А вы, наглец, уйдите вон!
Я шум такой устрою тут,
Что все соседи прибегут.
Ведь здесь — семейная постель,
А не какой-нибудь бордель!”
Втирать очки она умела:
’’Хозяин мой ушел по делу.
Да в здравом ли рассудке вы?
Ох, не сносить вам головы
За то, что причинили вы!” —
’’Мой друг, не заслужил я гнева.
Вы умница, вы мной любимы.
Беда, не дождались зари мы,
Чтоб встать. Сейчас глухая ночь.
Так что гоните страхи прочь!
И пусть не будет ночь тяжелой!
Лежите, как лежали, — голой,
Как это было сотни раз!
И да хранит Всевышний нас.
Я так люблю вас, дорогая!” —
”Сир, — слышит он, — удивлена я
Что мужа не узнала я,
Вас огорчив. Вина моя!
Безумец вторгся, показалось,
А это — вы... Какая жалость!
Да, что-то на меня нашло...
Продрогли вы, а здесь тепло” —
Твердит, на грудь его маня. —
’’О сир! Простите же меня!
Я встретиться с супругом рада.
Обида сменится наградой.
Я подняла весь этот крик,
Поскольку страх мой был велик.
Да, страх перед чужим мужчиной
Переполоху бьл причиной.
Вы, знаю, любите поспать.
Так что усните-ка опять!
Сейчас нет ничего умнее!”
Женой утешенный своею,
Муж спал до утренних лучей
И, чувствуя себя бодрей,
Собрался быстро он в дорогу.
И муженька вручила Богу
Глаз не сомкнувшая жена.
Еще не ведала она
О предстоящем ей позоре,
Бесчестье и нежданном горе:
Ведь, озабочен сонмом дел,
Супруг штаны писца надел.
Никто не зрел подмены странной.
Муж вышел, и к своей желанной
Спешит любовник из укрытья:
’’Обязан, милый друг, хранить я
Вне подозрений вашу честь,
А ведь у вас соседи есть.
Им только дай узреть мужчину
У вас! И потому покину
Как можно раньше я ваш дом”. —
’’Любезный друг, есть правда в том,
Вздохнула дама. — Но хочу я
Еще четыре поцелуя:”
Так вновь постельная игра
Была затеяна с утра.
Потом, натешившись немного,
Они себя вручают Богу.
Вдруг, взяв штаны, вопит писец:
’’Они чужие!.. Мне конец!
А где ж мои? На муже, значит!” —
Расстроенная дама плачет —
Приятно ль слышать ей такое?!
Теперь не будет ей покоя.
Что ж, поднялась, надела платье
И снова бросилась в объятья.
Лаская друга с новой силой,
Во имя страсти попро сила,
Чтоб освятил скорей он сам
Все, что скрьюать дано штанам.
Не чуя ничего дурного,
Подругу друг лобзает снова,
Исполнить просьбу обещая.
Нет ласкам ни конца, ни края!
’’Все обойдется как-нибудь, —
Ей шепчет он, лобзая грудь. —
Все кончится благополучно!”
И даму вновь лобзает звучно.
Пришлось им наконец проститься.
Красотка, хитрая лисица,
Решила избежать бесчестья,
Надеясь на уловки лести,
И, чтоб все было шито-крыто,
Идет к монаху-минориту
И говорит, сознавшись честно
Во всем, что вам уже известно:
’’О помощи взываю я!” —
”Но что могу я, дочь моя?” —
’’Мой муж вам верит. Потому
Одно скажите вы ему,
Когда, смущен догадкой в Мэне,
Меня он обвинит в измене,
Что, мол, штаны у вас я в долг
Взяла, такой в том видя толк:
Мол, поносив их, можно в ночь
Зачать то ль сына, то ли дочь.
Волшебны только ваши! Мне
Так, мол, привиделось во сне.
Моей уловки неужели
Не осветят благие цели?!
Впредь жить безгрешно поклялась я!”
Ну, кто бы ей не дал согласья?!
И обольщенный минорит
’’Согласен!” даме говорит.
Домой она пошла, ликуя.
А вот теперь вам расскажу я
О муже. В Мэне натощак
Он торговал лишь кое-как.
Обеда долго ждал купец
И вот дождался наконец.
Насытивши свою утробу,
К штанам он руку тянет, чтобы
Достать монету расплатиться.
Как вспоминают очевидцы,
На пояс глянул он — и что ж? —
Чернильницу, перо и нож
Узрел он... Да, штаны чужие!
И обругал жену впервые:
’’Вот шлюха!” — он воскликнул страстно
Тут закивали все согласно:
Был а в том истина сама.
Простак чуть не сошел с ума —
Так был расстроен и растерян.
Ведь сам-то он жене был верен!
После того, что с ним стряслось,
Он, ревность затаив и злость,
Домой придя, сказал жене:
’’Сударыня, известны мне
Все хитрости, вся лживость ваша.
Полным-полна терпенья чаша!”
Супруга, не смутясь ничуть,
Посмела мужа упрекнуть:
’’Зачем же, друг мой, столько крика?
Свой гнев сдержите, мой владыка:
Ведь правда неизвестна вам.
Поверьте же моим словам!
Вас беспокоит часть одежды,
В которой все мои надежды.
Зачать ребенка нам должны
Помочь монаховы штаны.
А как? Я объяснить готова,
Коль вам угодно до алькова
Сейчас проследовать за мной!”
Войдя туда вслед за женой,
Снимать с себя чужое бремя
Он стал. ”О нет, еще не время!” —
Воскликнула его жена.
Пред ним красуется она,
Задрав как можно выше платье —
Приди же, мол, в мои объятья!
