По пути пришлось ответить на позывные с пояса астероидов, где работали свободные старатели. Необходимо было провести диагностику пациента с подозрением на аппендицит.
По технике безопасности я надела гермокостюм и вошла в шлюз одна, после чего челнок сразу же отсоединился.
Внутри я, все так же, не снимая гермокостюм, по радиочастотному передатчику сообщила старателям, чтобы меня проводили к больному.
В маленькой клетушке, вырубленной лазером прямо в скале, укрытый одеялом, лежал бледный мужчина. Я нагнулась к нему и получила сильный удар сзади по шлему чем-то тяжелым.
— Что за?.. — выругалась я, встряхнув головой.
Лишь благодаря шлему я избежала сотрясения. Не успела я опомниться, как получила новый удар по голове, так что передняя часть шлема из прозрачного полимера деформировалась и вдавилась внутрь, но, к счастью, не разбилась. Мне заломили руки за спину и связали.
— В чем дело? Что вы делаете?! — закричала я, вырываясь.
— Доктор, ничего личного, — сказал мне один из старателей. — Ведите себя хорошо, и ничего с вами не случится.
— Вы мне скажете, в чем дело?!
— М… кажется, ей проще сказать, а то так и будет вопить, — сказал второй мужчина, постарше и более грузный, чем тот, который меня связал.
— Доктор, мы берем вас в заложники. Как только на станции выполнят наши требования, мы вас отпустим. Ведите себя хорошо, и с вами ничего не случится, — сказал он.
"Ха! Это он сейчас так говорит". Ни разу на моей памяти взятие кого-либо в заложники не заканчивалось без жертв. В лучшем случае — жертв со стороны преступников.
Потом похитители отключили внешние сенсоры, и я оказалась в полнейшей тишине. Шлем глушил почти все звуки, превращая их в невнятный гул.
Я попыталась по губам понять, о чем приблизительно говорили старатели, но тщетно. Когда воздушный патрон начал заканчиваться, один и похитителей просто открутил предохранитель, и внутрь стал поступать воздух извне.
"Какое нарушение техники безопасности, доктор Рагнарссен". Как будто это меня сейчас должно волновать!
Не знаю, зачем им нужно на станцию и что они собираются требовать, но техника безопасности — последнее, что меня должно волновать.
Глава 10
Вместе с сенсорами отключилась и телеметрия гермокостюма. Полоса данных на уровне глаз исчезла, и я поняла, что осталась без связи. Климат-контроль тоже перестал работать, и стекло гермошлема запотело от моего дыхания.
Я коснулась пересохшими губами трубочки с подачей воды, но раздатчик тоже не работал.
Проклятье! Что же делать?
Я дышала. Это все, что мне оставалось делать, сидя в вынужденной позе на каменном полу.
Левый носок ноги — на правый, преодолевая сопротивление гермокостюма. Подвернуть ноги под себя и время от времени перемещать вес, чтобы кровь не застаивалась. Сидеть на пятках — это целое искусство, требующее постоянной тренировки. Отлично отвлекает от ненужных мыслей.
Время тянулось томительно и неспешно. Сначала я гадала, насколько далеко зашли переговоры, и когда же наконец ворвутся десантники со станции. Потом я поняла, что никто никуда не ворвется и не спасет меня. Это не развлекательное видео, в котором бесстрашные парни лихо спасают заложников.
Возможно, меня все же спасут. Выполнят требования похитителей, и освободят меня. А если нет? Что они потребуют за мою жизнь? Если это связано с безопасностью станции и Федерации, никто не пойдет навстречу похитителям и меня ничто не спасет.
Родственники получат страховку, которая никогда не возместит мою жизнь. Кто-то будет очень недоволен. Кто-то — наоборот, и даже получит повышение. Шумиху замнут, и Хельга Рагнарссен растворится во Вселенной, как будто ее и не существовало.
Я находилась слишком далеко от Фрейи, где все связаны родственными узами, и тут за меня не стали бы бороться. Не накручивая себя, а просто реально проанализировав шансы, как если бы играла в Го, и поняла, что надежда остается только на себя.
Мой белый кит был готов идти до конца. Он всегда было готов принять честный бой, а потом раствориться и снова стать частью Белизны. Но Хельга Рагнарссен отчаянно хотела жить.
Оставалось найти баланс между тем и другим. Только так я могла позволить своему альтер эго выйти на поверхность.
Сражаться и умереть ради этого? Нет. Бороться и выжить — вот чего я хотела.
Мой Кит появился впервые, когда мне исполнилось двенадцать лет.
У детей часто бывают невидимые спутники, которых нет у взрослых, которые утрачивают веру в неосязаемое. "Воображаемый друг", "альтер эго", "Джекил и Хайд", "темный попутчик". Все они изредка нас навещают, но мало кто из них решается остаться.
Мой отец был тогда на орбитальных учениях, а мать навещала заболевшего деда. Брат тоже отсутствовал, уехав на соревнования в соседний анклав, и я осталась совсем одна.
