадзе. Беглый чекист обвинил, как водится, Эдуарда Шеварднадзе в торговле оружием и наркотиками, а также в инсценировке покушения на самого себя. «Если бы я готовил покушение, — не без гордости заявил Георгадзе, — он был бы на кладбище». При этом заместитель министра внутренних дел России генерал Колесников добавил, что «Георгадзе будет выдан только тогда, когда Шеварднадзе представит доказательства его вины». В голосе замминистра звучало некоторое удивление: как это в Грузии смоглитак крупно поссориться два бывших генерала КГБ — Шеварднадзе и Георгадзе? Помиритесь, товарищи!
А в Петербурге бригада ФСБ ворвалась во всемирно известный Мариинский театр оперы и балета и увела оттуда в наручниках художественного руководителя и главного балетмейстера Виноградова и директора театра Малькова за получение взятки от канадского импрессарио в 10 тысяч долларов. Пачки «зеленых» были обнаружены в столе директора Малькова, который немедленно сдал и балетмейстера.
До того как стать директором театра, Мальков много лет проработал начальником отдела пропаганды и агитации Ленинградского обкома КПСС и дело свое знал не хуже, чем его легендарный дед, занимавший еще при Ленине должность коменданта Кремля и лично расстрелявший Фани Каплан, «чтоб с дуру много не болтала». Знаменитый генерал Черкесов доказал, что умеет искать не только книги Солженицына.
Однако интерес публики к этому весьма неординарному событию быстро погас. Вернее погас на следующий же день, 6 октября, когда из Грозного пришло сообщение о покушении на генерал-лейтенанта Романова.
Генерал ехал из своего штаба на встречу с профессором Хасбулатовым. Когда генеральский кортеж проезжал в подземном переходе вблизи площади «Минутка», прогремел сильный взрыв. Кто-то умудрился разместить под асфальтом в центре набитого войсками и сотрудниками ФСБ Грозного мощную радиоуправляемую мину. В отличие от предыдущих покушений на Шеварднадзе в Тбилиси и на Лобова в том же Грозном, в этом случае последствия былиужасны. Все находящиеся в машине, кроме самого генерала Романова, были убиты на месте. Сам генерал с тяжелейшими травмами головного мозга и грудной клетки в бессознательном состоянии был эвакуирован во Владикавказ, а оттуда на имеющейся в единственном экземпляре воздушной реанимационной лаборатории — в госпиталь имени Бурденко в Москве. Долгие месяцы ему предстояло пролежать, не приходя в сознание.
Сразу же после покушения Аркадий Вольский сообщил, что Романов, выезжая на встречу с профессором Хасбулатовым, согласовал с тем маршрут и время своей поездки за полчаса до выезда.
«Генерал Романов заплатил по счетам генерала Антонова», — сухо сообщила газета «Московские новости», напоминая о роли генерала в трагедии Самашек и тем самым автоматически списав все на чеченских диверсантов, хотя министр информации Ичкерии Мавлади Удугов категорически опроверг причастность бойцов сопротивления к этому покушению.
Его, разумеется, никто и не думал слушать. Поднятая в воздух авиация немедленно нанесла удар возмездия по селам и аулам Чечни, тысячами убивая мирных жителей. Геноцид маленького и гордого народа продолжался при гробовом молчании всего остального мира, декларировавшего бойню как «внутреннее дело России». Военные действия возобновились с прежним ожесточением. Десятки цинковых гробов в день с русскими офицерами и солдатами шли в разные концы России. Большую часть сбрасывали в братские могилы, предпочитая о них забыть. «Война пропавших без вести» — так нарекли чеченскую бойню в российской армии.
Между тем, президент Ельцин, отдохнув в Сочи, вернулся в Москву, успел снять с должности исполняющего обязанности генпрокурора Ильюшенко и отправился в Париж, а оттуда — в Нью-Йорк к другу Биллу. Кроме того, президенту Ельцину предстояло выступить на Генеральной ассамблее ООН.
Президент вернулся в Москву, которую уже трясло в предвыборной лихорадке. В столице творились вещи доселе невиданные.
Министр обороны Грачев судился с журналистом Пэгли из газеты «Московский комсомолец», который обвинил генерала в растрате казенных средств, предназначенных для строительства жилья для военнослужащих, на покупку шести «мерседесов» для собственного удовольствия. Как заметил один великий американец, «в демократическом обществе не дерутся, а подают в суд», что министр и сделал, потребовав, чтобы против журналиста возбудили уголовное дело. Этим самым министр сделал собственную явку в суд обязательной, но, естественно, совершенно не желал этого делать. Судья обычного московского райсуда Говорова трижды откладывала по этой причине слушание дела, а затем неожиданно вынесла постановление доставить министра обороны в суд принудительно с помощью участкового. Вся страна затаила дыхание, ожидая, как милиционеры поволокут в суд генерала армии. Но тот явился в суд самостоятельно и даже, обращаясь к судье, назвал ее «Ваша честь». Кто бы подобное мог представить даже во сне всего года три назад.