”Вы до тех пор, — твердит без страха,
Должны носить штаны монаха,
Пока не подтвердит вам он,
Что вещий мне приснился сон.
Так отправляйтесь с этой целью
К нему в монашескую келью!
Узнаете благие вести,
И мы порадуемся вместе”.
И муж пошел в чужих штанах
В тот монастырь, где жил монах.
Там в темной келье среди скал
Он францисканца разыскал.
Тот, чтоб прикрыть постыдный грех,
Едва удерживая смех,
Ведет ревнивца для беседы
К себе и, чтоб не множить беды,
Нашептывает тот рассказ,
Которым я потешил вас.
Все сделано для пользы дела
Так, как изменница велела.
Был счастлив муж: ’’Святой отец,
Я правду знаю наконец!
Как душу облегчили мне вы!
Чуть не убил в порыве гнева
Жену я — и попал бы в ад.
Она невинна. Как я рад!”
Сказал монах: ’’Штаны я спрячу.
Они мужьям несут удачу.
Да ниспошлет вам благодать
Господь, чтобы дитя зачать!
Вам радость сон жены сулит”.
И удалился минорит.
Добряк, вернувшийся домой,
Супругу молит: ’’Ангел мой,
Забудем злоключенье это!
Даю пред Богом два обета:
О вас да не помыслю худо!
И ревновать вовек не буду!”
Такая речь жене по нраву.
Затея удалась на славу:
Любовник насладился впрок,
И муж от истины далек;
Ей был послушен минорит,
Измена скрыта, страх забыт.
Все получили по заслугам!
Сумей-ка так вертеть супругом,
Чтоб наставлять рога незримо
И оставаться невредимой!
Свои любовные дела
Лиса устраивать могла,
Забыв про стыд, презревши совесть
Тем и закончу эту повесть.
Из «Книги рыцаря Делатур Ландри, написанной в назидание его дочерям»[34]
Глава 1
Прекрасно и благородно всматриваться в зеркало древних историй, написанных нашими предками, чтобы подать нам добрый пример и поведать о добрых деяниях, совершенных ими, или чтобы помочь нам избежать зла, которого, как мы видим, они избегали. И заговорил я так, и сказал своим дочерям: ’’Мои дорогие дочери! Поскольку я очень стар и видел свет дольше, чем вы, я хочу поговорить с вами о жизни мирской согласно своему разумению, которое невелико; но велика моя любовь к вам, и велико мое желание, чтобы вы обратили свои сердца и помыслы к Богу, смиренно служа ему, дабы обрести честь и благополучие в этом и том мире; так как несомненно, что всякое подлинное благо, честь и достоинство мужчины и женщины идут от Него, по милости Его святого духа; и дает долголетие или короткий век мирским и земным вещам, кои угодны Ему, так как все совершается по воле и указанию Его, и поэтому вознаграждает Он сторицей всякое добро и службу, которую оказывают ему. А посему, мои дорогие дочери, благо — служить такому сеньору, который воздает сторицей”.
Глава 3О двух рыцарях, любивших двух сестер
Как рассказывается в константинопольских историях, у одного императора было две дочери, из которых младшая была благочестива и любила Бога, и почитала Его. Всякий раз, просыпаясь, она поминала усопших. Они спали вместе в одной постели — старшая и младшая. И когда старшая просыпалась, она слышала, как младшая произносит молитвы, и подсмеивалась над ней, и ругала ее, и упрекала ее, что та мешает ей спать. И вот случилось, что юность и довольство, в котором они были взлелеяны, побудили их полюбить двух рыцарей-братьев, очень красивых и благородных. Долго томились они, покуда не признались одна другой в своем влечении, и назначили двум кавалерам час, чтобы те пришли к ним ночью тайно. И когда тот, кто должен был прийти к младшей, собирался отодвинуть занавеску ее постели и подойти к ней, показалось ему, что он видит более тысячи мужчин в саванах вокруг девушки. И от этого почувствовал он такое отвращение и такой страх, что ужаснулся; лихорадка охватила его, и, больной, он слег в постель. Но с другим рыцарем такого не произошло, и вошел он за занавеску к постели девушки, и понесла она от него. Когда император узнал, что старшая дочь его в тягости, он приказал ночью утопить ее, а с рыцаря содрать кожу. И так, из-за своего постыдного вожделения, оба и погибли. А вторая дочь была спасена, как я вам об этом рассказал и еще поведаю. Наутро повсюду говорили, что тот рыцарь лежит больным в постели; та, из-за которой болезнь его охватила, пришла проведать его и спросила, как приключилась с ним болезнь. И он рассказал ей правду, как он собирался отодвинуть занавеску и с удивлением увидел много мужчин в саванах вокруг нее, и вот, сказал он, столь велики были страх и отвращение, охватившие меня, что я едва не пришел в ярость, а потом испугался. Когда девушка услыхала правду, она очень удивилась и возблагодарила смиренно Бога, который спас ее от погибели и позора. И с тех пор она почитала и восхваляла Бога каждый раз, как просыпалась, и так же кротко, но еще чаще, чем раньше, поминала усопших; и держалась целомудренно и строго, и не замедлило случиться так, что один великий греческий царь попросил ее в жены у ее отца, и тот отдал ему ее; с тех пор стала она добропорядочной дамой, известной добродетелью своей. Так была спасена эта девушка, чтобы молить и почитать Бога и молиться об усопших. А ее старшая сестра, которая подсмеивалась над ней и занималась обманом, умерла обесчещенной. И поэтому, мои дорогие дочери, вспоминайте об этом примере каждый раз, когда вы просыпаетесь, и не засыпайте до тех пор, пока вы не помолитесь об усопших, как это делала дочь императора.