По дороге к Пиппе мы нашли следы леопарда, шакала и гиены, а потом увидели двух жирафов. Они переплетали шеи в любовной игре, и сетчатые пятна на их шерсти складывались в изысканный узор, когда они кружились, поворачивались и плыли, покачиваясь, как на волнах. Какие это великолепные существа! Я вспомнила тех, кто вынужден — хоть и неохотно — жить в городах, и поняла, какое это счастье — быть всегда рядом с дикими животными, дружить с Пиппой, даже если в этой жизни тебя подчас и настигают приступы одиночества.
Поискав часа четыре, мы увидели Пиппу высоко на дереве в слоновьем лесу. Все семейство порядком отощало и жадно набросилось на еду. На этот раз мне удалось подкормить их; но следующие три дня нам пришлось напрасно бродить по колено в траве, с тяжелыми комьями земли на ботинках. Однажды мы наткнулись на стадо буйволов голов в четыреста; они так размесили почву, что идти стало еще труднее. В другой раз мы видели жирафа-няньку, опекавшего четверку молодых разного возраста. Только эти рослые животные и могли жить в такой высокой траве, которая, казалось, вырастала прямо на глазах.
Я волновалась, как там Пиппа с детьми, как ей живется в этих разросшихся джунглях, где каждую ночь хлещет дождь? Но когда мы наконец отыскали их, они неожиданно оказались в хорошем виде и прекрасном настроении; однако от целой козы в один момент остались только рожки да ножки. Молодые были так заняты едой, что не сразу заметили, что я обираю с них клещей, но стоило им обратить внимание на эту мою деятельность, как они разбежались. И чтобы показать, что не полагается приставать к другим во время еды, маленький Дьюме налетел на меня сзади и цапнул за спину.
На следующее утро я получила новый повод гордиться Пиппой: она не только сумела позаботиться о детях во время дождей — я увидела, как семейство доедало добытого ею молодого водяного козла; уже были съедены ребра, все четыре ноги и желудок. Такой выбор меня несколько удивил, но я подумала, что козленок, видимо, еще сосал молоко, и гепардам пришелся по вкусу желудок, наполненный молоком. Пиппа не получила ни царапинки, хотя следы показывали, что ей пришлось выдержать сражение с матерью козленка.
В последующие дни Пиппа поджидала нас, взобравшись на высокое дерево, — мы замечали ее издалека, и это избавляло нас от длительных поисков. Молодым исполнилось двенадцать недель, и цвет глаз у них окончательно прояснился — они оказались трех разных оттенков, от темно-карего до светло-янтарного. Малыши открыли замечательное место для игр — целый город из термитников; между этими коническими башенками было так здорово гоняться друг за другом! Они играли в прятки, устраивали засады, подглядывали в щелки, взбирались на верхушки, чтобы обрушиться оттуда на спину жертвы, а затем скачками неслись обратно к Пиппе — и она тоже начинала кружиться и прыгать, как котенок. Около термитников было несколько небольших деревьев, и однажды Уайти застряла в развилке сучьев. Она забилась, пытаясь освободиться, и только вклинилась еще плотнее. Я испугалась, что она поранится, и вытащила ее из ловушки. Как она рассвирепела! К ней посмели прикоснуться! Истошно вопя, кусаясь и царапаясь, она вывернулась из моих рук и кинулась прочь; но зато по крайней мере осталась цела и невредима. Семье было так хорошо на этом месте, что она пробыла там целых три дня, до блеска отполировав за это время красноватую землю между термитниками.
Трава тем временем выросла по пояс и превратилась в настоящую ловушку для гепардов. Только травоядным — слонам, жирафам, жирафовым газелям — еще удавалось справиться с этой буйной растительностью, и то они старались не попадать в расползающиеся болота. Нам совсем не встречались мелкие животные, которые могли бы быть добычей для Пиппы, хотя мы целыми днями бродили не только в слоновьем лесу, но и дальше, на равнинах. Там, где пронесся пожар, взошла свежая трава, и эти места теперь напоминали райский сад. Повсюду виднелись стада самых разнообразных антилоп, пасущихся среди голубых пентанезий, белого гелиотропа и алых лилий глориоза. Но куда пропала Пиппа? Дождь все лил, лил не переставая, и до нас доходили слухи о снесенных мостах и человеческих жертвах. Сами мы тоже по временам увязали, но потом снова месили грязь по пять-шесть часов в день, не встречая ни одного следа наших подопечных. Останутся ли гепарды в живых? Пока Пиппа жива и здорова, она как-нибудь ухитрится прокормить малышей; я сама недавно видела, как она ловила франколина: прыгнула за взлетевшей птицей и сшибла ее. Но если она попадет в беду? Малышам тогда ни за что не выжить.
Однажды мы ползли по раскисшей дороге в машине, где лежало немного мяса на тот случай, если найдем гепардов; мясо уже сильно попахивало, но все же, как видно, привлекло льва, и он вышел на дорогу. Остановившись, мы смотрели некоторое время, как он принюхивается, но потом он стал подходить, и мы во избежание неприятностей поехали дальше. Позже, уже на обратном пути, мы увидели, что все деревья возле того места, где нам попался лев, чуть не ломятся под тяжестью грифов. У меня дрогнуло сердце: а вдруг на этот раз добычей оказался гепард? Но лев терзал мертвого жирафа, и я успокоилась.
