Что мне нравилось в доке, так это широта взглядов. Он не стал петь привычные песенки о детской травме и вытеснении, а сразу перешел к делу.
— Чего вы страшитесь — то и происходит, — сказал он. — Вы боитесь смерти, но она уже коснулась вас своим ледяным дыханием.
— Как поэтично.
Это он о моих снах. Я рассказала ему обо всем. Что я вижу, как у меня дела с Белым китом. Вкратце: никак.
— Зря вы так скептически настроены. Помните сказку про старого бонда?
— Которую?
— У него еще умирали один за другим скот и члены семьи.
— А, эту.
Конечно, помню! Смерть предупреждала, забирая у крестьянина одного за другим сначала овец, любимую собаку и членов семьи. А потом пришла за ним самим.
— А со мной как это связано, доктор?
— Смерть вашего деда — то, чего вы ожидали с самого детства. Это запустило цепочку ассоциаций. Дважды. Первый раз на корабле пришельцев, когда вы подумали, что он мертв. Второй раз — уже после реальной кончины. По интересному стечению обстоятельств он умер в тот день, когда вся планета была на грани уничтожения. Признайтесь, Хельга, вы думали о смерти?
— Тогда? Безусловно.
Мысленно я попрощалась с жизнью, хотя и не смирилась. Я была готова. На станции я тоже приготовилась к худшему, но сопротивлялась до конца. Напротив, дома на семейном ужине я уже знала, что от меня ничего не зависит, и остается только ждать. Придется выпить эту чашу до дна…
— Вы смирились?
— А что нам оставалось, доктор?
Перед лицом неизбежности все равны.
— Вот оно! Оставалось — нам всем. Вы были не одна. Если бы нам довелось погибнуть, то всем жителям планеты разом, одновременно. Вам, вашему деду, родителям, брату, родственники и вашему инопланетному послу. В один день, прямо как в сказке!
В его словах было что-то зловещее, отчего холодок пробежал у меня по позвоночнику.
— Но умирает только Нагато Сюдзи, — продолжил док. — Может быть, вы не хотите, чтобы это случилось с другими членами семьи, и решили начать с себя?
— Какая чушь!
Детская логика.
— Почему нет? Вдруг моя гипотеза верна?
Может быть, он и прав. Они будут горевать, если со мной что-то случится, но переживут это. А вот я не смогу жить, если они меня покинут, как дедушка Нагато. Я слишком эгоистична и веду себя по-детски.
С другой стороны, я сейчас стала старше. Раньше я недооценивала силу родительской любви. Можно избегать боли, уходить от нее, пусть даже таким извращенным способом, но тогда я неизбежно причиню семье боль.
Родители не смогут жить друг без друга. И еще — без нас с Эриком. Эти связи неразрывны, созданы раз и навсегда. Если что-то случится с женой и детьми, отец никогда не будет прежним. Уже не будет того самого Торгейра Рагнарссена, которого все знают. Если уйдет отец, мама угаснет, как свеча. Она будет жить из чувства долга ради детей, но и только. Случись что-нибудь со мной и братом, родители будут вечно сожалеть и терзаться.
В сказках говорится: "Они жили долго и счастливо и умерли в один день".
Тогда, в детстве, мне это казалось правильным, ведь жить без близких невозможно! Уйти вместе — вот ответ? Я сама к нему пришла, хотя в детстве я и понятия не имела о самоубийствах, практикующихся в анклаве Нихон. Это так и осталось неизжитым элементом культуры. Выводы я сделала и тут же их отвергла. Я была неглупым ребенком с хорошим чувством самосохранения.
Кстати, я не переживала так сильно смерть бабушки. Наверное, потому, что мы знали диагноз, так что успели подготовиться и попрощаться. Это тоже имело значение.
— Доктор, знаете что? — сказала я. — Вы не правы. Я люблю жизнь и очень хочу жить. У меня еще есть неоконченные дела.
У меня была цель, идея фикс. Мир. Я хотела мира, хотела любить, не испытывая угрызений совести.
— Вы этого хотите, только когда на грани, — проворчал он. — А в остальное время терзаетесь по пустякам и переводите эмоции на себя.
— Рефлексия?
— Она самая.
— И что теперь? — спросила я.
Доктор достал из встроенного холодильника и протянул мне протеиновый коктейль, вроде тех смесей, что пьют спортсмены. Бутылка была прохладной и приятно холодила щеку. Пить я не спешила.
— Просто подумайте об этом. Мир нестабилен по определению, Хельга. Наша планета уже сто раз могла взорваться, эррги могли начать войну, а не ехать заключать мир. Вы не можете, как маленькая девочка, спрятаться под одеяло от своих чудовищ и страхов.
— Разве?
— Кит — такое одеяло. Вы думаете иначе, входите в какой-то свой режим, если вам плохо или трудно, — продолжил психотерапевт. — А теперь его нет. Вы говорили, он выбросился на берег?
— Да.
И еще док вскрывал кита. Об этом я умолчала и не стала ему рассказывать, хотя и так все было ясно. Пора было повзрослеть. Смерть не решит ни моих проблем, ни чужих.
Доктор посоветовал не тянуть и поскорее ознакомиться с семейным архивом и файлами дедушки Нагато. Думаю, ему было интересно, хотя он умело скрывал свое любопытство.
