– Что это такое? – спросил Бенджи по-английски.
Словно привыкший к разговорам с псами, старик как ни в чем ни бывало ответил:
– Печенье. Говорят, собаки их любят. Ты не хочешь?
Еще раз принюхавшись, Бенджи решил, что старик не соврал: это была еда. Он взял печенье из рук мужчины, разгрыз его и наконец позволил себе насладиться этим воистину незабываемым лакомством.
– Спасибо, – поблагодарил бигль.
Старик опустил его на землю и рассеянно потрепал по загривку.
– Пожалуйста, – ответил он. – Рад, что тебе понравилось. А сейчас я должен идти, Бенджи. Еще увидимся.
Через мгновение Бенджи понял, что старик использовал его секретное имя. Он что, его знал? Пес посмотрел, куда ушел мужчина, и почти инстинктивно последовал за ним. Это оказалось не так-то просто, как вообще-то должно быть. По опыту Бенджи, двуногие, которые пахли так же, как этот старик – то есть, шерстью, сладковатой мочой, потом и каким-то неподдающимся описанию разложением, – двигались медленнее, чем остальные. Но не этот мужчина. Этот шагал быстро. К тому же на Ронсесвейлз было оживленно. Бенджи подстерегало множество препятствий: женщины с колясками, другие собаки, и – хуже всего – праздные зеваки, которых всегда лучше опасаться – они либо наступят на тебя, либо выдавят с дороги. А почтовые ящики, фонари, мусорные баки, телефонные столбы, запахи кислого молока и жареного цыпленка из супермаркета, малинового варенья из пекарни, колбасы и сыры из лавочек вдоль улицы… Столько всего отвлекало внимание, буквально молило остановиться и обнюхать! Поспевать за стариком было той еще задачкой. И тем не менее, Бенджи от него не отставал, не упуская из виду пепельно-серые штаны мужчины.
Старик – Зевс в смертном обличье – прошел на юг до конца Ронсесвейлз, пересек улицу по диагонали и сел в подошедший трамвай. Забыв осторожность, Бенджи последовал за ним и запрыгнул в трамвай в тот момент, когда двери уже закрывались. Он легко нашел старика – тот сидел в самом конце – пес привстал на задние лапы, положив передние мужчине на колено. Тот, нимало не удивившись, помог биглю взобраться на сиденье у окна.
Бенджи одолевали смешанные чувства. Он не привык к трамваям, их движение и шум приводили его в замешательство. (Последний раз он ездил на трамвае много лет назад со своей хозяйкой, и та поездка ему совсем не понравилась.) Но сейчас рядом с ним был старик: необычное соседство, но вроде бы весьма доброжелательное, а если Бенджи что и знал, так это то, что на доброте можно сыграть. К тому же окно чуть-чуть, но все же отвлекало его от тревожных мыслей. Оно было приоткрыто так, что он мог высунуть морду и вобрать в себя разнообразные запахи Квин-стрит: от затхлости Паркдейла – мимо моста, воняющего так, словно он был сделан из голубиного дерьма, мимо травы и пропитанных мочой столбов, мимо бутиков, пахнущих пылью, духами, новыми тканями, – обратно в старые кварталы, к сумахам и кленам, к вечно манящему озеру с ароматами земли и рыбы. Все это опьяняло настолько, что очнулся Бенджи только в Лесливилле и понял: старика рядом больше нет, он исчез бог знает когда.
Хотя трамвай не был забит битком, кто-то, должно быть, пожаловался на присутствие Бенджи, потому что на Вудбайне, сразу за местом, пропахшим человеческим дерьмом (интересный, сложный запах, но с примесью чего-то, что напомнило биглю о саде смерти), к нему подошел водитель трамвая.
– Чья это собака? – спросил он у пассажиров.
Тон его дружелюбным не был.
Бенджи спрыгнул с сиденья прежде, чем водитель успел его схватить. Он ринулся к распахнутым дверям и скатился по ступенькам вниз прямо в новую, по сути, страну: неизвестную, немного пугающую. Миновав заправку, он двинулся на юг, инстинктивно направляясь к озеру.
Вскоре он дошел до пляжа. Деревья все еще стояли голые, но на них уже показались готовые проклюнуться лимонно-зеленые почки. В это время года особенно ни одна собака не могла с собой совладать: очень хотелось кусаться. Как будто у зубов существовали собственные желания. Подобрав гибкую, крепкую ветку, Бенджи бесцельно потрусил вдоль берега по холодному и жесткому песку.
Из пятнадцати псов, в чьи судьбы вмешался Аполлон, Бенджи лучше всех адаптировался к новому образу мышления. От природы эгоистичный, он использовал интеллект почти исключительно для удовлетворения своих желаний, потребностей и прихотей. Его нечасто беспокоили бессмысленные рассуждения. Но порой его разум словно обретал самостоятельность. Теперь, например, глядя на простирающуюся водную гладь, Бенджи недоумевал: зачем она здесь? Почему эта голубоватая не-земля должна тут быть? И где она заканчивается?
Эти мысли напомнили ему об исчезнувшем псе:
Шуршит листва, как будто мыши,
И птицы роются в земле.
Гниение деревьев – верный признак:
Зима, кстати, уже не за горами.
Но очень скоро Бенджи переключился на другие, более важные мысли. Что он будет есть и где будет ночевать? Если люди здесь (рядом с этой полосой бесконечной воды) хоть сколько-нибудь были похожи на живущих около Хай-парка, он бы обязательно нашел кого-нибудь, кто позаботится о нем. Закусив ветку покрепче, бигль продолжил путь вдоль пляжа, направляясь на восток.
