В каком клубе был? — жестко осведомился он. — Говори. Будем выяснять.
Да что случилось-то? — возмущенно вскрикнул Квасницкий. — Какая половая разница? Что вы ходите вокруг да около, говорите сразу! — нервы его разом сдали, маска симпатяги-сноба съехала набок, обнажив гримасу внутреннего надлома и готовности к обороне. — И… где же главный обвинитель, следящий за чистотой рядов! Или решил появиться после в мантии и с судейским молотком? Эй! Тимур Закареевич! Ваш выход!
Если до сих пор «подозреваемый» не был до конца испуган, то реакция слушателей на последнюю реплику должна была привести его в состояние мистического ужаса.
Клим, резко закашлялся, поперхнувшись дымом, Юсупов вскочил с кресла, а Сильвестр, оторвав спину, наклонился в сторону Квасницкого и сдавленно прохрипел:
— Рома… Ты о чем? Тимур убит!
Слова Гарина, или скорее его движения, произвели эффект, подобный хорошему хуку. Квасницкий резко откинулся назад, и рухнул с пуфика, затылком в пол, зажигалка, выскользнувшая из его рук, устремилась вверх, совершила неправильную синусоиду и громко шмякнулась о паркет.
— Труп намбер ту! — прокомментировал затихшего на ковре силиного зама ошалевший Юсупов.
Клим бросился на колени возле Квасницкого, проверил пульс и с облегчением крикнул застывшему на диване Гарину:
— Да обморок, ничего страшного. Где-то там был нашатырь!
Флакон с нашатырным спиртом был тут же доставлен Муази. "Вот уж и у стен есть уши! — подумал Клим и тут же ехидно одернул себя. — Впрочем, что удивляться, все находятся в боевой готовности!" Пострадавшего усадили на диван и привели в сознание. Роман долго хлопал глазами и открывал-закрывал рот, не издавая при этом ни звука. Он вообще смотрелся как-то нелепо, сразу постарел, веснушки, особенно ярко выступившие на фоне нехарактерной бледности, портили его, как будто превратившись из украшения в симптомы кожной болезни. Он стал похож на сгорбленного маленького старичка, особенно это впечатление усиливал рефлекторно сжатый обеими руками флакончик с нашатырем, который он время от времени приближал к носу. Наконец, его в очередной раз открытый рот выдал ошалелый вопрос:
— Что Тимура действительно убили или мне приснилось?
— Какой уж там сон, скорее бессонница, — заметил меряющий угрожающими шагами ковер Юсупов.
Он покосился на Квасницкого с недовольным опасением: не дай бог опять в обморок грохнется, чувствительная натура! Кто бы мог подумать?! Похоже, доблестному Алиму на все сто не угодила реакция Романа, что определенно выводила его из круга подозреваемых. Только вот что-то он там болтал о "чистоте рядов"?
— Но ведь его же не могли убить?! — Квасницкий достаточно быстро пришел в себя и по-деловому уловил суть проблемы.
Клим вздохнул: дальше логически должна была последовать просьба предъявить тело. Мол, дайте, ребята убедиться. Впрочем, проверить правоту логики Бурову помешал активно вступивший в разговор Гарин. Он только что опрокинул рюмку виски, затребовав бутерброд у Муази, вновь озарившей гостиную своим присутствием, и брутально сжевал закусь. Причем, Клим мог поклясться, что спроси сейчас кто-нибудь у Сильвестра об ингредиентах съеденного бутерброда, тот вряд ли бы ответил. Зато Вера Пална бы не растерялась: все знает, все видит, никто ее с поля боя не гонит. Без сомнения она знает больше, чем говорит. Надо бы не упустить из виду эту тихую последовательницу Брюса Ли…
После перекуса Сильвестр медленно потер руками, подошел к ближайшему к дивану креслу, где валялась брошенная Квасницким куртка, вручил ее опять же Вере Павловне с просьбой убрать в гардероб. Затем уселся в это кресло и деловито уставился на потерянного Романа.
— Так. Рома, давай-ка подробненько. В чем была суть вашего с Тимуром конфликта? Вы ведь ругались, так? Он ведь тебя обвинял?
— Ну д-да… — неуверенно проблеял Роман и заерзал всеми частями тела, избегая смотреть в глаза, — так ты же, наверное, и сам все знаешь…
— Значит, ты взял диск! — напирал Гарин.
— Д-диск? Диск… — и тут Клим уловил в голосе Квасницкого едва различимое облегчение. — Я его не брал. Это Мунасипов думал, что я его взял.
Смотри, Клим, все-таки Тимур был в курсе пропажи… — обозначил тему Гарин, — значит, убийство напрямую связано с кражей!
"Но оно не связано с кражей! — отчаянно протестовал про себя Буров. — Никоим образом не связано!" Только вот доказать это теперь будет трудновато. Разве что…
— Роман, расскажи, о чем вы разговаривали с Тимуром до твоего отъезда, — пусть это была тлеющая ниточка, но Клим не собирался ее упускать из рук.
Квасницкий задумчиво покривил губами:
— Да я не придал этому никакого значения. Все ж навеселе были. Ну он уговаривал меня бросить глупые прожекты, в частности, Мишель… — значит, все-таки Мишель! — А потом с этим диском… Да я и не знаю, что на нем! Силя, ты хоть скажи, — он умоляюще взглянул на Гарина, — что там за инфа была?
— Последний проект Тимура! — с акцентом на «последний» коротко бросил Гарин.
