На пересечении Авеню и Сейнт-Клер он снова подался на восток, перебиваясь то тут, то там угощениями от людей, иногда ночуя на задних дворах чужих домов, выискивая еду в глухих переулках и за ресторанами. Двигаясь по городу, он вынюхивал озеро, которое при удачном направлении ветра дразняще пахло водорослями и землей – ароматами, быстро растворяющимися в скоплении запахов города.
Пересекши город из одного конца в другой, Принц затруднился бы с ответом на вопрос, что это был за город. Не в плане размеров, которые пса и не интересовали, а в плане его – города – сущности. Он отличался от Ральстона, где он родился и где жил его первый и до сих пор любимый хозяин. Ральстон был «домом». И Принцу всегда мучительно больно было вспоминать о нем.
Торонто был, прежде всего, местом для людей, их теплых берлог и непредсказуемых настроений. Город пах ими: от приятного мускуса их гениталий и задниц до сладких сложных ароматов, которые за них цеплялись. Люди были проклятием города и его благословением, его смыслом и сутью. Но что Принцу в этом городе нравилось, что сделало его местом действия большинства его стихов, – так это то, как город пах. О чем бы пес ни думал и что бы ни чувствовал, всегда был какой-то отвлекающий запах: человеческий – да, конечно, но сколько всего было еще: от вони гниющих грызунов вокруг Гренадерского пруда до аппетитных ароматов карри-хаусов вдоль Данфорда и Виктории-парк. Только покойник не оценил бы такое разнообразие городских запахов.
Бенджи, утомленный рассказом Принца о его путешествиях, перебил его:
– Да-да, понятно, но где ты спишь и что ты ешь?
– У меня нет какого-то одного места, – ответил Принц. – Я знаю несколько убежищ, где люди кормят меня и позволяют зайти внутрь.
– Эти логова поблизости? – спросил Бенджи. – Я голоден.
– Одно неподалеку. Хочешь пойти со мной?
– Покормят ли люди и меня тоже?
Принц на мгновение задумался. Он никогда никого не приводил ни в одно из известных ему мест, но он никогда и не встречал никого из своих товарищей по стае здесь, у озера. Никого из своих товарищей по стае? А никого больше и не осталось, этот пес был последним, а следовательно, самым важным и значил для Принца больше, чем все люди, вместе взятые.
– Не знаю, почему бы им тебя не покормить, – ответил он.
И он повел Бенджи к дому недалеко от пересечения Родса и Джеррард.
Дом, о котором шла речь, был маленьким и неказистым, казалось, что он вот-вот развалится. Он был белым (или, скорее, когда-то был белым), с выкрашенным в старчески голубой крыльцом. Хотя дело было уже во второй половине дня, Принц сказал:
– Они так рано не просыпаются. Нам придется подождать.
Что они и сделали, разлегшись рядом на крыльце. Пока они ждали, Принц вспомнил больше подробностей о времени, проведенном вне стаи, о своих впечатлениях от города и прервал свое повествование, чтобы прочитать одно из новых своих стихотворений:
Потрогав лапой корку зимнего пруда
И убедившись, что вода замерзла,
Он заскользил вперед по кромке льда.
Тоска по дому? Или идиллия?..
Слушая Принца, Бенджи испытал чувство, которое редко его посещало – скуку. Он не знал слова для скуки, но это чувство сопровождалось почти осязаемым желанием заставить Принца замолчать. Не то чтобы пес нес что-то хоть сколько-нибудь оскорбительное. Просто то, что пес говорил, не имело для Бенджи никакой пользы. Кроме того, он ненавидел усилия, которые должен был прилагать для понимания некоторых слов. Поэтому он почувствовал облегчение, когда скрипнула дверь, щелкнула москитная сетка, и на крыльцо вышел человек. Это был мужчина – высокий, внушительный, с черными волосами. Он закурил, а потом, увидев собак, крикнул:
– Эй, Клэр! Твой пес привел друга!
– Что? – послышалось из дома.
– Твой пес! Он привел с собой еще одного.
Снова щелкнула сетка, и на крыльцо вышла невысокая женщина в розовом махровом халате, с такими же темными, как у мужчины, волосами, и подведенными глазами. Она затянулась сигаретой мужчины и погладила Принца.
– Привет, Рассел, – сказала она. – Привет, мальчик. Где ты пропадал?
Принц вздрогнул от ее прикосновения.
– Ты это видишь? – ткнул ее мужчина. – У него блохи.
– Нет у него никаких блох. Оставь его в покое!
Еще недавно наблюдая за человеческой парой «вблизи», потратив время на изучение основ их языка, Бенджи решил, что понимает динамику отношений и этой пары. Более того: он увидел возможность застолбить место и для себя. Итак, как только женщина закончила уверять, что блох у Принца нет, Бенджи встал на задние лапы, сложил передние будто в молитве и продекламировал начало «Ярмарки тщеславия»:
– Адним ссонечным ииуньским утрррам, кагда нынешний век был йищо неаперифшимся йунтсом…
Это было все, что Бенджи успел произнести, но впечатление он произвел. Хотя с пониманием акцента бигля и возникли проблемы, но пара узнала ритм человеческой речи. Они смотрели на Бенджи во все глаза как на какую-то диковинку. Прошло добрых десять секунд, прежде чем мужчина сказал:
– Что, черт возьми, это было?
– Не знаю, – ответила Клэр. – Он разговаривает?