Жизнь в лагере сделалась невыносимой: во время дождей страшно расплодились змеи и скорпионы, мало этого — дожди пошли на пользу сахарным муравьям, яйца которых попадались нам во всех ящиках и даже в книгах между страниц, а деревянные шесты в палатках были покрыты глиняной коркой, под которой скрывались все пожирающие термиты. После наступления темноты стало совершенно невозможно читать, потому что лампа привлекала целые рои насекомых. Крыша из пальмовых листьев пропускала воду, и почти всю ночь приходилось жонглировать тазами, чтобы ловить прорвавшиеся струи воды.
За неделю мы успели обыскать все места, где могла бы скрываться Пиппа, кроме равнины Гамбо на той стороне реки. В прошлый период дождей Пиппа туда не заходила: должно быть, боялась, что вздувшаяся река отрежет ее от нас. Теперь равнина так и кишела животными, и у меня осталась последняя надежда — она там. После долгих поисков мы нашли вчерашний след гепарда примерно в двух милях вверх по реке, а потом отыскали еще два следа всего в полумиле от лагеря. Если это были следы нашего семейства, почему же Пиппа не пришла в лагерь? Мы бродили кругом до темноты и все время звали ее. Когда же вернулись в лагерь, я вдруг почувствовала, что к моим коленям прижалась Пиппа. Она показалась мне очень маленькой и очень жалкой. К счастью, у нас было свежее мясо зебры, и я дала ей большой кусок. Она тут же оттащила его ярдов на четыреста, бросила на землю и стала тревожно звать: «И-хн, и-хн, и-хн». Я послала Гаиту принести еще мяса. Как только он скрылся, малыши вышли из кустов и набросились на пищу, опасливо косясь на меня. Все они были в хорошем состоянии и сильно подросли, хотя лапы казались непропорционально длинными. Они очень проголодались и дрались из-за мяса, но было ясно, что Пиппа за эти восемь дней по крайней мере дважды должна была принести добычу, чтобы держать семейство в такой форме. Один из малышей так дрожал от жадности и заглатывал мясо с такой скоростью, что оно тут же выскакивало обратно. Мне пришлось поманить его отдельным куском в сторону, и там он успокоился и даже позволил мне держать мясо, пока он самозабвенно отрывал кусочки. Мне показалось, что это был маленький Дьюме, которого всегда оттирали при дележе пищи, но в темноте было трудно разглядеть его как следует. Расправившись с двадцатью фунтами мяса зебры, все семейство исчезло. Я отпраздновала этот случай, наградив африканцев сахаром и почо (кукурузной мукой); хотелось отблагодарить их за старание помочь Пиппе и малышам в эту тяжелую неделю.
Семейство на несколько дней обосновалось примерно в миле от лагеря вверх по течению. Хотя я приносила ежедневно очень много мяса, Пиппа была так ненасытна, что порой вырывала его изо рта у детенышей. Наконец мне стало невмоготу переносить этот эгоизм, я возмутилась и ударила ее. Впервые в жизни я наказала ее таким образом, и ее это удивило, а меня расстроило. Она никогда раньше не мурлыкала, если поблизости были дети, — чтобы они не ревновали, — и я очень растрогалась, когда она подошла ко мне и с мурлыканьем потерлась о мои ноги, словно говоря: «Давай помиримся». Но урок она усвоила прекрасно — в течение следующих двух дней она сидела в сторонке, пока молодые наедались досыта.
Им исполнилось четырнадцать недель, и я не сомневалась, что они уже бросили сосать. Я думала, что у Пиппы такой непомерный аппетит из-за глистов, поэтому в следующий раз захватила с собой таблетки цестарзола и скормила их Пиппе, пока молодые расправлялись с козьей тушей. В течение пятнадцати минут из нее вышло невероятное количество глистов (она предусмотрительно отошла подальше от обедающих малышей). После этого она часа два приходила в себя. Дьюме прижался к ней и лизал ее, пока его сестры были поглощены едой. Мясо привлекло полчища муравьев, и они яростно набросились на тушу, не трогая гепардов, которые в свою очередь не замечали их и продолжали пировать. Когда Пиппе полегчало, она тоже поела, а потом «схоронила» остатки, забросав их землей. Любопытно, что закапывала она только тушу (даже если ее приносили мы) и никогда не поступала так с кусками.
Я постоянно рассматривала экскременты малышей и до сих пор не находила в них глистов, но меня беспокоило, что маленький Дьюме за последнее время сильно сдал и был весь покрыт клещами — а они всегда массами нападают на больных животных. Никаких симптомов болезни мне обнаружить не удалось, и я обычно припасала несколько лакомых кусочков, которые скармливала ему из рук. Он очень быстро сообразил, что так получать еду гораздо удобнее, чем в сражениях с собственными сестрами, и с тех пор мне часто приходилось держать ему мясо. Вообще он был достаточно активен и, несмотря на малый рост, по-прежнему верховодил у молодых.
Новое жилье Пиппа выбрала на плоской вершине большого термитника: вся семья свободно размещалась там и могла оттуда осматривать окрестности. Над ним нависало небольшое дерево — бесконечный источник развлечений для малышей. Иногда я вешала на сук обрывок козьей шкуры, и они наперебой старались сорвать его; выигрывала обычно Уайти. Она гордо расхаживала с добычей, дразня других, пока они не бросались ее догонять; Пиппа созерцала все это свысока, важно развалившись на вершине термитника. Но этот отдых продолжался недолго: молодые начинали подбираться к н