Довольный, Бенджи был слишком рассеян, чтобы заметить осторожно приближавшуюся дворнягу. К тому моменту, как он увидел собаку, – и его захлестнула паника, потому что он не мог сразу понять ее намерений, – дворняга уже напрыгивала на него, обнюхивая ему анус и гениталии, заходясь лаем, как будто вот-вот умрет от удовольствия.
– Ты тот маленький пес из моей стаи! – воскликнула дворняжка, безумно виляя хвостом.
По этим словам, произнесенным на языке, который мог понять только кто-то из пятнадцати псов, Бенджи узнал исчезнувшего товарища. Так и есть, это был Принц. («Как непредсказуема жизнь, – подумал Бенджи. – Я как раз его вспоминал».)
– Пропавший пес, где ты был? – спросил Бенджи.
– Он помнит! – заревел Принц. – Ты помнишь наш язык!
От радости, которую он был не в силах выразить словами, Принц забегал вокруг бигля кругами, высунув язык. Он как будто гнался за восторгом, который его же и подпитывал. Бенджи, конечно, понимал, что значила эта беготня, но восторгов Принца не разделял. У него за плечами было плохо кончившееся сожительство с Мэжнуном, а до этого – со стаей, которую он убил. Тот факт, что Принц принадлежал к этой почти вымершей компании, Бенджи совсем не радовал.
– Пес, – сказал он, – хватит бегать.
– Я так долго был в изгнании, – воскликнул Принц, – думал, что уже позабыл наш язык.
– Наш язык не важен, – заметил Бенджи. – Знание человеческого языка – вот что имеет значение.
– Человеческого языка? – переспросил Принц. – Да это же просто шум. Ты на нем говоришь?
– Да. Могу научить тебя тому, что знаю сам, если хочешь.
– Ну разве что пару слов, если настаиваешь, – без особого энтузиазма ответил Принц.
Бенджи подошел к озеру, вдыхая его запах. Какой смысл учить дворнягу, подумал он, если пес так цеплялся за свое невежество.
– Где ты был? – спросил бигль.
Принц много где побывал с тех пор, как они виделись последний раз, но ни одно из этих мест не обрело для него того значения, как роща в Хай-парке, из которой он сбежал, – дом его стаи.
– Что случилось с остальными псами? – спросил Принц.
Без особых эмоций Бенджи выдал ему сильно урезанную версию произошедшего. Все остальные мертвы, сообщил он, отравлены неизвестной рукой. Сам он чудом спасся. Вот в такой форме – жесткой, без упоминания здравствующего Мэжнуна – Принц узнал об исчезновении стаи.
О, каково это было за считаные мгновения пережить целую гамму чувств – от радости до отчаяния! Принц сел и застонал. Исторгаемые им звуки были таким безудержным выражением горя, что даже люди вдалеке остановились, прислушиваясь.
– Мы последние из стаи, – промолвил Принц.
– Да, – ответил Бенджи. – Все это очень печально. Но расскажи мне, что же случилось с тобой.
Бенджи не интересовала судьба Принца. Все, что он хотел знать, – это выучил ли Принц что-нибудь полезное. Пес, болтливый по натуре, отвечал биглю как мог. Но опустошенный внезапной потерей почти всех, кто говорил на его языке, мыслями Принц был далеко.
Последовав за Гермесом прочь из рощи, Принц начал, сам того не подозревая, долгий путь на восток. Он не хотел бросать стаю или терять то, что так много для него значило – новый язык. Он думал остаться в парке, избегая остальных псов, пока не пройдет какое-то время и их ярость не утихнет, но его как будто подхватило течением и уносило все дальше и дальше от логова.
Начать хотя бы с того, что той зимой его усыновила семья из Паркдейла. Он был счастлив, но с приходом весны потерялся, когда погнался за белкой в незнакомом ему районе. Он не сильно горевал и семью больше не искал. Какое-то время его подкармливал человек, чье дыхание и слуховые проходы пахли протухшей рыбой. Этот человек жил к востоку от Паркдейла. Еще восточнее, в Тринити-Белвудс, на Принца напала немецкая овчарка, а потом его пожалела и приютила у себя какая-то женщина, которая кормила его, пока не зажили раны. Она пахла ветром с прерий, откуда был родом сам Принц, и он остался бы с ней, если бы через какое-то время она не перестала пускать его в дом.
Оттуда – к югу от Дандаса и Мэннинга – его похитили. То есть заманили в автомобиль, управляли им взрослые, но забит он был детенышами двуногих. Так пес оказался где-то далеко, к северу от озера: у Авеню-роуд, к югу от Эглинтона. Принц был от природы добродушным. Ему все было любопытно, но детеныши не оставляли его в покое. Постоянно какой-нибудь ребенок – с дыханием, пахнущим сахаром и летними ягодами – вис у него на шее. Но даже несмотря на это, он бы остался. Люди были, по большей части, добры. Единственной проблемой был поводок, который они для него выбрали, – удавка, на которую он даже смотреть не мог без содрогания.
Бо́льшая часть поводка была сделана из черной кожи. Но вот ошейник состоял из металлических звеньев с двумя ограничительными концами вместо застежки – оказавшись на шее, цепочка либо свободно болталась, либо, когда поводок натягивали, душила пса. Это не только было неприятно само по себе, но и когда на Принца время от времени набрасывались другие собаки, ему приходилось выбирать между удушением (поскольку человек на другом конце поводка пытался его удержать) и защитой. То есть, его либо кусали, либо душили. Это превратило прогулки в ежедневный источник тревоги. Чувствуя, что он тронется умом, если останется, Принц однажды ночью распахнул дверь дома и убежал.