Она пожала плечами, пытаясь унять мелкую дрожь. Вокруг застучали капли дождя.
— Ну, это всего лишь сон, — произнес, наконец, Джек.
— Я знаю, — согласилась Марсия, — я называю его «мой дождевой сон».
Небо рассекла молния.
— Я думаю, лучше вообще не видеть никаких снов, — рассмеялся Джек. — Ладно, пошли, а то совсем промокнем.
Он пропустил ее вперед в коттедж и зашел следом. Над озером гулял ветер, сгибавший верхушки деревьев в лесу. Когда они вошли внутрь, Джек выключил свет. Они были вдвоем в темноте. Марсия прижалась к возлюбленному и стала медленно расстегивать его рубашку.
Джек закрыл глаза и сглотнул слюну. Ему подумалось, что они шли к этому долгое-долгое время. Так долго, что ему уже казалось, что это никогда не произойдет. Он не мог признаться даже себе самому, как же ему хотелось иметь Марсию.
Он вспомнил спор, случившийся однажды у них с Недом. Джек тогда сказал, мол, далеко еще не значит, что то, что тебе хочется должно обязательно тебе принадлежать. А сейчас он был с Марсией в пустом коттедже вблизи бурлящего под напором ветра озера, посреди царства грома и молний. И Марсия к тому же боится грозы. Он помнится, как-то слышал о женщинах, которых возбуждают именно громовые раскаты. И страх. Так, может быть, он только пользуется создавшейся ситуацией?
«Нет, — сказал он себе. — Она именно сейчас готова. Она, наконец, сделала свой выбор». Он давно хотел ее, никогда на нее не давил, он предоставлял ей право принимать решение, выбирать место и время.
Руки его скользнули к ее грудям. Их сосочки были напряжены. Марсия прервала поцелуй и попыталась нащупать в темноте кровать. Джек сел позади нее, дотянулся до ночного столика и зажег небольшой ночник. Девушка расстегнула свои джинсы и скинула их на пол. На ней остались только маленькие, почти ничего не скрывавшие, белые бикини.
Он боялся произвести лишний звук. Боялся испортить эту прекрасную атмосферу. Боялся отпугнуть ее… И если бы это вдруг произошло, то он бы просто умер, казалось ему.
Элис раздвинула оконные занавески в главном здании и вгляделась в темноту за окном: штормовой ветер превратил обычно гладкую поверхность озера в бушующую стихию. Дождь лил как из ведра: казалось, что это огромные градины стучат по крыше.
Джек с Марсией должно быть промокли до нитки, — произнесла она.
Билл усмехнулся.
— Не должны. Если, конечно, они находятся там, где я предполагаю.
Он взял какие-то аккорды на гитаре.
Чуть раньше они разожгли здесь огонь, так что внутри было тепло и очень уютно — желанное место для отдыха после напряженного дня. Элис подкинула в камин еще одно полено, затем нырнула в кресло и, довольно вздохнув, произнесла:
— М-м-м, это прекрасно…
— Мгм, — подтвердила Бренда, не отрывая глаз от полыхавшего в камине пламени. — О, я кажется, знаю, чем мы можем сейчас заняться, — оживилась она. — Думаю, нам следовало бы сыграть в «Монополию».
— Ненавижу эту игру, — застонала Элис.
— Ну уж, только не ту, в которую я предлагаю, — с улыбкой возразила Бренда, доставая коробку с игрой из шкафа.
— Так чем же она отличается? — поинтересовался Билл, откладывая в сторону гитару.
Бренда уже извлекала игру из упаковки и раскладывала ее на столе.
— Мы будем играть в «Стрип-Монополию», — ответила она, вытряхивая из пакета фишки. — Чур, я буду ботинком.
— О, кажется, ты вновь впадаешь в детство, — заметила Элис.
— Ах-ах, — вместо ответа выдавила из себя Бренда, пожимая плечами.
Билл о чем-то задумался.
— А что, если появится Стив? — наконец, спросил он.
— Ну что ж, придется дать ему фору, — без раздумий ответила Бренда. — Он не будет снимать ботинок. Ну, а все остальное… В общем, правила простые: вместо того, чтобы расплачиваться этими игральными деньгами, отдавать будем одеждой. Билл я думаю, будет банкиром. — Она застенчиво посмотрела в его сторону и добавила:
— До тех пор, конечно, пока не вылетит из игры… пока не станет голым, как новорожденный цыпленок.
Элис рассмеялась от мысли, что это должно быть очень весело.
Билл тоже усмехнулся и стал помогать Бренде раскладывать игру на столе.
— Хорошо, сыграем… И да поможет вам Бог не попасть на какой-нибудь из моих отелей! — сортируя игровые деньги, произнес он. — Эй, а куда девались мои пять сотен?!
— Вот они, — ответила Бренда, кидая ему деньги. Она посмотрела на стол и вскипела:
— Слушайте-ка, а куда пропал мой башмак?!..
В кровати, медленно двигаясь, изучая тела друг друга, вздыхая и пристанывая от удовольствия, лежали нагие Джек и Марсия. Оба они предавались этому прекрасному чувству, нисколько не задумываясь о последствиях.