Никто не мог представить и того, что творилось в Государственной Думе. Владимир Жириновский, одержав блистательную победу над Тишковской,ходил героем и в очень приподнятом настроении. Обсуждая вопрос о том, что все депутаты должны пройти перед выборами медицинское освидетельствование на предмет вменяемости, Жириновский похвастался: «Меня это не беспокоит. Я очень здоровый человек… Моча у меня такая, что пить можно». Тут же верный Марычев стал пить что-то из трехлитровой банки, на которую была наклеена этикетка с надписью «Моча Вовы».
Демократическую часть Думы тревожило и другое. В парламент страны шеренгами рвались коммунисты, блокируясь по пути с явными и тайными уголовниками.
В МВД страны был сделан запрос, кто из кандидатов в депутаты на будущих выборах ранее был судим и находился в местах лишения свободы. МВД проявило редкую оперативность.
Начальник Центра Общественных Связей МВД, наш старый знакомый по Буденновску, полковник Ворожцов, глумливо ухмыляясь, зачитал список депутатов-уголовников. Открывал список ранее неоднократно судимый Сергей Адамович Ковалев, которого коммунисты морили в концлагере, а ныне травили в Думе. Следующим шел священник Глеб Якунин, также отбывший долгие годы в коммунистических концлагерях, над которым совсем недавно прямо на заседании Думы глумились фашисты. Потом следовал Юлий Рыбаков и т. д. — все, проходившие до 91-го года по знаменитой 70-й статье Уголовного Кодекса.
А на аэропорт в станице Слепцовской на территории Ингушетии совершил налет десантный спецназ, высаженный с вертолетов. Десантники похитили из кассы аэропорта 7 миллионов рублей, избили швейцарских рабочих, работавших над модернизацией аэропорта, и улетели так же быстро, как и появились. Президент Ингушетии Руслан Аушев пытался поставить этот вопрос на Совете Федерации, но никому подобные мелочи уже были не интересны.
Ибо 26 октября всю страну взбудоражило известие о том, что президент Ельцин второй раз за последние четыре месяца госпитализирован с резким обострением ишемической болезни сердца.
Когда же у Президента Ельцина случился первый сердечный приступ, те, кто пока не очень умело манипулировали Зюгановым и кучкой сбившихся вокруг него бывших функционеров средней руки от КПСС, поняли, что есть шанс захватить власть в стране вполне легальным путем, протащив в президенты на выборах 1996-го года своего человека.
Претендентов на этот пост было много, и, как обычно, в комфортабельном коммунистическом «подполье» в лучших старых традициях плелись византийские интриги. На пост президента претендовали: Петр Романов — директор химического комбината в Красноярске, всю жизнь занимавшийся, помимо боевых отравляющих веществ, изготовлением дешевой водки, а потому очень популярный в народе; бывший генерал КГБ Стерлигов, готовый уложить всю Россию в яму великой борьбы с сионизмом, и даже Александр Баркашов, превосходящий генерала по лихости. Но это были совершенно откровенные нацисты, не знающие наизусть ни одного из коммунистических заклинаний и, что самое главное, никогда, как Зюганов, не варившиеся вноменклатурном аппарате. Пусть даже на самом дне.
Поэтому о Зюганове заговорили как о едином кандидате от всех «патриотических сил». Это тоже был риск. Однако, все, исповедующие голый нацизм на зыбкой платформе антисемитизма, так лихо провалились на выборах самых различных уровней, что для воплощения в жизнь задуманной схемы совершенно не годились. Достаточно вспомнить, как поэт-патриот Станислав Куняев, главный редактор откровенно фашистского журнала «Наш современник», умудрился проиграть выборы в самой гуще православной Москвы еврею Заславскому. И подобные примеры практически не знали исключений.
Поэтому решили остановиться на кандидатуре Зюганова, который еще умел кое-как разговаривать на новоречи партийных инструкторов старых времен, от которой пенсионеры приходили в экстаз, как от мистического откровения. «Грядет революция старух!» — отметил один циник из зюгановского окружения.
Кроме того, огромным преимуществом Зюганова считалась его полная безликость и умение разговаривать с изяществом робота первого поколения. То есть абсолютно не слушая и не слыша собеседника.
Спросят его, скажем, журналисты: «Какова ваша будущая экономическая программа?», а он отвечает: «У России особый путь: социализм, православие и народность». Те: «Будут ли национализированы банки?», а Зюганов в ответ: «Русский народ всегда отличали соборность и тяга к социализму». И так далее.
Существовал, правда, риск иного толка. Еще никогда и нигде коммунистам не удавалось приходить к власти путем свободных выборов. Вообщекоммунисты без своих карательных органов были (да и чувствовали себя) также неуютно, как младенцы в джунглях.