— А…это. Да кому ж он нужен? Ты ведь и сам не хотел ввязываться в этот блудняк! — Квасницкий с флегматичным недоумением мусолил свои кудри, словно пытался их рапрямить. — Все было на стадии предвариловки…
— Рома, а кто мог взять? У тебя есть какие-нибудь предположения?
— Да только свои к нему доступ имели. Вроде никто и не мог. У нас же никогда не было прецедентов. Ты же сам постановил, что в местном сейфе мы никогда особо важного не храним. Кстати, и сейф частенько открытым остается. Если кто взял, то именно за этим списком несчастным охотился. Не по дурочке. Видимо, кому-то нужна была эта утечка. Только тут надо со стороны Тимура копаться. Из наших ведь никто не знал: ты да я.
— Вот именно, — энергично встрял Юсупов, — ТЫ знал!
Роман звонко поставил нашатырь на журнальный столик и свысока одарил Юсупова презрительным взглядом. Вот уж от кого он не собирался сносить никаких подозрений.
— Я в принципе не вижу резона этот диск воровать. Это же не более чем схема, да еще и не введенная в действие. А теперь естественно и не будет введена!
— Прости, у меня еще вопрос не по существу, — Клим пытался максимально смягчить интонацию, понимая, что Роме и так уже досталось, — Дело в том, что вчера я случайно заметил, что ты подарил Нонне духи. Я даже позавидовал твоей оригинальной манере поздравлять именинника, начиная с его второй половины. Но речь не об этом…
У Квасницкого вдруг протестующе отвисла нижняя челюсть:
— Я… я ей ничего не дарил. Никаких духов!
— Но я вчера видел… в конце концов, не вижу в том ничего крамольного!
Силя, сложив руки на груди, с интересом прислушивался к разговору. Клим, поймав его взгляд, обреченно пожалел о том, что он с «Есениным» беседует не с глазу на глаз. Но что жалеть о невозможном: Квасницкий — особый случай. Все остальные подвергались "раздельному интервьюированию". Этот метод не принес ожидаемых результатов: никаких противоречий и путаниц в показаниях выявлено не было. Юсупову это не нравилось, и он решил перейти в наступление.
— Я повторяю еще раз, — голос Квасницкого окреп, и в нем послышалось холодное отторжение в адрес всех сущих следователей и сыщиков. — Я не дарил никаких духов. А если уж вы суете нос не в свое дело, так надо это делать профессионально. Я по просьбе Нонны Константиновны купил по дороге мужскую туалетную воду, которую она хотела преподнести Сильвестру, но не успела ее приобрести заранее. Естественно, я ее просьбу выполнил.
Черт! Пусть микроскопическая, но еще одна зацепка уничтожена. Буров совершенно не учел, что в природе существует парфюмерия для мужчин. Прощай, Кензо! Конечно, нужно еще уточнить у Нонны, правду ли говорит дамский угодник, однако его слова с легкостью продемонстрировали, как рушится карточный домик хитроумных предположений. Клим-то уже успел приписать Иде порочные стремления отбить Сильвестра, а Нонне — согрешить с "правой рукой" мужа! И тем не менее этот эпизод не хотелось стирать из оперативной памяти. Что-то здесь нечисто… Истину глаголет Рома: любопытство у детектива должно быть грамотным, а не всеядным. Пора завязывать с тонкостями доморощенных психологий!
Квасницкий продолжал смотреть на Бурова с едким пренебрежением. Уж кого-кого, а "доброго следователя" он явно не боялся, демонстрируя свое превосходство. Клима даже начали одолевать малодушные сомнения: а что, если Дольская права, и он избран в качестве козла отпущения? Это был бы неплохой ход — дать дурачку поиграть в сыщика, чтобы по ходу действия уличить его в предвзятости суждений. А если принять во внимание, что хозяин дома изначально вне подозрений, хотя по логике именно его-то и должно подозревать, то нетрудно предположить тайную пружину замысла…
Бред! Силя не способен предать "святое братство"! Но… Клим-то оказался способен на то, что как минимум удивило бы старинного приятеля.
— Но если кража диска и убийство Тимура никак не связаны между собой, тогда что… — Сильвестр уже даже не скрывал прорывавшегося изнутри отчаяния. — Допустим Тимур сам взял диск, тогда, получается, что его убили, чтобы отобрать этот самый диск?
Опять разговор застопорился на камне преткновения в виде злополучного "списка Мунасипова". И теперь Клим уже и не знал, как подойти к теме "вермишели с яйцами". Не спросишь же вот так в лоб, на радость Юсупову: "А что это, дескать, за лапша, которая у меня уже не только на ушах, но и в печенках и которой тебя пенял безвременно усопший?"
Стоп! Вот она, неуловимая гомерическая разгадка. Спасибо малохольному девичьему голосу, припевающему про бульвар Сен-Мишель! Сен-Мишель, вер-Мишель, ларчик открывался до смешного просто. МИШЕЛЬ! Мишель с яицами! Черт, привязалось же это любимое блюдо "а ля Макаревич" к сознанию. Мишель — это не певица, а певец. "Мишель с яицами", "чистота рядов"… Да, конечно! Впору хлопнуть себя по лбу и обвинить в законченной тупости. Вот о чем Мунасипов собирался рассказать Сильвестру! И не пресловутой пропажи диска боялся Роман, Романчик, любимчик женщин постбальзаковского возраста. И Дольская не отправилась с Квасницким, потому что клуб-то наверняка был специализированно-голубым. Но тогда получается, что спецсредство было заготовлено ею для другого «объекта»… Тогда…