Дождь барабанил по крыше, ветер шумел за окном, грохотал гром, сверкали молнии… Мягкий, мерцающий свет, источаемый стоящим на ночном столике светильником, выхватывал из темноты только их тела в углу комнатки. Остальная ее часть была поглощена тьмою, проглотившей Неда, лежавшего с перерезанным горлом и широко открытыми, ничего не видящими глазами, на верхней койке. Кровь обагряла матрас, на котором покоилось его бездыханное тело.
И там, в этой темной комнате, было что-то еще: потерявшая разум кипящая ненависть, ярость, жаждущая мщения, терпеливо дожидавшаяся своего часа, когда можно будет выйти и забрать то, что ей причиталось. И этот час должен пробить с минуты на минуту… Скоро, очень скоро…
Элис поставила на стол открытую бутылку пива, села и, раскурив сигарету с наркотиком, глубоко затянулась.
— Ни разу не пройду «Go» без затяжки, — хихикнула она.
Бренда рассмеялась и сообщила:
— Мы уже бросили. Ты ведь бросаешь последней, не так ли? Да, кстати, «Community Chest» не может возвратить одежду.
Она бросила кости.
— Дубль шестерок! Я бросаю еще раз!
Билл глотнул пива и посмотрел на Элис.
Мне думается, нам следовало бы чуточку поторапливаться.
— Считаю, ты прав, — ответила Элис и, удобнее устроившись в кресле, сделала еще одну затяжку перед тем, как передать наркотик Биллу.
«Стив вряд ли одобрит такое времяпрепровождение, — подумала она. — Если он войдет прямо сейчас, то сразу же все это прекратит, а затем еще прочтет небольшую, но внушительную лекцию об ответственности. — Она вздохнула. — Он думает, что все это из-за возрастной глупости. Но ему не повредило бы иногда быть таким вот молодым и глупым. И даже немного безответственным. Непонятно, когда он ушел от всего этого. Наверное, это произошло в тот момент, когда я загорала под калифорнийским солнцем».
Когда они познакомились, он был совершенно другим: предупредительным, внимательным, отзывчивым… Или она замечала в нем лишь то, чего ей хотелось в нем видеть? Не так, чтобы он не был добрым или взял ее с собой, решив преподнести ей такой подарок: скорее всего, он просто слишком погружен в свои планы. Он не готов узреть то, что происходит вокруг него.
Возможно, это ее ошибка. Наверное, она видела в свое время, что на него это находит, и не остановила. Быть может, что-то в ней было такое, что подталкивало ее повторять свои ошибки еще и еще.
Она была очень уязвима, когда повстречалась с ним: пыталась уйти от своих размышлений. Она сказала тогда Джону, что ей необходимо время, чтобы немного подумать и чтобы заняться самой собой, но вот появился Стив, показавшийся ей таким расслабленным и беззаботным…
А сейчас повторяется то же самое. С одной стороны, можно иметь планы и желания, но с другой стороны, необходимо, чтобы эти желания, цели и планы не загородили собой всю остальную жизнь. Ее папаша был именно таким, как Стив, и она видела, что тогда происходило с мамой.
Отец ее был товарным маклером. Начинал он с нуля, но у него была цель: создать нормальные условия для жизни семьи. Он вкалывал как собака, проводил долгие часы в офисе, работал так же и на дому, постоянно консультировался с кем-то по телефону, уткнувшись носом в «Уолл-Стрит Джорнал». В общем, был полностью погружен в свои собственные мечты. Это нормально — планировать будущее, нонельзяжить только будущим. Надо уделять немного времени и настоящему.
Потом отец стал проводить в своем офисе больше времени, нежели дома. Завтрак в кругу семьи превратился в выпиваемый быстрыми глотками кофе, во время которого он изучал котировку бумаг на рынке. В тех редких случаях, когда он успевал домой к обеду, разговоры с домашними представляли из себя полное согласие с его стороны: он по любому поводу кивал головой, в то время как мысли его находились далеко от домашних дел — все его раздумья касались только работы. Он уже не говорил о других вещах, и Элис замечала, что ее мать все более отчуждалась, уходила от ограниченного мирка своего мужа.
У отца совсем не оставалось времени на отдых. Не было времени пообедать, пойти в кино или поиграть с ней и другими детьми в выходной, посидеть около костра с бокалом вина или почитать хорошую книгу. Мать Элис часто говорила ему, что не стоит так выкладываться ради работы, он же отвечал, что работает во благо семьи, чтобыимлучше жилось. Эта мечта о лучшей жизни заслонила собой саму мысль, что любая жизнь хороша, нужно только время, чтобы познать ее и возлюбить. Этого как раз ему и не хватало. Жизнь уходила, а время повернуть назад нельзя…
И так же, как пружина в часах может лопнуть от слишком сильного завода, ее отец, в конце концов, «перегорел». Он умер от инфаркта. Его нашли лежащим в его офисе рядом с рабочим столом, в руке он держал телефонную трубку. В общем, как часто пишут: «он сгорел на работе, его сердце не выдержало».
И Элис не хотела, чтобы это повторилось с ней самой. Она не желала иметь дела с той частью мужчин, которые настолько погружены в свои заботы и мечты, что ничто не в состоянии вывести их из этого состояния. Нет надобности работать для того, чтобы установить отношения, считала она. Надо устанавливать их. Это означает — надо общаться. Это значит — надо принимать участие в установлении отношений, а не подготавливать почву и выжидать, пока кто-то на это клюнет. Ведь время нельзя повернуть вспять…