— Вот рецепт, — сказал он, отправляя файлы вместе с результатами обследования на мой коммуникатор. — Заказ на аптечный склад я уже отправил, надо только получить. Принимайте ежедневно.
— Что это?
— Пептиды, которые прописывают при нарколепсии.
Значит, препарат, рекомендованный людям, страдающим приступами внезапного и неконтролируемого сна. Они могли заснуть прямо на улице или за рулем, что было чревато опасными последствиями.
— Но зачем? Не проще ли снотворное?
— Вряд ли это надолго поможет, к тому же много побочных эффектов.
— Но я не больна нарколепсией.
— Зато это средство позволит вам легко проснуться, — пояснил он. — Вы сможете это контролировать.
Исполненная сомнений, я решила послушаться, и не прогадала. Сны не прекратились, но перестали быть настолько яркими и вещественными, как раньше. Все к лучшему.
Семья меня потеряла.
На коммуникаторе было с полдюжины сообщений от родителей и брата. Тошио тоже написал.
"Тебе следовало спросить меня. Та гостиница небезопасна".
Кратко и по существу: в этом он весь. Значит, военные уже знают. Наверное, у Улафа будут неприятности из-за разглашения секретной информации. С другой стороны, незаконные методы слежки лишали доказательства законной силы. Ладно, поглядим, что будет. Улаф рискнул и дал мне то, что я просила. Это и его решение тоже. Ответственность поделим на двоих.
Основное я видела. Теперь осталось понять, как отец умудрился помириться с эрргами после всего, что случилось. Что там произошло между ним и Эши? Почему он был "старшим" для этого пришельца?
Посол звонил ежедневно, не по одному разу. Всегда в одно и то же время: как педантично! Просто вызов, но ничего в записи. Хотел поговорить лично? Понимаю. Я тоже предпочла бы личную встречу.
Когда мне было трудно, Хаоли помог мне забыться, а Эши Этти облегчил мою ношу. Странные они… Я очень хотела их увидеть. Радость на лице посла, ершистость и неуступчивость его родича, тихие посиделки за игрой в захват территории и сон, сон. Тогда, после похорон, я хорошо спала, без сновидений.
— Хаоли? Я скоро буду.
"Жди меня, мой змей".
Эши Этти уже третий день дрессирует хаску. Или Шейд его — как посмотреть! Сидят друг напротив друга на расстоянии около полутора метров, не вторгаясь в личное пространство, и буравят друг друга бледными глазами. Пес бурчит, пришелец принюхивается. Потом мужчина достает диск для "фрисби", который выпросил у меня, и показывает собаке.
Кажется, у лайки когнитивный диссонанс. Он поглядывает на меня и треплет лапой намордник. Что это значит? Снять путы, чтобы он поиграл? А вдруг он захочет подраться, как в питомнике? Впрочем, то были шутливые игры среди щенят.
— Хельга!
— Да, Эши.
— Он играет? Будет играть?
Как он, однако, успешно осваивает язык.
— Если захочет, — лениво бросила я.
Сегодня у меня меланхолическое настроение. Хочется вот так весь день валяться на шезлонге в оранжерее и созерцать. Внутри лето, а снаружи, на прозрачном куполе, местами лежит грязно-серый снежок. Фильтрующее стекло не дает просачиваться излишкам ультрафиолета, так что загар мне не грозит.
Я исправно принимала прописанные лекарства и наконец-то выспалась, чему весьма поспособствовал посол. Утомиться и вырубиться — все очень просто. Это была приятная усталость и истома. От жарких воспоминаний волна тепла пробежала по коже, заставляя покраснеть. Сладкую дрожь не спрятать. Это тут, внутри, всегда со мною, в сердце и крови.
"Хаоли, Хаоли, Хаоли…"
Накануне мы впервые поссорились.
— Я увезу мой "трофей" на эррг-ласси, — мечтательно сказал он, имея в виду меня. — И покажу всем. Хочу, чтобы вы увидели нашу планету.
— Хм… А меня вы не забыли спросить?
— Не хотите? — нахмурился он.
— Я думаю.
У меня было почти полтора года на раздумья. Но потом, как ни крути, придется решать. Если я останусь, от меня не отстанет Санитарная инспекция и военные. Если уеду — то навсегда, расставшись с родными. В любом случае надо будет делать выбор. Интересно, есть ли третий путь?
— Ваше приоритетное право, — сказал раздосадованный моей несговорчивостью посол.
Пожалуй, он начал понимать, что я неидеальна, но было уже поздно. У нас все зашло слишком далеко. Я — живой человек, сформировавшаяся личность со своим собственным мнением, которое надо учитывать. Нельзя играть со мной, как с куклой.
Эта размолвка, как ни странно, меня успокоила. Когда в отношениях все безоблачно, это невольно настораживает. Или человек — не тот, за кого себя выдает, или вот-вот случится что-то плохое. Нельзя иметь столько счастья сразу!
Боги слишком ревнивы к смертным и их земному счастью.
Посол опять укатил в министерство иностранных дел. У него вечно дела с Тошио и Вильей. Они утрясали какой-то новый, революционный проект по межпланетному сотрудничеству. Министр затеял торговый обмен, зная, что эррги могут синтезировать определенные вещества.