(Владимиру Николаевичу.) Отойдем в сторону.
Выходят на авансцену.
Если кого-то из нас, то тебя.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Почему меня?
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Потому, что всегда приносят в жертву лучшего. Ты – гений!
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Я – графоман.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Ты – редкий талант, такие рождаются раз в сто лет.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Я – бездарность, Игорь, полная бездарность.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Нет, искренне говорю, нет. Это в тебе играет скромность, еще одно твое большое достоинство. Ты – лучший из всех.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Нет, я знаю себе цену. Мы друг перед другом распускаем хвосты. Я графоман, законченный графоман. И я алкоголик.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Нет!
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Да.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Ты просто не знаешь себя, абсолютно не знаешь, ты даже не догадываешься, какие в тебе скрыты богатства.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. И жена говорит то же самое.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Вот видишь!
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Что бездарность и алкоголик.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Я вообще не помню тебя пьяным.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Естественно. Ты всегда напиваешься раньше меня. Я для тебя вечно трезвый. Нет, если уж кого и приносить в жертву…
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Это исключено.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Почему?
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Я не хочу… (Кивает на Петра Ивановича.) Давай его. Его тоже сюда позвали, его первого позвали, он первый сюда пришел.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Он лучше нас.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Лучше! Намного. Даже смешно сравнивать. Это такой замечательный человек! (Берет в руку колотушку, прячет за спину.) Он лучше всех на белом свете.Оба подходят к Петру Ивановичу.
Ну что?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Что?
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Ничего… Как жизнь? Чем сейчас занимаешься?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Разговариваю с двумя балбесами.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Понятно… Ну и что?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Что?
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Что пишет народ?
ПЕТР ИВАНОВИЧ (читает записку) . «Если на что-то решился, делай немедля».
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Серьезно? (Подходит к Петру Ивановичу со спины, хочет размахнуться колотушкой.)
ПЕТР ИВАНОВИЧ (поворачивается к нему). Вот. (Протягивает записку.)
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ (читает) . «Если на что-то решился, делай немедля». Интересно, что они вчера здесь обсуждали.
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Сядь посиди, на тебе лица нет.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Ничего, ничего… Ну и что?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Что?
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Как жизнь?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Что ты заладил – «жизнь, жизнь»?
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Что еще пишут?Петр Иванович поворачивается к столу с записками, Игорь Алексеевич замахивается колотушкой.
ПЕТР ИВАНОВИЧ (поворачивается) . Может, тебе еще одну таблетку выпить?
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Нет, спасибо, я сыт.
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Бледный как смерть.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Ты видел смерть близко?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Не пришлось.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Ничего, еще не вечер.Владимир Николаевич забирает у Игоря Алексеевича колотушку, отходит в сторону.
ПЕТР ИВАНОВИЧ. С двух сторон зашли. Хотите в глаз плюнуть? Не получится.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Петь, вот скажи, откуда у тебя, нормального русского интеллигента, такие черные мысли? Ну откуда? Это уже надо совсем потерять веру в людей.
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Людям верю, а вам не очень.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. За кого же ты нас принимаешь?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. За нечистую силу. От вас всего можно ожидать.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ (мнется на месте) . А вообще что?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Что?
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Как жизнь?.. Можно одну записку я сам прочитаю?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Да хоть все.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ (выбирает записку, читает) . «Другой такой случай может не представиться».Владимир Николаевич за спиной Петра Ивановича поднимает колотушку.
ПЕТР ИВАНОВИЧ (берет записку у Игоря Алексеевича) . Где же? Здесь что написано?
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Предчувствий никаких нет?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Нет.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Зря.Владимир Николаевич бьет Петра Ивановича колотушкой по голове.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ (Петру Ивановичу с участием). Что?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Что-то мне… плохо.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. А что такое?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Поплыло все перед глазами.Владимир Николаевич покаянно плачет, крестится.
И кто-то плачет.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Коммунист?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Нет, кто-то из реформаторов. Слабость в ногах… в руках.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Господи, да что же такое с тобой?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Но нет, вроде получше.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ (Владимиру Николаевичу) . Ему получше.Владимир Николаевич размахивается, бьет Петра Ивановича колотушкой по голове.
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Нет, показалось, что лучше.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ (подходит, берет его за запястье) . Пульс прерывистый.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Дыхание?
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Слабое.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Зрачки?
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Бегают.
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Прощайте.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Перестань! Возьми себя в руки.