В интернате при школе особо не вникали в дела девочки-полукровки. Обычно в интернат на некоторое время помещались дети, за которыми не могли присмотреть родственники. За мной могли, но я сама не захотела, поскольку не любила чрезмерную опеку своих тетушек по отцовской линии.
Поначалу там было неплохо. Обычное общежитие при школе, соединенные трубой-переходом, чтобы ребятне не пришлось ходить по морозу. Никто не напрягал и не приставал с расспросами, а я сама не шла на сближение. К чему дружиться, если через пару недель я уеду отсюда навсегда?
Пара дней прошла спокойно. Я делила свою комнату с соседкой Сигрид, ходила в школу и читала книги. Здесь даже был свободный выход в инфо-сеть, и я дистанционно играла в Го.
А потом все изменилось. Кто-то из детей узнал, что я Рагнарссен. И не просто Рагнарссен, хотя наша семья занимала не последнее положение в Совете, а дочь "того самого" Рагнарссена.
Если бы я не была полукровкой, это восприняли бы спокойно. Но дети бывают жестоки. Иногда даже более жестоки, чем взрослые… Впрочем, взрослые просто лучше маскируются.
Началась глупая детская зависть и подколки. Сначала я старалась не обращать внимания и быть выше этого. Это было серьезной тактической ошибкой. Великодушие часто принимают за слабость, а попытку отмолчаться — за высокомерие.
— Полукровка задрала нос!
— Узкоглазая Рагнарссен!
— Не зря ее отправили в интернат. Что-то здесь не так…
Слышать подобное в столовой и на игровой площадке стало привычным, так же как и тычки на уроке физкультуры, дерганье за волосы, испорченные и затертые файлы со школьными заданиями.
Постепенно даже соседка по комнате перестала со мной здороваться, и я оказалась в полной изоляции.
Когда я попыталась поговорить об этом с куратором, то он не придал значения, решив, что это просто попытка ребенка привлечь внимание. А я получила клеймо "доносчицы".
Так я отсчитывала дни до приезда отца.
— Что это ты читаешь? Что за абракадабра? — кто-то вырвал у меня коммуникатор, и я подняла глаза на высокую нескладную девочку.
Рыжая, голубоглазая и покрытая веснушками так густо, что напоминала мальчишку, она с агрессией и вызовом смотрела на меня, ожидая ответа. Это была Марта Кристиансен, заводила тех девчонок, которым я не нравилась.
— Это по-нихонски. Отдай! — потянулась я за коммуникатором.
— Ах-ах… Полукровка предпочитает нихонскую грамоту, — рассмеялась девчонка, а остальные присутствующие в библиотеке подростки сделали вид, что не замечают происходящего.
Я оглянулась, но никого из взрослых, чтобы приструнить обидчицу, к несчастью, не было. Момент был выбран безупречно.
— Зачем ты так? — наконец поинтересовалась я у девочки.
— А ты подумай! — ухмыльнулась та. — Завтра у нас тест.
Дело приобретало плохой оборот. Кое-какие функции коммуникатора и почта, к счастью, были защищены паролем, но фото и большая часть учебной информации — нет. А завтра как раз предстояла важная проверочная работа, к которой следовало подготовиться. Мне нечего было терять, так что я сказала:
— Я сообщу куратору группы, что у меня забрали коммуникатор.
— Да кто тебе поверит! Ты же его просто потеряла, — засмеялась обидчица. — Ведь так?
Она огляделась, и некоторые подростки согласно кивнули, подтверждая ее слова, а остальные просто отвели глаза в сторону, не желая встревать. Неужели… Если дети подтвердят эти слова, то взрослые обвинят меня в оговоре одноклассников и уловках, чтобы избежать теста.
Я просто буду не готова к тесту, да еще и получу взыскание за порчу имущества школы с отметкой в личном деле.
— Хочешь получить обратно — приходи сегодня вечером на спортивную площадку, — небрежно бросила девочка и пошла на выход, сжимая в руке мой коммуникатор.
Вечером, скрепя сердце, я отправилась вызволять свой коммуникатор, хотя внутренний голос мне подсказывал, что это бесполезная затея.
Они просто хотели выманить меня из здания, чтобы поиздеваться? Я сомневалась, что будет стычка один на один. Думаю, она позовет своих подруг, как уже случалось в школе, когда брат защищался, не давая спуска обидчикам. Впрочем, там ребята быстро отстали, а у нас даже появились верные друзья.
Я была относительно спокойна, поскольку на спортивной площадке имелись камеры слежения, и в случае чего девчонка не посмеет меня тронуть. Вот о чем я не задумывалась: а посмею ли я тронуть ее?
— Я здесь, — вместо приветствия сказала я.
Явившись на условленное место, я увидела именно то, что ожидала. Марта пришла на место встречи не одна, а с еще двумя подругами.
Мой брат в таком случае говорил: "Будут бить". А потом добавлял: "И получат сдачи" и прижимал меня к себе, крепко-крепко. А потом раскидывал местных верзил, те из которых, что поумнее, после нескольких стычек становились его друзьями.
— Ну-ну… кто это сюда пришел? Попробуй, забери свою игрушку, — засмеялась девчонка, а ее подружки мерзко захихикали.