Внезапно мужчина поднял Бенджи за шкирку и, приблизив морду пса к своему лицу, спросил:
– Ты разговариваешь?
Бенджи мог, конечно, в рамках своих ограниченных возможностей, разговаривать. Чего он не мог, так это говорить, пока его шея ощущала вес задницы. Он дергался, чувствуя все больший дискомфорт, и удавалось ему только что-то лаять и наполовину умоляюще хрипеть.
– Отпусти его, – вмешалась Клэр. – Как он будет говорить, если ты его душишь?
– Собак так и держат, – ответил мужчина, но опустил Бенджи на землю.
Принц, спрыгнувший с крыльца, позвал своего товарища по стае:
– Пойдем отсюда, – сказал он. – Большой человек не всегда добрый.
Но Бенджи остался сидеть у ног мужчины, выжидающе виляя хвостом.
– Видишь? – обратился тот к Клэр. – Ничего плохого я ему не сделал.
– Да, но ты напугал Рассела, – ответила она.
– Да кого это волнует? Готов поспорить, этот умеет делать всякие трюки.
Обратившись к Бенджи, он скомандовал:
– Перевернись!
Что бигль и сделал.
– Притворись мертвым!
Бигль сделал и это.
– Танцуй!
Бенджи встал на задние лапы и начал описывать аккуратные круги вокруг своей оси.
– Говори! – приказал мужчина.
И снова Бенджи процитировал столько, сколько помнил из «Ярмарки тщеславия».
– Да этот говнюк – чистое золото, – произнес мужчина.
Несмотря на привязанность к «своей» собаке, Клэр согласилась, что бигль как будто их понимал. К тому же, он был небольшим и совершенно очаровательным. Значительная часть ее привязанности к Расселу тут же перешла на Бенджи.
– Он наверняка чей-то, – сказала она.
– Нет, – отозвался сам Бенджи. – Нет, нет, нет!
– Ты его слышала, – засмеялся мужчина. – Он никому не принадлежит. К тому же закон на стороне фактического владельца.
– Думаешь, нам стоит его оставить?
– Не вижу причин, почему бы и нет. Никакой информации о хозяевах на нем нет – ни ошейника, ни бирки. Как тебя зовут, мальчик? Можешь произнести свое имя?
– Бенджи, – ответил бигль.
– Бенни? – переспросила Клэр.
– Бенджи, – вновь повторил пес.
– Бенни так Бенни, – решил мужчина.
Он раздвинул сетку, впуская бигля в дом. Принц нерешительно взобрался на крыльцо, намереваясь последовать за своим товарищем по стае.
– Нет, ты – нет, – сказал мужчина.
Он выставил ногу, преграждая Принцу путь. Клэр ничего не возразила. Она зевнула и вошла в дом за Бенджи, мужчина последовал за ней, закрыв за собой дверь. Вот так столь же внезапно, как и обрел, Принц потерял бигля, который, как он считал, был последним из говорящих с ним на одном языке. В последующие месяцы Принц регулярно возвращался к этому дому. Иногда его прогоняли. Иногда он сидел на крыльце, ожидая, что его впустят, и он сможет поговорить с Бенджи. Однако больше Принц маленького пса с висячими ушами не увидит.
Мужчину звали Рэнди. Это Бенджи запомнил быстро, потому что Рэнди учил бигля произносить свое имя. Мужчина был в восторге, когда за считаные часы Бенджи освоил звук «р».
Рэнди говорил:
– Эй, Клэр! Смотри, чему я его научил…
Затем Бенджи произносил имя мужчины, перекатывая «р» во рту так, словно был французом:
– Рррр-энди.
Парочка смеялась, а Бенджи, понятия не имевший, почему это имя вызывает такой восторг, смотрел на них, склонив морду набок. Должно быть, было что-то такое в звуке этого имени, потому что потом, когда Рэнди уставал от игры, он спрашивал не «Как меня зовут?», а «Как ты себя чувствуешь?». Ответ «Рррр-энди», как и прежде, заставлял их покатываться со смеху.
Рэнди с Клэр казались Бенджи странными, и за те несколько месяцев, что он провел с ними, ему довелось наблюдать эту странность вблизи. Но в то же время они были совершенно обычными. Когда им хотелось есть, они ели. Когда хотелось пить – пили. Их логово, разумеется, было устроено так, чтобы удовлетворить все эти потребности за раз. На кухне они всегда были не больше, чем в шаге или двух от еды или питья. Их холодильник – как и все холодильники – прекрасно иллюстрировал эту особенность. Он был высоким, широким, и не заметить его было невозможно. Как только дверца его приоткрывалась, он выдыхал запахи жира, сладостей и специй. Другие уголки дома были не менее заманчивыми. Например, высокие шкафы, казалось, были сделаны из кокоса, сахара, муки, соли и уксуса. А еще была комната, где люди мылись и мазались химикатами. Ванная поражала воображение Бенджи, было удивительно наблюдать за тем, как и без того бледные существа мажутся кремами, чтобы сделать себя еще бледнее. Было ли что-то такое в белом цвете, что придавало статус? И если да, то какой смысл рисовать черные круги вокруг глаз или красные вокруг рта?
Но если ванная удивляла, а кухня восхищала, то как можно было описать спальню? В этой комнате парочка проявляла себя самым странным образом. Спальня таила, конечно, свои удовольствия. Там спали все трое – Бенджи, Рэнди и Клэр. Именно здесь они были стаей, здесь Бе