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Нет, прощайте.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Как тебе не стыдно?!
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Живите дружно. Делитесь с ближними и дальними, не всё себе. Уступайте места инвалидам и беременным. Поддерживайте отечественного производителя.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Похоронить где?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. У Кремлевской стены.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Там не хоронят.
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Сейчас за деньги хоть в Мавзолее… Нет! Нигде не надо хоронить.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Почему?
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Мне лучше.Владимир Николаевич размахивается колотушкой, бьет Петра Ивановича по затылку. Петр Иванович обмякает. Игорь Алексеевич и Владимир Николаевич успевают подхватить его, оттаскивают за кулисы, возвращаются.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ (в зал) . Дорогие друзья, от нас ушел замечательный человек, талантливый писатель с самобытной, неповторимой речью. Мы последнее время ругаем наших юмористов и сатириков, а много ли их? Тысячи людей могут заставить нас плакать, и только единицы – смеяться. Редкостный по своей красоте талант покойного бесил отечественных дантесов. И вот русская земля в очередной раз осиротела.
Владимир Николаевич плачет. Он умер, но дело его живет и будет жить в радостном смехе тысяч людей. К нему не зарастет народная тропа. От нас ушел не только выдающийся писатель, но и замечательный отец троих малолетних детей, заботливый сын, последняя опора престарелых родителей. А кто приласкает теперь прекрасную безутешную вдову?
Владимир Николаевич горько плачет.
Пусть тот, чей плоский ум и заскорузлая душа замыслили это зло, не знает ни счастья, ни покоя.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Перестань. (Дергает Игоря Алексеевича за рукав.)
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ (в запале) . Пусть никогда не увидит он в ответ человеческой улыбки, пусть знает, что месть настигнет его! Будь он проклят, мерзавец!
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ (массирует сердце) . Страшно мне.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Пусть задохнется он от смрада собственного дыхания!
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Душно мне.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Пусть застынет кровь в его гнилых сосудах!
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Холодно мне. Как я мог сделать это?.. Сейчас так ясно, что нет никаких темных сил. Есть люди, разные: умные, глупые, веселые, грустные, а между ними – любовь, алчность, зависть, ненависть, симпатия, страх. Но никто не имеет права отбирать жизнь у другого… Господи, как у меня поднялась рука?.. Неужели, Господи, чтобы понять, что нет никакой нечистой силы, нужно лишить другого жизни?.. Теперь его призрак будет преследовать меня днем и ночью.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Значит, призраки есть.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ (кладет руку ему на плечо) . Мой бедный друг, ты не понимаешь. Это образ, образ измученной совести. Призраков не существует.Из-за кулис, пошатываясь, появляется Петр Иванович, старается понять, где он, оглядывается. Игорь Алексеевич и Владимир Николаевич не замечают его.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. По телевизору призраков показывают каждый день.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Дурят народ. Человек идет на работу, там не выдают зарплату, он с остатками денег – в магазин, там резко поднялись цены, уже ничего не купишь, он спешит домой к жене, но ее уже нет.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Убили.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Почему убили?.. Почему у нас все новости начинаются с «убили»?.. Она ушла к матери… к своей матери, к его теще. И вот человек ложится в холодную постель, открывает посреди ночи глаза… и видит…
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Тещу!
ВЛАДИМИР АЛЕКСЕЕВИЧ. Призрак. Нервы у него воспалены, отсюда галлюцинации, предчувствия. В конце концов человек внушает себе то, чего нет на самом деле. Вот мне сейчас мнится, что он стоит за нашими спинами.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Кто?
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Призрак Петра Ивановича. Не оборачивайся!
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Почему? Окаменею?
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Не знаю, лучше не смотреть. (Снимает руку с плеча Игоря Алексеевича, делает несколько шагов вперед.)Петр Иванович подходит сзади к Игорю Алексеевичу, кладет руку ему на плечо.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Значит, призраки есть.
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Нет, всё в нас: и святое, и грешное. А в чистом виде нечистая сила существует только в сказках. (Делает еще несколько шагов вперед.)
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ (наблюдает за ним, косится на руку, лежащую на плече). У тебя сколько рук?
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Две.ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Точно?
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Да.
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Тогда эта чья?
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ (оборачивается, крестится) . Свят, свят, свят!
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Призрак?
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ (крестится) . Свят, свят, свят!
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ (крестится; руке на плече) . Кто ты?.. Кто там?
ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Свят, свят, свят. (Крестит Петра Ивановича.)